Он конвульсивно задергался. Мозг плавился, в него словно впивались огненные иглы, его разрывало на части: стальные кольца Империуса, сковывающие конечности и пережимающие горло, затрещали под огненной лавой рвущихся наружу инстинктов, куда более древних, необузданных и сильных, чем любое заклятие. Беззвучно раскрытый рот, попытка глотнуть воздуха, синие вены, вздувшиеся под кожей и тугими канатами перетянувшие руки, шею, лицо…
— Поттер! — послышался испуганный, растерянный возглас. — Что с тобой?
Он не мог ответить. Ему казалось, череп вот–вот треснет, казалось, уже слышится хруст расходящихся костей. Казалось, он снова стал младенцем и протискивается сквозь таз матери, и его тащит вперед, и ломает, и выворачивает. И само это место — ведь он знал, что это, знал, где находится, потому что всего несколько часов назад был здесь, в этой влажной, тесной глубине, пусть не материнской, но женской, — само это место доводило до помешательства. Вожделение было невыносимо, но он не мог, не имел права отпустить его.
— Дыши, Поттер! — выкрикнули над ухом. — Я приказываю?! Дыши! Да что с тобой, в конце концов?!
Гарри замотал головой, чувствуя, как Империус поддается, трещит, словно прочные нитки на только что сшитом костюме.
— Можешь двигаться, можешь говорить! — завизжал Драко. — Открой глаза!
Гарри застонал, выгнулся облегченно, освобожденно, жадно втянул открытым ртом воздух.
— Убери это, — выдохнул он, тыча пальцем в дымящие лампады.
— С ума сошел? — Малфой стоял над ним, схватившись за голову, насмерть напуганный и белый, как лист бумаги.
— Выпусти… — Гарри перекатился к краю плиты.
— Лежать! — взвизгнул Малфой. Его колотил такой озноб, что впору было завибрировать стенам.
Гарри откинулся обратно на спину, лопатки больно ударились о твердую поверхность.
— Я не могу погасить лампы, Поттер, — затараторил Малфой, будто задавшись целью втиснуть в минуту тысячу слов. — Это одно из условий, очень важное условие, это атмосфера, в которой проходят черномагические ритуалы. Разбуженная сексуальная энергия — без нее ничего не выйдет. Я не виноват, что у тебя нет иммунитета. Мне никто не говорил, что жертву обрядов должно так трясти, иначе я дал бы тебе противоядие.
— Так без разбуженной энергии ведь ничего не выйдет, какое противоядие? — промурлыкал Гарри, приподнимая голову. Или уже не Гарри? Разрази его Слизерин, если Драко когда‑нибудь видел на лице гриффиндорца такую ядерную смесь похоти и злости. Малфой попятился.
— Ты не искал никаких книг о ядах, — проговорил Гарри. — Ты искал книгу с черной магией, описание обряда.
— Пять баллов Гриффиндору.
Гарри изогнулся, ладони сами, помимо воли, прижались к влажной от пота коже и поползли вверх, вниз, поглаживая, дразня. Малфой таращился, разинув рот. В книге Обрядов об этом ничего не было сказано! Ни слова о том, как усмирить разбушевавшуюся жертву, на которую даже Империус действовал через раз и не везде.
— Все это время, все эти несколько дней ты продолжал готовить обряд, — продолжил Гарри. Глаза под полупрозрачными, дрожащими веками закатились, язык беспрестанно пробегал по сухим губам и ласкал, и облизывал. Дыхание вырывалось из легких бесконтрольными толчками. Все его тело было пронизано жаркой, удушливой похотью, а от движений — провокационных, непристойных — под блестевшей кожей перекатывались рельефные комки напряженных мышц.
Малфой все пятился, пока не споткнулся о лежащую на полу книгу Обрядов. Взмахнул руками, чуть не грохнулся, но устоял, схватившись за стену. Может, стоило подождать? Ведь Поттер не набросится на него? Поттеру вполне хватит собственных… усилий? Но он видел достаточно пыток у Лорда, чтобы понимать: за первым кругом последует второй, потом третий, и бедолага Поттер отдаст концы от истощения. В другом месте в другое время над ним можно было бы посмеяться, но сейчас от него зависело слишком много! Он должен был быть вменяемым и лежать спокойно.
Бежать за противоядием?
Наколдовать наручники и приковать к стене?
От последней мысли вниз по позвоночнику устремилось странное покалывание. Поттер громко, с наслаждением застонал, и Драко испуганно вскинул глаза. Так и есть: добрался до ширинки. Расстегнуть не успел, но ладонь уже накрыла внушительный бугор на штанах.
— Прекрати, — выдохнул Малфой.
Резко, решительно наклонился, подхватывая толстенный фолиант в истертом до катышков кожаном переплете. Воодушевленный тем, что рука Гарри замерла, шагнул к плите и шлепнул фолиант рядом с жертвой.
— Слушай меня внимательно.
Гарри сморгнул пелену, заволакивающую лицо возвышавшегося над ним человека.
— Я хочу, чтобы ты делал это очень тихо и очень медленно, Поттер, — с усилием выдавил Малфой. — Раз уж по–другому не получается, будем делать так, как получается. Может, ты даже умрешь счастливым.
— Не в онанизме счастье, Малфой, — хрипло отозвался Гарри.
— То‑то я и гляжу, — Драко не сдержал нервной ухмылки. — Все, хватит болтовни. Занимайся своим делом и не отвлекай меня, понял?
Гарри в изнеможении перекатил голову и уткнулся затуманенным взглядом в противоположную сторону: на тонкие струйки дыма, поднимающиеся под темный каменный свод комнаты. Низ живота горел адским пламенем, желание уже граничило с болью, и, кажется, хватило бы одного прикосновения. Очень тихо, очень медленно… Он не знал, как сделать это медленно. Из горла рвался отчаянный стон, пальцы тряслись, расстегивая пряжку ремня. И был еще Малфой. И был обряд. И был Империус. Тошнотворная смесь унижения, страха, вожделения, безысходности и омерзения. Как тягучий, липкий клейстер, в который с завидным постоянством превращались его зачетные зелья в Хогвартсе.
Тихо и медленно, тихо и медленно. Слова качались в воспаленном мозгу, как маятник настенных часов, вспарывая розовый туман, замыкаясь в окружность: ни начала, ни конца. Тихо и медленно, тихо и медленно.
— Отлично, — констатировал ненавистный голос где‑то на задворках сознания, — ты делаешь успехи, Поттер.
Разорвать круг, вырваться, сломать стальные оковы Империуса.
Он резко втянул сквозь зубы терпкий, раскаленный воздух, коснулся себя под расстегнутой ширинкой брюк, размазывая вязкую влагу, обхватил ладонью. Перед глазами вспыхнуло лицо Луны, и он увидел, как девушка кружится на мокрой траве, как разлетаются за спиной намокшие волосы, точно крылья, а на голых щиколотках собираются капельки дождя и налипшие травинки. И выгнулся дугой, оглушенный чудовищным внутренним взрывом. Наслаждение лишило рассудка, завертело в каком‑то сумасшедшем фантасмагорическом хороводе, и на целую вечность показалось, будто он разлетается на тысячу осколков… тихо и медленно… Измученного конвульсиями, выжатого досуха, его вышвырнуло обратно в реальность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
