Пары были разведены как нельзя более своевременно: уже через полчаса началось очередное сжатие льдов. Но к этому времени нам удалось уменьшить крен до 18 градусов, и теперь сжатие было менее страшно для корабля, раньше.
Выгрузка аварийной радиостанции
С пуском паровой донки сразу освободилась большая половина экипажа, занятая у брандспойта. Можно было браться за выгрузку аварийной радиостанции. К 7 часам утра ящики с радиоаппаратурой были спущены на лед и перенесены на 100 метров от судна. Мы раскинули над ними палатку, и только после этого можно было отпустить людей хоть немного отдохнуть. Полянский сообщил радистам мыса Челюскин:
«...Все в порядке. Можете снять наблюдение...»
Иззябшие, промокшие люди валились с ног. Поэтому было разрешено всем лечь спать. Через несколько минут из всех кают уже доносился богатырский храп. Люди заснули где попало. Буторин приткнулся на диванчике. Гетман растянулся прямо на полу. Несколько человек задремали у камелька, где они хотели обсушиться. Ни у кого не хватало сил переодеться и умыться, - вся энергия была отнята непомерно трудным ночным авралом.
Мне тоже дьявольски хотелось спать. Но должен же кто-то бодрствовать на корабле! И я, стараясь ни на минуту не присаживаться, чтобы не задремать, тихо бродил по судну.
На всем лежал отпечаток отшумевших бурных событий. В машинном отделении стояли лужи воды, уже подернувшиеся ледяными иглами. Недоделанный цементный ящик у крышки запасного холодильника белел в сумерках, словно веха, напоминающая об опасности. Всюду валялись жгуты пакли, мешки с цементом, инструменты.
В кают-компании на остывшем камельке стоял холодный чайник. Забытая посуда скатилась на пол, а недопитый чай залил клеенку.
Заглянул в радиорубку. Александр Александрович, с наушниками на голове, спал, склонившись на стол. И ему как следует досталось в эту ночь!
В 12 часов разбудил Андрея Георгиевича, чтобы передать ему вахту. Старший помощник выглядел очень неважно: такие ночи не для его сердца. Под глазами у него набрякли мешки, весь он как-то осунулся. Но привычка к четкости и исполнительность взяли свое. Сполоснув лицо холодной водой, Андрей Георгиевич уселся на стул и приготовился внимательно слушать.
Договорились немедленно произвести выгрузку всех аварийных запасов на лед, пока во вспомогательном котле еще есть пар. Пустив в ход лебедки, можно проделать эту работу быстро и легко. Кроме того, чтобы впредь такая история не повторялась, следовало немедленно закрыть отливное отверстие, окончательно выровнять крен и привести корабль в порядок.
Через полчаса вся команда была на ногах и взялась за работу. Хотя люди почти не отдохнули, но работали все с большим подъемом. Говоря откровенно, в этот день каждый чувствовал себя немножко героем: как никак, а нам все же удалось выйти победителями из довольно трудной схватки. Сознание достигнутого успеха окрыляло людей и помогало им работать еще лучше.
К 2 часам дня крен удалось уменьшить до 14 градусов, а к вечеру до 8 градусов. Как только отливное отверстие вышло из воды, наши механики заделали его с таким прилежанием, что в другой раз скорее треснул бы борт, чем вода прорвалась бы сквозь холодильник.
Во фланец клапана механики вставили резиновую прокладку и медную заглушку. Снаружи отверстие было забито до отказа паклей с тавотом, а сверх того в него вогнали толстую деревянную пробку.
Тем временем наверху шумели лебедки и слышались успокаивающие своей привычностью крики «майна», «вира», словно мы выгружались не за 84-й параллелью, а где-нибудь в Архангельске или в Тикси.
Под руководством Андрея Георгиевича палубная команда спустила на лед несколько тонн грузов. Здесь были и бочки с горючим, и банки с аммоналом, и окорока, заботливо упакованные Буториным, и водонепроницаемые ящики, и тюки с меховой одеждой, и многое другое. Выгрузка аварийных запасов заняла два дня. Одновременно опускали из твиндеков в трюм все грузы, чтобы хоть немного увеличить остойчивость судна.
Только к вечеру 28 сентября все было закончено, и я приказал тушить огонь под вспомогательным котлом.
Особым приказом была объявлена благодарность всему личному составу «Седова» за самоотверженную работу по ликвидации последствий аварии.
