Привлекательная, даже стандартная роба не скрывала достоинств фигуры. Но каждый ее шаг ко мне вызывал потуги тошноты и страха.
− Привет, дружок. У меня сегодня сексуальный выходной, − прямиком объявила она. − Поднимемся наверх?
− Нет, нет!
− Ты что, болен? − она вспыхнула гневом и, призывая поддержку, крикнула теле глазу: − Подлечить, что ли?
− Сегодня выписали, извини, красотка.
Заискивающий тон чуть-чуть смягчил блондинку. Она, еще гневная, хотела излить душу теле глазу, как вошел молодой красавец.
− Глянь, − мигом среагировал на новенького. — На что тебе я, больной? А он − двухметровый бог. Спеши, а то перехватит вон та брюнетка.
Действительно, еще одна девица поднялась с кресла, и блондинка, вприпрыжку, бросилась к гиганту.
Мне сразу захотелось отсюда, но заказа следует дождаться, ибо здесь от всего лечат.
Конкурентки пришли к финишу одновременно. Красотки размахивали руками, что-то кричали. Парень быстро разобрался, в чем дело, снисходительно улыбнулся, подхватил обеих спорщиц под локотки и пошел вверх по лестнице. Девушки успокоились, прильнули к избраннику, и уже о чем-то мило ворковал вечный «треугольник».
«Ну и нравы? Я для своего времени − динозавр, а уж тут…»
Пока принесли обед, спустились две раскрасневшихся пары. Их уже ждали сервированные столики.
Вскоре мои зубы впились в мясо. Когда дело дошло до мороженого, появилась удовлетворенная тройка. Блондинка льнула к гиганту, но кинула любопытный взор в мою сторону. Любимое лакомство заклинило в горле. Бросил ложечку и, от греха подальше, сбежал из развратного места.
Близилось время вечерней учебы. Душегуб надежно излечил от прогулов, и в положенный срок АВС-333-421-Р сидел за партой.
Класс заполнился. Все, разбившись на группы, галдели: обсуждали приключения в домах отдохновения, хвалились трудовыми успехами, наспех делились усвоенным материалом, просто «чесали языки». Сразу после звонка вошел лектор и отработанным годами жестом пригласил всех сесть.
Прошелся глазами по рядам: − АВС-333-421-Р, вы отсутствовали на двух последних занятиях?
− Болел, проходил курс лечения, − в свидетели правдивости махнул рукой в сторону теле ока.
Лектор, удовлетворенно кивнув лысым черепом, приступил к занятиям: − Тема сегодняшнего урока: «Подрастающее поколение».
Все открыли блокноты.
− Коммунизм хорош тем, что он ликвидировал тормоза развития личности и общества. Напомню о них: государственный аппарат, армия, полиция, тюрьма, семья. Это все − оковы свободы, а раб не может полноценно жить, работать, творить. Самое большое достижение общества — разрушение семьи. Она ограничивает личность в выборе сексуального партнера, требовала выполнения глупейших норм и обязательств. Много сил отдавалось на воспитание детей, а с другой стороны подрастающее поколение зависело от произвола родителей. Есть еще одна несправедливость: разные пары дают индивидуальное несхожее воспитание. Теперь вы чувствуете преимущество равноценного для всех, обезличенного обучения в яслях, садах и т. д.
Лектор плеснул в стакан воды и продолжил: − Теперь о генном неравенстве. Оно − вопрос времени. Генная инженерия решит проблему. Коммунизм устраняет все неравенства и различия. Вероятно, в далеком будущем будет жить бесполый, освобожденный от страстей, талантливый человек.
«Тема для анекдотов. Только что-то не смешно», − подумал о последнем уроке.
Учитель лопотал на тему общественного образования, а я уставился в блики лампы на безволосой лоснящейся коже головы и ушел в себя.
Ежедневная нудная проповедь завершилась радостным звонком. Все предвкушали вечер: кто распутные дома, кто кино, а я мороженое (уж оно отменное на Коммунарии) и сон в постели.
На сей раз, урвал две порции, не испугался лечебно-воспитательных мер планеты. Принято брать по одной, но вездесущее око прикрылось на пару секунд долговязым однокашником, и я выхватил из бездушных лап автомата фруктовое и шоколадное.
Сладкий вечер таял с мороженым во рту и багровым закатом в небесах. Сил смаковать вечер, после лечения Душегубом, не осталось. Глаза слипались. Дома сбросил робу, нырнул под одеяло, и сразу понесло по сказкам сновидений.
Ночь пролетела калейдоскопом Земных снов. Не хотелось с ними расставаться, но больница выработала стойкий рефлекс на звонок — сдуло с кровати в момент.
Холл за время работы на Коммунарии дорос до квартального дворника. Мне, как новичку в ассенизации, определили пост мусорщика-грузчика на мусоровозе. Квартал Холла закрепили за моей машиной (не зря цыганка в детстве нагадала удачу во всех делах), так что не придется специально искать встречу с комиссаром, сама работа к нему приведет.
Мы подъезжали к квартальной санитарной площадке, дворники грузили мне на спину свои вонючие сокровища, а я уже забрасывал тяжеленные тюки в ненасытную пасть грузового отсека. Четвертым на маршруте был Холл.
− Что, новенький? − весело приветствовал он, а в глазах не появилось даже малюсенькой искорки узнавания.
− Да, первый день на вахте.
Когда смердящие пакеты кончились, я протянул Холлу пилюлю: − Угощайся, соратник. Великую работу делаем.
Я указал в сторону лозунга на боку машины: «Очистим планету от скверны».
− Угу, гордо подтвердил дворник, смачно причмокивая пилюлю.
Мне показалось, что Холл прекрасно сроднился с работой и планетой. Он светился счастьем, личной значимостью, гордостью за чистый Мир и себя в нем, и я даже на мгновение подумал: а не оставить ли его на Коммунарии. Здесь он несомненно счастлив, а будучи комиссаром редко озарялся улыбкой. Но начав дело, я обычно доводил его до конца.
− Может, вечером вместе гульнем, товарищ?
− Давай, − сходу согласился подверженный амнезии босс. − Встретимся в раздевалке, после работы.
− Заметано.
Мы пожали на прощание руки, я захлопнул дверцу, а водила порулил в сторону свалки.
«Комар носа не подточит, − размышлял под монотонный гул мотора. — Пилюля, на вид, как конфетка. Наблюдатели ничего не поймут, а Холл к вечеру созреет».
Вечером Холл все еще не узнавал своего агента (он помнил меня исключительно грузчиком мусоровоза), но уже хмуро морщил лоб, по крайней мере счастья в нем поубавилось, и я искренне за него радовался. И задумался: оказывается, можно радоваться избавлению от счастья.
− Потопали? — хлопнул дворника по плечу.
− Угу, − услышал рефлекторный ответ — приятель все еще не всплыл из пучины воспоминаний.
− Холл, − обратился к нему на улице. — Ты, помнишь меня? Комиссар вздрогнул.
− Холл? Холл, Холл, − бубнил он.
«Нет, это еще дворник, а не сыщик. Придется подталкивать ленивую память».
− Ты — комиссар. Комиссар полиции целого космического сектора. В нем затерялась и крохотная Коммунария. Дошло?
В глазах полицейского плескались страдание, тоска, растерянность.
− На, проглоти еще.
Холл послушно сгреб два шарика. Мы сели на скамейку переваривать драже и приливы памяти.
Сначала комиссар спокойно сидел, затем прижал ладони к лицу и тихонечко заскулил, закачал головой под волчью
