Николаос смотрел на рощу и что-то показывал жестами.
- Ваш друг...
- Найду я его. - Я двинулся было в сторону Кена, но остановился и обернулся. - Этим утром кто-нибудь высаживался здесь?
Он замотал головой.
- Никого. Море, волна...
- Что, никто не может выйти в море в такую волну?
Он, кажется, даже немного обиделся.
- Это ж народ - моряки. Только смысл-то какой?..
Он покачал головой, и ветер сбросил его светлые волосы на лоб со шрамами. Я кивнул и пошел в сторону рощи.
И снова я словно в дверь вошел. Здесь было тихо и спокойно, только в вершинах деревьев стоял шум. Деревья, прохладная земля, поросший лишайником самолет отдавали старинным спокойствием. Даже то пятно на стабилизаторе, которое я очистил в прошлый раз - и увидел часть пакистанской эмблемы, выглядело сейчас старым. Я поймал себя на том, что ступаю крадучись.
Кена я вначале не увидел. Обойдя нос "Дакоты", я увидел его сквозь лобовое стекло кабины. Он кивнул мне и вышел наружу через дверь фюзеляжа.
- И что ты об этом скажешь? - спокойно спросил я.
Он медленно покачал головой.
- Ничего подобного не видел. Это как все равно часть храма. Я не стал бы... - Он снова беспомощно покачал головой. - Я просто не могу. Будто я хожу по душам погибших летчиков.
Я кивнул в знак согласия. Кен спросил, почти шепотом:
- И сокровища где-то поблизости?
- Я не знаю.
Я вернулся к "Пьяджо", и Кен последовал за мной. Николаос ждал нас за деревьями. Несколько детишек поднялись на цыпочки, чтобы заглянуть в кабину "Пьяджо", но все остальные разошлись по домам с холодного ветра. Облака быстро наползали на местность. Со стороны деревни на нас упали первые капли дождя.
Я сказал:
- Николаос, разрешите представить вам мистера Китсона. Кен, это Николаос Димитриу.
Николаос произнес несколько натянуто:
- Мне приятно с вами познакомиться.
Произошел обмен рукопожатиями. Затем я продолжил:
- Николаос был здесь германским солдатом во время войны. Он полюбил здешнюю жизнь и спустя несколько лет вернулся сюда и обосновался здесь. Я правильно говорю?
- Все верно, - глухо ответил Николаос.
Кен хмуро взглянул на меня. Здесь, на холодном ветру, ему было не до дипломатического этикета.
- Так, и куда теперь? - спросил он.
- Возможно, Николаос может нам помочь, - сказал я.
Кен с удивлением поднял брови, непонимающе взглянул на меня и Николаос. А я шел дальше:
- Все это началось, когда здесь очутилась "Дакота", с тех самых пор. Кен, что ты сказал обо всем том, что осталось от нее?
Кен поднял на меня глаза, осторожно провел правой рукой по больной левой.
- Ну, как храм, что-то в этом роде.
Он взглянул в сторону рощи, как бы вспоминая, что там, в нескольких футах отсюда, находится.
- Правильно, - сказал я. - Так оно примерно и должно быть.
Оба недоуменно посматривали на меня.
- Эта "Дакота", - продолжал я, - находится здесь больше десяти лет, это мы точно знаем. А возраст деревьев - как минимум двадцать пять.
Кен быстро взглянул в сторону рощи.
- Самолет не мог разбиться среди них, внутри. Значит... - И он обернулся ко мне.
- Да. Значит, кто-то взял взрослые деревья и посадил здесь уже потом.
- Зачем? Зачем их сажать?
- А вот теперь я начинаю думать. Я не так много знаю о греках этого острова, но знаю, что это не дикари и они не станут делать фетиша из куска металла. И если они хотели бы упрятать его, то куда легче было бы отволочь его в море. Есть только один человек, как я думаю, который хотел бы превратить разбитую "Дакоту" в старую гробницу. Это пилот.
- Моррисон, - добавил Кен. - Тот тип, который пригнал её сюда. - Но тут же покачал головой. - А, ненормальность какая-то.
- Только мне не говори, что это ненормально. Мы и так знаем, что ненормально. Заем, что первые драгоценности только через десять лет прибыли отсюда в Афины. Знаем, что кто-то взял и посадил здесь деревья вокруг "Дака". Причины всего это и не могли не быть ненормальными.
- Да, может быть и так. Ну и что? Ты думаешь, Моррисон жил здесь?
- Именно так я и думаю.
Кен обратился к Николаосу:
- Здесь, на острове, нет другого иностранца, англичанина?
Николаос развел руками.
- Нет. Был пилот с самолета, но он уехал.
- Когда? - настоятельно спросил Кен.
- Моррисон должен быть человеком нашего возраста, - продолжил я. Это англосакс, так что он не смог бы сойти за грека. И у него вполне могут быть шрамы на лбу, которые он заработал, когда сажал здесь "Дак" и ударился о скалу.
