- … же велел не дергаться! — надрывался чей‑то голос.
Он говорил еще что‑то, но Гарри не слышал. Комната вращалась, выплеснувшаяся в ладонь и на живот жидкость быстро остывала, огонь вожделения разгорался снова, а вместе с ним и боль. Боль желания, которое невозможно удовлетворить.
Гарри не знал, сколько это продолжалось. Оно походило на температурный бред: пытка болезненным, нарастающим удовольствием, загнанной пульсацией не справляющегося со своей работой сердца — если так пойдет дальше, оно просто разорвется! — приказом лежать тихо и делать все медленно. Или на Круциатус, только еще изощреннее, еще унизительнее.
Малфой вытер со лба испарину и перехватил фолиант поудобнее. Ему не хватало воздуха, чтобы произнести заклинание правильно, на выдохе. Чужая волшебная палочка искажала магические символы, которые он так старательно выводил в пространстве над Поттером, да тот еще корчился в своих оргазмах так, словно его пытали, и беспрестанно стонал. А когда не стонал, давился стонами, и у Драко самого к горлу подступала дурнота. Чертов чувствительный Поттер. Драко совершенно изнемог, пропотел насквозь и сам нанюхался ядовитых благовоний до розовых крапинок перед глазами, но едва–едва завершил первую часть ритуала.
— Земля к земле и прах к праху, — выдавил он наконец, чувствуя, как коленки становятся ватными и подгибаются.
Тени под потолком сгустились, хотя свечи все так же горели по окружности комнаты. Заколдованные свечи, если понадобится, прогорят и сутки. Драко отложил книгу на край мраморной плиты, развернул левую руку Поттера ладонью вверх и, скривившись от отвращения и страха, полоснул по запястью стальным перышком. Тем самым, которое долгие столетия хранилось в семье Малфой. Тем самым, которым его в детстве раз и навсегда отучили от непослушания. Тем самым, которым прокололи вену заходящегося в крике младенца, чтобы впустить туда капельку яда.
Поттер вздрогнул, распахнул мутные глаза в потолок. На его коже набухли кровавые капли и поползли в подставленную чашу. Десять штук, двадцать.
Малфоя шатало, голова шла кругом, к горлу подступили истерические рыдания. Он должен, он должен, должен… Отец будет им гордиться! Мама скоро будет дома! Проклятый Поттер сдохнет вместе со своей грязнокровной братией! А он… он загремит в Святого Мунго, потому что сейчас сойдет с ума.
Обмакнув кончик пера в рубиновую жидкость, он вывел первый штрих на потной, судорожно вздымающейся груди Поттера. Тот дернулся, на коже отчетливо проступил порез и новые капли крови. Драко уставился на перо безумными глазами: он ведь совсем легонько! Обмакнул еще раз, сверился с развернутым пергаментом, лежащим по правую сторону от чаши (по левую лежала книга Обрядов), и нацарапал завитушку.
Поттер заорал так, словно в него воткнули нож.
И нервы у Драко сдали. Выронив перо, он зажал ладонями уши, затопал ногами и, зажмурившись, завизжал:
— Заткни–и–и–и–ись!!!
За собственным криком он пропустил тот момент, когда перегораживающая вход в комнату плита с глубинным скрежетом отползла в сторону и на пороге возникла коренастая фигура в затасканном плаще, волокущая за собой нечто… скажем, агрегат неизвестного назначения.
— Силентио! — спокойно изрек Аластор Моуди, тыкая в невменяемого Малфоя волшебной палочкой, и комната погрузилась в гробовую тишину. – От–так. Уже лучше.
Он повернулся, закрыл дверь и принялся обозревать помещение заинтересованным взглядом. Искусственный глаз бешено вертелся в глазнице. Настоящий очень скоро остановился на распростертом на плите теле Гарри Поттера: одна ладонь в ширинке, с другой в чашу стекает кровавый ручеек, голова перекатывается из стороны в сторону, на груди свежие порезы. М–да, зрелище.
— Экспеллиармус, — будничным тоном произнес Моуди, и палочка из пальцев остолбеневшего Малфоя вылетела и покатилась по полу. — Фините Инкантатем! — это уже в сторону Гарри. Впрочем, с ним перемен не произошло.
— Кажется, успел, — удовлетворенно сказал Моуди.
— Как вы вошли? — выдохнул Драко, отчетливо ощущая шевеление волос на затылке: все пропало, все рухнуло, он уже мертв…
— Все? Проорался? Фините Инкантатем! А теперь повтори вопрос, — велел Моуди.
— Как вы вошли? — пискнул Малфой.
— Через вход, — Моуди ткнул большим пальцем себе через плечо. — Еще вопросы?
— Не убивайте меня, я не хотел, меня вынудили…
— Еще одно слово — и я тебя заткну, — пообещал Моуди. — Значит, Поттер… Мерлинова борода, ты мог подобрать кого‑нибудь попроще, гаденыш? Почему Поттер? Ни иммунитета, ни выдержки. Он должен был за тобой следить, а не корчиться тут на алтаре. Если он сегодня умрет, не только я, но и вся магическая общественность с тебя живого шкуру сдерет полосками, ты это понимаешь, сучонок? А после отдаст дементорам. И люди будут покупать билеты, чтобы посмотреть, как из тебя высасывают душу. И кидать тухлыми яйцами с трибун.
— А? — заскулил Малфой. — Что?
— Я тебе пять человек прислал, а ты выбрал Поттера! Как он тебя еще не порвал? Хотя, — Моуди принюхался, — афродизиак, конечно. Ничего умнее не мог придумать.
— Это обряд! — выпалил Малфой. — Я здесь ни причем.
— Да ты всегда ни причем. Ладно, хватит. Поттер так Поттер, какая, к Мерлину, разница, кого спасать. Заканчивай свой ритуал.
— Ы–ы–ы? — У Малфоя отвисла челюсть.
— И не строй из себя имбецила, я прекрасно знаю, что ты не просто хитрая, но еще и умная тварь, Малфой. Поэтому бери свое перышко и заканчивай. Только перевяжи ему руку, пока не истек кровью. Или это тоже по обряду положено?
— Н–нет, — выдавил Драко.
— Ну и чудненько.
Малфой не опустился — почти рухнул перед алтарем на колени. Моуди сунул ему в руки неизвестно откуда взявшийся кусок ткани и пронаблюдал, как он затягивает узел чуть выше порезанного поттерова запястья.
Старый черт Моуди был на его стороне! Он все знал про обряд! Он подстроил так, чтобы у Драко под рукой оказались кандидаты на роль жертвы. И теперь, проникнув в поместье сквозь самую навороченную магическую защиту, он разрешает ему завершить начатое!
Драко торопливо поднял стальное перышко.
* * *
Что‑то ткнулось в висок и заурчало. Прыгнуло на спину и завозилось, покусывая за плечо, дергая за волосы, настойчиво оттягивая ткань блузки.
— Гарри, — прошептала Луна непослушными губами. Боль пронзила челюсть, подсохшая на губе корка треснула, и из‑под нее потекла свежая кровь.
— Гарри?
Луна с трудом приподняла голову — та будто превратилась в пульсирующий болью чугунный шар.
Ответа не последовало. Предметы перед глазами двоились и расплывались, головокружение было нестерпимым, и Луна снова уронила голову на покрывало, показавшееся ей каменным.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
