— На Петровке все чисто. Она твердо стоит на своем: к валюте никакого отношения не имела, никогда этим не занималась. Случайно узнала, что Эдуард занимается валютными операциями. Как честный советский человек решила сообщить об этом в компетентные органы… Все.
— Нелогично — она рубит сук, на котором сидит. Бутман ее содержит. Здесь что-то не так… Ну ничего, выясним. Сейчас нужно срочно по горячим следам заняться этой строительной бригадой. Что и сколько они там нашли. Свяжитесь с Минфином. Что они нам скажут об этих долларах. Может это, действительно, макулатура, а может…
Гали прекрасно понимала, что самое слабое место в ее добровольном приходе в Приемную КГБ — это, собственно, мотивация поступка. На двух прошедших встречах с Виктором Федоровичем тот постоянно в той или иной форме возвращался к этому вопросу: в версию искреннего чувства гражданского долга отказывался верить. Однако Гали также понимала и силу своей позиции. А что плохого она сделала? Чего ей бояться? В чем ее можно обвинить и уличить? Нет, пока все шло нормально. Гали убедила «дядю Витю», как она про себя окрестила комитетчика, в том, что сдала Эдуарда из женской мстительности и уязвленной гордыни. Как бы нехотя она рассказала Виктору о последнем разговоре с Эдуардом, когда он категорически отказался официально оформить их отношения, на что она так рассчитывала.
— Эдик сказал, что он счастлив жить со мной, содержать меня, но брак не входит в его планы. А мне надоело менять мужчин и квартиры. Я очень хорошо относилась к Эдуарду: он много для меня сделал, многое открыл. Помог найти себя. Я думала, что мы поженимся, и мне больше не придется врать матери о том, как я живу. Все рухнуло в одночасье. А тут эти таинственные звонки, внезапные отъезды на целый день, история с портфелем, набитым валютой. Может быть, это и нехорошо, что я пришла к вам, но то, как он повел себя со мною, еще хуже… Ему наплевать на мою жизнь! Пусть он теперь за всё, за всё заплатит…
— Вы поступили совершенно правильно. Ну, а как вы собираетесь жить дальше? На какие деньги? Устраиваться на работу вы, Гали, кажется, не собираетесь.
— Почему, если работа будет по мне — интересная, захватывающая… Я готова работать. К тому ж у меня есть сейчас человек, который меня любит. Он холост. Хотя серьезного разговора у нас еще не было, но он хочет, чтобы я жила у него на квартире. А там, что будет — то будет. Бог дал день, бог даст пищу…
— Ну вот, это больше походит на правду. Значит, дамочка у нас униженная и оскорбленная, — Крупкин отодвинул запись беседы и посмотрел на Виктора. — Хочет устраиваться на работу. Похвально. А ведь с другой стороны — острая деваха. Я почитал сообщения источников. Смотри, как использует мужиков. Ей всего двадцать лет, а какой расчет! Бьет без промаха. Неординарная личность. Знает языки. Авантюристка. Поработать с ней — отличный агент получится. Давай назначай встречу в гостинице «Центральная». Хватит ей шастать в приемную. Надо привлечь ее к разработке Бутмана. Посмотрим ее в деле. Пусть повременит с уходом от него. Подождет наш французик.
Планы Гали совпадали с планом Лубянки — она совершенно не собиралась уходить от Эдуарда на этой стадии задуманной ею операции. Наоборот, пользуясь отъездом Мишеля, она проводила с Бутманом почти все его свободное время, демонстрируя благодарную заботу о нем и восхищение его знаниями и умом. Какой мужчина устоит перед такими чувствами, да еще если это исходит от умной, молодой и красивой девушки с сексуальностью опытной и зрелой женщины. И Эдуард расслаблялся. Ему не раз приходило в голову серьезно поговорить с Гали об их дальнейшей жизни. Однако что-то его каждый раз останавливало.
Абсолютная способность к мимикрии, скрывающаяся за ней фальшь и холодный расчет, вероятно, были теми причинами, которые сдерживали Эдуарда от серьезного шага. Эти сигналы поступали в его мозг и оседали где-то на уровне подсознания; смутные ощущения и подозрения блокировались там более сильными эмоциями: сексуальным влечением к Гали, обаянием ее неординарной личности, чувством собственной значимости и неуязвимости. Эдуард еще не знал и о других скрытых качествах Гали: о ее безжалостности и коварстве. Расплата за эту слепоту неумолимо приближалась.
Итак, в 9 часов утра, как только Эдуард покинул квартиру, раздался телефонный звонок. В трубке зазвучал голос «дяди Вити»:
— Гали, нужно поговорить. Давайте встретимся сегодня в 11 часов в гостинице «Центральная». Вы знаете, где она находится? Вот и хорошо. Третий этаж, номер 325. Жду. В трубке раздались короткие гудки.
«Забавно, — подумала Гали, — только Эдик за дверь, а они уже звонят. Значит, за ним следят. Уверены, что я дома и одна».