Кен стал присматриваться к Николаосу. Внезапно хищная улыбка расплылась на лице Кена. И он тихо произнес:
- Привет, Моррисон.
- Нет, - сказал Николаос, - я немец, я приехал сюда...
Я резко перебил его:
- Брось ты это. Десять лет назад это, возможно, была хорошая идея сделаться немцем. Никто не подумал бы, что англичанин пойдет на это. А теперь все снова добрые друзья.
Николаос медленно переводил взгляд то на одного, то на другого. Ветер усиливался и становился все холоднее, на нас упали новые капли дождя.
- Тут недалеко, на Саксосе, ждет настоящий немец. Он разберется тут с тобой за десять секунд и не будет рассыпаться в галантности, как мы.
Я дал Николаосу подумать и уже более спокойным тоном произнес:
- Время идет. Десять лет прошло, а сейчас ждать невозможно. У нас совсем нет времени.
- Хорошо, - согласился Николаос. - Что вам нужно? - Голос его звучал устало, но теперь более естественно.
- Драгоценности, - ответил Кен.
Николаос отрицательно замотал головой.
- Я продал их. Одному человеку в Афинах.
- Нет, - возразил я. - У меня нет сейчас времени объяснять тебе, откуда я знаю, что ты их не продал, не все продал, но просто поверь, что я знаю. И мы заключим сделку насчет остальных.
Он снова покачал головой.
- Говорю же вам...
Я разозлился.
- Нечего мне говорить! Человек, у которого ты украл их, наваб, сидит сейчас на Саксосе, пережидает погоду. Через несколько часов они схватят нас за горло. Или ты заключаешь сделку с нами - или будешь говорить с ним. Но с ним ты никакой сделки не заключишь. Это его драгоценности - ты помнишь это? Передай остальное нам - и ему будет неважно, есть ли ты на свете или нет тебя.
Он долго смотрел на меня. Ветер снова налетел на нас. Горизонт спрятался за тучами.
Николаос медленно произнес:
- Вы их купите у меня?
- Ты получишь свою долю из того, что мы получим за них.
- Какие у меня гарантии?
- Никаких гарантий, - ответил я, - но альтернативу получишь паршивую.
Он какое-то время посмотрел себе под ноги, а потом промолвил:
- Встретимся с вами в кафе.
34
В кафе имелась маленькая печка, работавшая на мазуте, и мы сидели, сгрудившись вокруг нее, греясь и попивая коньяк. Фронт настиг нас раньше, чем мы успели добежать сюда. Снаружи дождь барабанил по стеклам, вода начинала проникать под дверь и стекать по лестнице.
Хозяин стоял над нами с бутылкой в руке. Он, похоже, поверил в то, что мы совершили вынужденную посадку, и у него, как жителя острова, это вызвало заложенное в нем с детства радушие к потерпевшим кораблекрушение морякам. И у него это выразилось в коньяке. Отчасти я был согласен с ним, так было до некоторого времени, но не сейчас. А пока что я трудился над четвертой дозой коньяка.
Я старался довести до его понимания, что если он хочет проявить радушие, то пусть это сделает в форме какой-нибудь еды. Эта идея пришла к нему, словно озарение, и он подался в дальнюю комнату, чтобы воплотить её в жизнь.
Кен оперся спиной о стену и закрыл глаза. В этом заведении было темно и мирно, а доносившийся с улицы звук дождя делал обстановку ещё уютнее. Я взглянул на часы: было 10.15. Фронт повисит у нас над головой ещё два-два с половиной часа. Раньше двенадцати наваб сюда не заявится.
Через некоторое время хозяин появился с тарелками, сыром, медовым пирогом и ломтем хлеба. Я поблагодарил его и предложил заплатить за еду, но он и слышать не хотел об этом. Я снова поблагодарил его.
Кен оторвался от стены и принялся есть. Помещение наполнилось влажным теплом с запахом нефти. Мы расстегнули молнии на куртках, насколько это позволяла необходимость скрывать, что у нас есть пистолеты на поясе.
Я закурил и откинулся от стола.
- Как рука?
- Задеревянела. Но думаю, с ней все нормально.
Он снова прислонился к стене, закрыл глаза и обмяк. Вот она пилотская привычка: ничего не делай, если нечего делать.
В одиннадцать пришел Николаос - или Моррисон. Он промок насквозь, был измазан в масле и казался измотанным. Хозяин с удивлением посмотрел на него. Николаос перебросился с хозяином несколькими словами и опустился на скамейку рядом с нами. Подошел хозяин со стаканчиком коньяку.
- Ну? - спросил Кен.
Николаос посмотрел на печку. Лицо его было бледным и усталым.
- Они у меня дома.
- Так пойдем, когда ты будешь готов, - сказал я.
Николаос поставил коньяк на стол и продолжал смотреть на печь. Потом спокойно произнес:
