воспоминания и близкие люди. Меня бесит моя семья, мы постоянно ссоримся, но я буду плакать и скучать по ним, если нас разлучат. Я бы хотел, чтобы, где бы я ни оказался, меня приняли и хорошо со мной обращались, потому что мне будет очень плохо.
– Спасибо, Джонсон. Итак, класс, недавно я услышал интересную фразу про идентичность и предрассудки, близкие к тому, что мы сегодня обсуждаем: «Они придумали себе образ «не такого» и отвергают тебя за то, что ты им являешься». Как вам кажется, что это значит? В чем смысл этой фразы? – спросил я, записывая на доске. Класс сидел тихо, в воздухе повисли неуверенность и нежелание говорить.
– Может, это про страх… сэр?
Я узнал голос. Повернулся – и вот он, Дуэйн, с поднятой рукой, готовый дать развернутый ответ.
– Продолжай, – сказал я с любопытством.
– Ну, люди боятся того, чего не понимают. Если они не могут понять, то могут притвориться, будто этого вообще не существует. Игнорировать это и надеяться, что с ними такого не случится. Мы так же игнорируем бомжей, как весь мир игнорирует беженцев. Мы видим их, но надеемся, что с нами такого не случится.
Дуэйн медленно опустил руку, словно оружие. Звонок удачно прозвенел во время паузы, возникшей, когда Дуэйн закончил. Я удивился, сколько времени прошло. Быстро всех отпустил.
– Дуэйн, – остановил я его уже у двери. Кивнул, чтобы он подошел. Парень оставил друзей и трусливо зашагал к моему столу.
– Ты сегодня отлично отвечал, – произнес я как можно более обыденно. – Откуда все это взялось?
– Ну, я читал капец.
– Читал… капец?
– Много. Я много читал. Вы же постоянно говорите нам читать и получать знания, так что я решил попробовать. Удивительно, как много можно узнать самому.
– Серьезно, ты молодец.
– Спасибо, сэр. – Он кивнул мне и поднял руку, чтобы удариться кулачками. Я посмотрел на его кулак, затем на него. Мы ударились кулачками. Его лицо расплылось в не знакомой еще мне улыбке – улыбке одобрения, радости. Такие вот маленькие вещи.
– Кстати, Дуэйн, вы выиграли в баскетбол?
– Да, сэр! Прошли в финал чемпионата.
– О, поздравляю!
Он уже зашагал к двери, но на полпути остановился, обернулся и сказал:
– Сэр, я хотел сказать спасибо.
– За что?
– За, ну, за поддержку в учебе. И за то, что не смотрите на меня, как на тупого или неблагополучного. – Разочарование в его голосе было почти осязаемым. – Люди вокруг притворяются, будто им есть до меня дело, но вы другой.
– Дуэйн, это много для меня значит. Большое спасибо.
– Да, да, ладно. Не перебарщивайте только.
Я расхохотался оттого, как запросто он это сказал.
– Я еще докажу, что вы были правы.
– Что ты имеешь в виду?
– Вы тогда опять произнесли долгую безумную речь, как президент какой-то страны, а потом сказали мне, что «все мы кометы, как мы можем не светить?». Вот я и докажу, что вы правы. Буду хорошо учиться, получать высокие оценки. И буду светить.
Он пошел на выход.
– Сэр, – сказал Дуэйн, обернувшись.
– Да, Дуэйн?
– А вы придете на финал?
– Когда?
– На следующей неделе…
– Ух ты! Да, конечно, я буду здесь.
Меня насквозь пронзила гордость за него. Дуэйн молнией вылетел из двери. А я сидел за столом и плакал от радости. Решил проверить почту, чтобы отвлечься от наплывших эмоций.
Майкл,
В последнее время я много о тебе думала… хотя это слабо сказано. Не знаю, как еще это назвать. Странно, потому что каждый раз, как кто-то намекал мне про тебя, что между нами что-то есть или могло быть, я смеялась, будто это глупости: «Ха! Кто, Майкл? Этот головастик? Ну, нет!» Сначала мне казалось, что люди просто выдумывают на пустом месте, потому что часто видят, как мы общаемся, или потому что здесь больше нет черных, так что мы, конечно же, должны пожениться. Но со временем я постепенно начала относиться к этому иначе. Относиться иначе к тебе. Я наблюдала за тобой – как ты общаешься с людьми, с учениками, с коллегами. Наблюдала, как ты ходишь по школе, замечала, если тебя нет; тогда я грустила, а когда ты приходил, я радовалась. У меня появились к тебе чувства. Мне хотелось быть рядом, вместе уходить с работы. Я воображала, как мы возвращаемся с тобой в наш общий дом – ты готовишь, а я занимаюсь своими деревянными поделками в мастерской, – и мне было грустно отбрасывать эти мысли, когда мы расходились в разные стороны. Даже не знаю почему.
Я поняла, что ты мне нравишься, когда… хотя даже и говорить не буду. Если ты уже забыл, это лишь доказывает, сколько я для тебя значу (точнее, не значу), и добиваться большего нет смысла. Тот день многое для меня открыл – о тебе и обо мне самой тоже. А за прошлую неделю ты даже не попытался связаться со мной: позвонить, написать. Даже не зашел ко мне и вообще не предложил поговорить и прояснить что-то. Я не знаю, как еще это выразить, но я очень в тебе разочарована. Не думала, что ты из тех, кому нравится манипулировать людьми и играть чужими чувствами, но если это так, я умываю руки.
Сандра.
Дочитав, я выключил компьютер. Если бы можно было заорать, я бы завопил так, что стекла разбились бы на тысячу кусочков. В сердце запылал гнев. Он распространялся, как лесной пожар, бурлил в венах, готовый их прорвать. На вид я был спокоен, когда выходил из школы, но внутри мечтал взять самое опасное оружие, чтобы посеять в мире хаос. Меня обманули. Предали. Я был зол. Я вышел из себя. Я обратил эти эмоции на себя самого. Я был зол не просто на Сандру, а на растущую тяжесть бремени, свалившегося на меня: Мами и пастор, Джалиль, Дуэйн, работа и я сам. Даже просто существование в собственном теле брало свое: я хотел вырваться, оставить все позади, я хотел стать свободным. Я хотел жить там, где цвет моей кожи не определяет судьбу, где меня не клеймят, где меня не знают. Где я проношусь мимо, как бриз, как легкий ветерок, лучик света сквозь разбитые окна, путешествующий из одной жизни в другую. Я не хотел никого знать. Я не хотел знать даже себя.
Глава 29
Жилой комплекс Пекривер, Лондон; 22.17
Я вошел в дом и, едва открыв дверь, встретил ту же молодежь: они сидели, курили, пуская в
