Стефания молча кивнула и, улыбнувшись, обняла его руками за шею, крепко притягивая к себе.
Когда он покинул её каюту, она ещё несколько минут лежала на спине и, не моргая, смотрела в потолок. Думала о том, как быстро всё изменилось между ними. Он уже больше не вызывал у неё бурной ненависти и неприятия, злобы и агрессии. Сейчас не хотелось бежать от него, хотелось другого…
Хотелось слышать его голос, когда властные нотки его тембра, испарялись и оставались лишь мягкие и обволакивающие, сводящие её с ума, своими слегка хриплыми оттенками. Хотелось ощущать прикосновение его рук на своей коже, его безудержное желание, его силу, его любовь.
Она могла врать кому угодно, но только не себе. Этот мужчина, так неожиданно и стремительно ворвавшийся в её жизнь был уже не случайным прохожим, он был другим, абсолютно другим. Впервые в жизни с ней рядом был настоящий мужчина, сильный, уверенный в себе, способный перевернуть весь мир, и она точно знала, что дело было не в его деньгах и власти. Он был бы таким, даже если бы был рядовым инженером. Такие мужчины, как Томашевский штучные. Редкие экземпляры, словно дорогие алмазы.
Его харизма и чувственность, страсть и неукротимое желание, умение защитить только одним взглядом и прикосновениями, а то, что он творил с её телом, едва касаясь его взглядом своих чёрных глаз, не поддавалось никакому объяснению.
Она всегда полагала, что Николай её первый и единственный мужчина был идеален и подобен богу не только на сцене, но и в постели. Они не были с Томашевским пока близки, но он уже сводил её с ума, обнажая все её глубоко скрытые внутри пороки и желания, всё то, что всегда чувствовала, но боялась признаться в этом самой себе. Он обнажал её тайны, не спрашивая её разрешения, и делал это кончиками своих пальцев, пронзительным взглядом, своими дерзкими и спонтанными поцелуями, заставляя её испытывать непередаваемые ощущения только от всего этого.
– Стеша, ты скоро? – расслышав за дверью каюты голос и лёгкий стук пальцев виновника её мыслей, она улыбнулась и, поднявшись с постели, направилась в душ.
Когда она вышла на палубу, все уже были за столом. Она улыбнулась и, поздоровавшись, присела рядом с Машей.
Ева моментально забралась на её колени, нежно обнимая ручками за шею.
– Ева, солнышко, иди ко мне. Пусть Стефания поест, – Маша протянула к девочке свои руки.
Малышка отрицательно покачала головой, и снова обхватив ручками, Стешу за шею, прижалась к её груди.
– Пусть сидит. Она мне не мешает, – Оболенская погладила девочку по волосам и взяла ложку в руку. – А ты поела? – обратилась она к малышке.
– Я их покормила в первую очередь, не волнуйся, – Маша улыбнулась.
– Спасибо, Машенька. А то я сегодня что-то заспалась, – Стефания скользнула взглядом по лицу Томашевского, который сидел напротив неё и с удовольствием пил ароматный кофе.
Заметив её взгляд, он улыбнулся.
– Ну ладно, дорогой хозяин, нам пора домой. У Славы работа, а у нас с Надюшкой сегодня массаж, – Маша поднялась на ноги и подошла к мужу, забирая из его рук дочь.
Маленькая Надюша ослепительно всем улыбалась и размахивала ручкой с яркой погремушкой.
– Спасибо тебе большое за подаренный чудесный выходной, – Маша обняла Эльдара за шею, когда он, поднявшись на ноги, остановился с ними рядом.
– Вам спасибо, что нашли время и выбрались ко мне. Давно не сидели вот так все вместе, – Томашевский протянул руку Ростиславу на прощание.
– Рада была знакомству, Стеша. Я здесь написала свой адрес, – Маша протянула ей в руку крошечный листочек бумаги. – Приезжай к нам в гости. Я всё время дома с Надюшкой. Слава свободен, разумеется, только по выходным. Так что милости просим.
– Спасибо большое, Машенька, я тоже очень рада нашему знакомству. Обещаю непременно заскочить к вам в гости, как только немного освобожусь на работе, – она поцеловала Полонскую в щёку.
– Пока, Стеша! Смотри не обижай Томашевского, – Ростислав обнял Оболенскую за плечи и прижал к себе.
– Его обидишь, пожалуй, – Стеша с улыбкой посмотрела на Эльдара.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Ну, всё пока, не провожай нас, – Полонский обратился к другу. – Капитан проводит нас.
