Вдруг в конце пещеры, где сходились стены, внутри их засияло желто-зеленым, в наушниках раздался страшный треск.
Я выключил радио, сбавил газ, бросил нос резко вниз и вошел в нижнюю кромку облака, в мокрое пространство между морем и небом на высоте четырехсот футов.
Я прибавил газу, так как скорость упала до ста двадцати узлов, и осмотрелся вокруг. Собственно, смотреть было и не на что. Горизонта не было, море с небом сходились на неопределенном расстоянии. Сверху тучи нависали в виде огромного клока паутины, иногда там пробегали белые линии. Море внизу представлялось твердой массой, не имеющей глубины, просто поверхностью серого скользкого металла, которая поднималась, образовывала хребет, а затем рассыпалась на кусочки.
Впереди бушевал шквал. Мрачные кружевные занавески свисали с потолка облаков и развевались над морем. "Пьяджо" тяжело покачивался, рыская то в одну, то в другую сторону.
Кен взглянул на часы.
- Сейчас и поворачивай. Курс восемьдесят семь градусов.
Я стал делать поворот. "Пьяджо" прошел заданный курс, потом снова прошел его в другую сторону, затем нехотя принял новое направление, тяжело покачиваясь. При небольшой скорости и порывистом ветре "Пьяджо" требовал оптимального вмешательства, но я слишком вмешивался в его дела, будучи неспособным понять, где им управляю я, а где он подчиняется порывам ветра.
И вот мы попали в шквал. "Пьяджо" задрожал, и тысячи молоточков забарабанили по крыше кабины. Стекла сделались мутными от воды, потом так же быстро очистились. Кен кивнул на стекла.
- И стеклоочистителей никаких не надо. Поток воздуха все-таки сильный, раз стекла чистые. Так оно обычно и бывает.
Шквал был сильный, слишком сильный для арьергардного сектора фронта. То, что мы увидели впереди, показалось водопадом. Я забеспокоился: и без того среди этого ветра и дождя нет никакого горизонта и представления о дистанции, никакого понятия, идем ли мы со снижением или на подъем, что же будет, когда мы столкнемся с этой лавиной?
Барабанные удары дождя прекратились. Взглянув вперед, я понял, что слово "видимость" превратилось в бессмыслицу. Выглядывая воображаемые острова, я мог спокойно влететь в море.
- Иду по приборам, - сказал я, - а ты посматривай.
- Есть посматривать.
Я проверил обороты и температуру двигателей, потом нагнулся и весь сосредоточился на приборах пилотирования вслепую. Их шесть главных: индикатор скорости, искусственный горизонт, вариометр, потом отрываешь взгляд на радиовысотомер, что в стороне от центральной секции приборной панели, опять на панель - на радиокомпас, на прибор крена-поворота. И снова по цепочке: индикатор скорости и пошел дальше... Два круга в секунду. Так и идет. Убрать крен, восстановить высоту, сбавить скорость... И опять. И цифры, цифры, проверка на реакцию. Нужно успеть поставить рычаг вправо и тут же правильно оценить показания на том или другом циферблате. Какое тут искусство полета? Какая борьба не на жизнь а на смерть? Просто решаешь маленький тест на рефлексы. Два круга в секунду. И снова два круга в секунду. Зато живой.
"Приборы не много тебе скажут, когда ты летишь среди греческих островов". А кто или что скажет? Радио? Нет. Поздно насчет радио - здесь, на такой высоте. Единственный путь - это развернуться и мотать отсюда к чертовой матери. "Что же делал осторожный Джек Клей в других подобных ситуациях в своей жизни? В других полетах?"
"Пьяджо" слегка дергался, повинуясь моим приказам. Я бросил штурвал, потом тут же судорожно схватил его. Ладони у меня были мокрые.
Дождь снова забарабанил по кабине. Рядом со мной Кен что-то пошарил, потом щелкнула зажигалка, и её пламя показалось очень ярким во тьме кабины. Запахло дымком.
Кен протянул мне сигарету, я не отрывая глаз взял её, затянулся глубоко-глубоко и сладко, потом вернул сигарету Кену.
Что-то похожее на панику миновало, но какое-то беспокойство осталось.
Дождь прекратился. Машина стала держаться увереннее, продолжая идти на высоте 400 футов и рыская в пределах одного-двух градусов. Но градусы сейчас не имели большого значения, мы были слишком зажаты. Из-за градуса-двух мы и не врежемся ни во что, и не избежим столкновения. А если мы были на опасном направлении, то нас спасло бы определение собственного местонахождения.
- До Пори сколько? - спросил я.
- Да вот смотрю.
Я ничего не сказал. Потом мы передавали друг другу сигарету, карту.
- Около восьми миль. Почти точно справа по борту.
- А ты не думаешь, что мы ушли на юг от курса, здорово на юг? Миль пять, как?
- Да, а потом как минимум пару миль вперед. А с чего это тебе взбрело?
Я вернул Кену сигарету. А с чего это, действительно?С того, что у меня было предчувствие, вот и все. Первое правило в летном деле - это не верить своим предчувствиям, инстинктам. Но результатом пятнадцати лет полетов оказывается целый новый набор инстинктов. Помимо своей воли учитываешь баланс факторов, вероятностей, смутных намеков... И появляется предчувствие.
Оно и подсказало мне: к югу от курса. Почему?
Я слишком был занят ведением самолета, слишком поглощен маневрами между облаками, слушанием этого американского корабля...
И я сказал:
- Делаем поворот к северу.
- Что? - Кен непонимающе уставился на меня. - За каким дьяволом?
- Мы находимся к югу от курса.
Я четко переложил штурвал влево. Компас заколебался, затем его стрелка начала смещаться к северу. Новый шквал обрушился на нас.
- Черт тебя попутал, Джек! - Он ударил здоровой правой рукой по планшету. - Ты все испортишь, мы же совсем заблудимся, и все из-за того, что у тебя появилась какая-то идея... - И вдруг закричал: - Резко влево!
Я повернул штурвальное колесо на целый оборот, поставил машину на левое крыло, дал полный газ. Машина взвыла, зависла в воздухе и пошла резко влево.
Я громко крикнул:
- Скажи мне, когда пронесет!
Он висел, держась за правое стекло, и смотрел вперед.
- Вот - теперь. Теперь проехали.
Я отпустил штурвал, дав ему вернуться в прежнее положение, выровнял крыло, сбавил газ.
- Что там было? - спросил я.
- Вон. - Кен показал в сторону левого борта. - Твой проклятый остров, Пори.
Плоский зубчатый силуэт, мутный за шквальной стеной, уплывал за позади нас всего, может быть, ярдах в двухстах.
Мы сейчас развернулись через север на запад, почти по ветру. Выровняв машину, я начал медленный и широкий разворот обратно на восток.
- Так, теперь мы знаем, где мы, - промолвил я. - Теперь давай мне направление на Саксос.
Кен посмотрел на уплывающий из вида остров, затем вернулся к карте. Лицо у него было напряженным и озадаченным.
- Отсюда и дальше путь чист. До Саксоса - больше никаких островов. Около пятидесяти миль. - Голос его отражал внутреннее напряжение. Он взглянул на меня. - С ветром ты ошибся.
- Вероятно, - ответил я. - Это было просто из головы. Сейчас возьми скорость сорок пять узлов, направление - двести девяносто и дай мне новый курс.
Кен кивнул, погасил сигарету в пепельнице и спросил меня:
- А почему ты начал делать поворот - ещё до того, как я закричал?
- Это все тот американский корабль, - ответил я. - Направление на радиокомпасе было все время постоянным, пока он говорил, значит, они были не так близко. И к северо-востоку от нас. Между нами и Цериго, в то время как мы считали, что находимся только примерно в двенадцати милях от Цериго. Большой корабль, авианосец или что-то в этом роде, - он не будет торчать в таком месте, особенно в шторм. Значит, он проходил тем же проливом, которым пытались пройти мы. А мы были южнее его.
Кен посмотрел на меня некоторое время, медленно кивнул и обратился к карте. Он обвел кружком Пори и написал рядом время.
А я снова обратился к приборам. Погода становилась все более угрожающей, мы все дальше углублялись в зону фронта.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
32
Разрыв в облаках и тумане наступил через пятнадцать минут, или через тридцать миль, совершенно неожиданно, как это бывает, когда проходишь обложной фронт. Неизменный стук дождя прекратился, я взглянул и увидел, что здесь облака почти разогнало. Солнца ещё не было, но облака были высоко вверху - высокослоистые и перисто-слоистые. Впереди местами были видны лишь тучки и скопления кучевых облаков. Все, фронт мы прошли.
Я прибавил газу и дал самолету набрать высоту, а сам откинулся на спинку кресла и уставился в бесконечность. У меня в глазах мелькало от приборов, а руки закостенели от последних тридцати миль.
Кен подал голос:
- Вон, я думаю.
Я накренил самолет в ту сторону, куда он показывал. В тени кучевых облаков слева из воды серой громадой торчал Саксос и поменьше - Кира. Кен бросил карту и навигационные приспособления в кресло за спиной, потом наклонился и стал изучать Саксос.
- Как расположена дорога?
- С востока на запад.
Он резко поднял голову в мою сторону.