Жизнь снова входила в будничную колею, и утром 29 сентября Буйницкий, освобожденный от участия в очередном аврале, попытался провести наблюдения над элементами земного магнетизма. Ему удалось зафиксировать сильную магнитную бурю.
Комиссия, назначенная для выяснения причин аварии, после трех дней работы составила следующий акт:
«1 октября 1938 года. Полярный бассейн. Борт л/п «Г. Седов».
Мы, нижеподписавшиеся, комиссия, назначенная по приказу капитана л/п «Г. Седов» за № 35 от 27 сентября с. г. в составе: председатель - старший механик Трофимов Д. Г. и члены - старший помощник Ефремов А. Г. и второй механик Токарев С. Д., составили настоящий акт о том, что комиссией произведен осмотр вспомогательного холодильника и невозвратного клапана отливного отверстия, причем при снятии крышки холодильника, через прокладку которой поступала вода 26-27 сентября с. г., оказалось, что внутренняя поверхность крышки, прилегающая к холодильнику, сильно проржавела и имеет глубокие раковины, прокладка спрессована, разрушена и от времени пришла в негодность. Благодаря этим причинам устранить поступление воды обжатием крышки холодильника было невозможно. Отливной невозвратный клапан вспомогательного холодильника не задерживает воду, так как поверхность клапана изъедена, неровная и при опускании клапана в свое гнездо продолжает пропускать воду в холодильник, когда отливное отверстие находится под водой. После крена на правый борт 26-27 сентября 1938 года отверстие клапана забито паклей с тавотом и деревянным глухарем, а фланец клапана заглушен медным листом, толщиной 5 миллиметров, на резиновой прокладке. Сам холодильник сдвинут с места во время сжатия 18 января с. г. при получении судном вмятины в машинном отделении и прогиба коробчатого айсбимса, на котором крепится холодильник».
События, развернувшиеся 26 - 27 сентября, вызвали тревогу за нашу судьбу в Москве. В Главсевморпути никак не могли найти объяснение неожиданному и стремительному крену корабля. Специалисты отказывались верить, что под кораблем могла сохраниться с прошлой зимы гигантская ледяная чаша, нарушающая остойчивость судна.
Но это было именно так. И, получив телеграмму о недоумениях специалистов, я составил подробное донесение, в котором проанализировал причины неожиданной аварии. Вот выдержка из этого документа, представляющая известный интерес для практики и теории остойчивости корабля в дрейфующих льдах:
«Во-первых, в прошлом году перед постановкой на зимовку не была откачана вода из первой, второй и пятой балластных цистерн, наполненных на 80 процентов. Вода в этих цистернах замерзла при крене на левый борт в 8 градусов. За лето лед не растаял, и привести судно в нормальное среднее положение не удалось.
Во-вторых, - и это главное, - к корпусу судна во время зимних сжатий прошлого года примерзли снизу огромные нагромождения льда, резко уменьшившие остойчивость судна. При осмотре руля летом водолазы обнаружили, что «Седов» находится в оплошной ледяной чаше, причем толщина ледяной прослойки под кораблем, но их свидетельству, достигала 8-10 метров.
Этот лед примерз к корпусу настолько крепко, что при попытке «Ермака» буксировать «Седова» большая льдина, оставшаяся после околки, держалась, несмотря на удары о встречный лед, около часа. После того как она оторвалась, «Седов», имевший три котла под парами, а также наполненные балластные цистерны № 3 и № 4, накренился на 25 градусов на левый борт; на палубе у «Седова» при этом грузы отсутствовали. Следовательно, ничто не ухудшало хорошей остойчивости судна. Поэтому Внезапный резкий крен можно было объяснить только тем, что под корпусом оставалось большое количество примерзшего льда, нарушающее остойчивость.
После оставления «Седова» в дрейфе были видны две большие льдины, примерзшие к корпусу и выступающие на 1,5-2 метра от правого борта: одна против машинного отделения, вторая против трюма № 3, - обе на 2-3 метра под водой!
17 сентября мы пытались уничтожить эти льдины взрывами, однако от них отваливались лишь незначительные куски. 21 сентября после сжатия у кормовой части левого борта всплыла льдина объемом около 50 кубических метров с явными отпечатками стыков листов и заклепок корпуса.
Все это заставляет предполагать, что под корпусом находится значительное количество примерзшего льда. О размерах его трудно судить. Однако я предполагаю, что лед уходит под корпусом на глубину не менее 4-5 метров, так как зимние сжатия происходили при низкой температуре и ледяные поля, уходившие под корпус, быстро смерзались друг с другом.