– Хорошо. Пока. Охрана уже в машине, они отвезут вас домой.
Как только друзья скрылись из виду, Томашевский посмотрел на вяло жующих за столом племянника и его друга.
– Что настроения нет или аппетита? – обратился он к ним.
– В школу неохота, – тихо буркнул Стас. – К тому же юниорский чемпионат в пятницу. Тренировки будут усиленные.
– Ну что ж, тогда надеюсь, что проведённый отдых на яхте будет способствовать вашей повышенной работоспособности. Жуйте активнее и по домам, переодеваться и в школу. Стеша, ты сможешь их всех сопроводить по домам? Мне нужно ещё остаться здесь. У нас дела с Сашей… – он кивнул на стоявшего у края борта яхты Воропаева.
– Конечно, не волнуйся. Сейчас мы быстро соберёмся, и я сама лично развезу их по школам, а потом поеду на работу.
– Я дам распоряжение водителю, и он будет следовать твоим указаниям.
– Хорошо.
Когда спустя полчаса Стефания и дети не спеша покидали яхту по трапу и, оказавшись на парковке перед офисом яхт-клуба, сели в автомобиль, Томашевский долго и задумчиво смотрел вслед, увозившей их машине. Повернул голову, как только рука Воропаева накрыла его плечо.
– Ну что, Томашевский, влип?
Эльдар улыбнулся.
– Похоже на то…
– Отличная женщина! Ну и красавица, разумеется. Хотя другого выбора я и не ожидал от тебя. Слушай, так она действительно та твоя незнакомка, которая отшила тебя год назад, когда ты ехал на свадьбу Полонского?
– Та самая. Сразила меня наповал своей дерзостью и красотой ещё тогда. Знаешь, ты ведь меня знаешь, увижу женщину и сразу знаю, будет моей. А с этой… Каждый раз приближаясь к ней, словно наступаешь на подводный камень и не знаешь, где что тебя ожидает дальше.
– Ну, тем интереснее жизнь. Знаешь, каждому своё счастье. У Славки тихое, спокойное и он понимает, что это то, что нужно ему. Мы любим, чтобы кипело и бурлило. Хотя знаешь, очень часто завидую ему. Его тишине, покою, уюту, а главное, что между ними с Машей всё предельно ясно, нет тайн и загадок, недомолвок и обид.
– Ты сейчас о Марго?
– Да… – Воропаев облокотился на поручни релинга и пристально всмотрелся вдаль. – Мы расстались с ней четыре месяца назад, а я, до сих пор просыпаясь по утрам, ищу её с собой рядом, брожу по комнатам, как дурак, в надежде, что увижу её на кухне или в ванне.
– Ты любишь её.
Воропаев повернул голову и посмотрел на Томашевского.
– Люблю. Как ещё никогда и никого не любил в своей жизни. Знаешь, иногда подъезжаю к её кондитерской и стою часами под окнами, словно одержимый, а сделать шаг и войти внутрь не могу.
– Почему?
Александр пожал плечами.
– Потому что знаю, не простит и не примет больше никогда.
– А ты пробовал?
– Пробовал, сразу после того, как всё случилось. Несколько недель обивал её пороги и на работе и дома.
– И что?
– И ничего. Холодное равнодушие и категоричный отказ. Хотя я ведь фактически ни в чём не виноват и всё это дурацкое происшествие, разрушившее наши отношения, словно подстроено кем-то.
– Она у тебя очень гордая и независимая женщина. Она самостоятельна по жизни и потому делает этот выбор сама. Только знаешь, мой тебе совет, если понимаешь, что любишь её и не можешь без неё, борись. Ты ведь всегда был бойцом, Сашка.
– Я и сейчас боец, только не с ней. Плавит она меня на части, с ума сводит с момента, как понял, что моя, и не могу вот уже несколько месяцев её никем заменить.
Томашевский молча смотрел на друга, не решаясь нарушать его задумчивое уединение.
– Ладно, Дар, прости за это откровение. Давай лучше поговорим о наших делах.
– Ну что ж, давай… – Томашевский жестом показал ему на диван.
Когда они присели, Воропаев пристально посмотрел на друга.
– Не хотел вчера портить выходной день и чудесный праздник, что ты устроил для всех нас. Поэтому не сказал сразу. Мне вчера позвонил друг из убойного отдела. Два дня назад убили Камышева.