Гали решила пройтись пешком и без пяти минут одиннадцать вошла в подъезд гостиницы «Центральная». Она с вызовом миновала бдительного швейцара с его ответственным и решительным видом, как будто он стоял на страже ракетной шахты, вошла в лифт и поднялась на третий этаж. Поравнявшись с администратором, Гали, не останавливаясь, небрежно бросила: «Я в 325-ый». Постучавшись в дверь номера, она тут же услышала: «Войдите!». Голос был не «дяди Витин». Войдя в номер, Гали увидела там Виктора Федоровича и еще какого-то типа, вид которого даже в парилке общественной бани не оставил бы сомнений в его ведомственной принадлежности. Мужчины поднялись с дивана, поздоровались и пригласили Гали присесть, указав на стоящее рядом со столом кресло. Она грациозно и непринужденно села напротив мужчин. Лицо ее было спокойно, никакой робости в ее поведении не наблюдалось. Напротив, держалась она с достоинством и уверенно. Гали внимательно смотрела на чекистов, молча ожидая начала разговора.
Новый «Илья Муромец» сразу не понравился Гали по одному существенному для нее признаку. Она всегда при первой же встрече делила мужчин на две категории: «мужиков» и «евнухов». «Мужики», по ее градации, были нормальными особями мужского пола со всеми соответствующими реакциями. С «мужиками» проще разговаривать, они всегда учитывали, что она женщина и к тому же прехорошенькая. На «мужиков», в большинстве случаев, можно было как-то воздействовать известными ей способами. Однако, даже если такого воздействия и не происходило (в крайне редких случаях), с «мужиками» все равно легче иметь дело. Что касается «евнухов», то она их глубоко презирала, считая ущербными людьми. «Евнухи» в своем большинстве — нудные и скучные особи. Для нее они были не удобны. На «евнухов» не действовали её чары. Чекист был явно из этой породы. Да и видом не вышел: среднего роста, сутулый, с плоским бледным лицом с глубоко утопленными карими глазами. Хищный с горбинкой нос, опущенные книзу тонкие губы придавали их обладателю вид недоброго и подозрительного человека. Руки его лежали сцепленными на коленях. Он вращал свободными большими пальцами, описывая в воздухе маленькое вертящееся колесико. Темно-коричневый костюм, темно-синяя рубашка и серый галстук, которые никак не вписывались в общую цветовую гамму.
— Меня зовут Валерием Александровичем, — заговорил он, бесцеремонно разглядывая Гали, устремив на нее свой холодный взгляд. Он был явно старшим. Сделав небольшую паузу, он монотонно, как бы зачитывая передовицу на политзанятии, заговорил.
— Гали, от имени Комитета Государственной Безопасности мы благодарим вас за ваш поступок. Вы честно выполнили свой гражданский долг. Благодаря вашей информации была задержана группа спекулянтов. Казна получила несколько килограммов золота, которое так нужно нашему народному хозяйству…
Гали спокойно слушала его речь вполуха, в ожидании главного. Это главное Гали сама определила, сама запланировала и вот сейчас она ожидала его услышать.
— Комитет Госбезопасности обратил серьезное внимание и на валютчиков, которые наносят нашей стране, помимо значительного материального ущерба, еще и политический вред. Эдуард Бутман — валютчик. И, как нам стало известно, его операции достигают особо крупных размеров. Вы, Гали, на деле проявили свою гражданскую позицию, и поэтому мы рассчитываем на помощь от вас и в дальнейшем. По крайней мере, до тех пор, пока мы не закончим дело Бутмана.
Гали молча слушала монолог «евнуха», изредка кивала головой, всем своим видом давая понять, что во всем согласна с чекистом. Валерий Александрович, увидев реакцию Гали, понял, что она согласна помогать в разработке Бутмана (иного он и не ждал) и далее продолжил свой монолог в тоне инструктажа.
— Мы бы попросили вас не обострять сейчас отношения с Бутманом. Вести себя с ним так, как будто ничего не случилось. Подождать с уходом к Мишелю Готье, тем паче, что Мишель находится сейчас во Франции и, по всей вероятности, там немного задержится. — «Евнух» опять внимательно посмотрел на Гали, пытаясь увидеть ее реакцию на его посыл: «Комитет знает ВСЁ!». — Вы должны будете замечать все в поведении Бутмана. Сообщать нам о его контактах — старых и новых, разговорах, которые он будет вести. Присматривайтесь ко всем изменениям в его настроении, если таковые будут. Фиксируйте их. Постарайтесь узнать, чем эти перемены вызваны. Однако, делайте это ненавязчиво. Вот вам номера телефонов, по которым вы можете связаться со мной и Виктором Федоровичем. Если вдруг произойдет что-то экстраординарное, звоните по третьему телефону в любое время. Это дежурный по отделу. Назовите свою фамилию и попросите связаться с нами. Меня или Виктора Федоровича разыщут… Телефоны не переписывайте в записную книжку. Возьмите их, запомните, а бумажку потом порвите. Гали взглянула на бумажку и тут же порвала ее, положив клочки в стоящую на столике пепельницу.
