в музыкальной комнате. И Нори проводила бо́льшую часть дня, прижавшись ухом к ее двери.
Это действительно было чудесно.
Нори никогда не видела брата таким счастливым. Он словно вернулся в юность: превратился в мальчика, которым ему никогда не позволяли быть.
Хотя Нори каждый вечер перед сном заходила к нему в комнату, чтобы он почитал ей вслух, она никогда не оставалась надолго. Сегодня вечером он прочитал ей одну главу из «Повести о Гэндзи», потом закрыл книгу и глубоко вздохнул.
– Прости. Я устал.
– Все в порядке.
Нори прочла книгу несколько дней назад, но не сказала брату.
– Как ты себя чувствуешь? Аямэ говорит, тебе снятся кошмары.
– Уже нет, – заверила Нори, солгав только наполо-вину.
Кошмары утратили былую силу с тех пор, как Акира вернулся, и с тех пор, как безликий призрак заменила влюбленная девушка, которая вела дневник, полный меч-таний.
– Как нога?
– Все в порядке. Шрам почти не заметен.
– Хорошо. Я понимаю, что все время занят, но вскоре тебя куда-нибудь отвезу.
Все как обычно. Акира давал обещания, чтобы успокоить нечистую совесть, и Нори не сомневалась, что он искренне верил в свои слова. Однако потом момент про-ходил…
Нори наклонила голову в ответ и была вознаграждена усмешкой.
– Ты стала послушная, да?
Внешне, возможно. Чем меньше от нее ожидали, тем больше ей могло сойти с рук. Ей потребовалось немало времени, чтобы этому научиться. Кротость – не слабость. И смелость – не сила.
– Я не хочу с тобой спорить.
Акира подозрительно на нее глянул.
– Ты не разочаровала меня перед гостями.
Нори пожала плечами.
– А зачем? Они далеко от своей страны, от дома. Не выброшу же я их на улицу.
– Тебе приходится больше готовить.
– Аямэ помогает.
Акира кивнул.
– Она добра к тебе?
– Да, аники.
– Ну, теперь у нас есть средства, чтобы нанять слуг, которых пришлось уволить. Или еще лучше, найти новых. Тех, кому я смогу доверять.
Нори нахмурилась.
– Я думала, мы бедные.
Акира рассмеялся.
– Мы экономим, а не бедствуем. В любом случае, Уилл платит за гостеприимство.
– Я думала, они бедные.
– Отнюдь. Они происходят из очень старой, очень богатой семьи.
Нори скрестила руки на груди.
– Так почему они здесь? Наверняка есть великолепные отели…
– Дело не в деньгах. Они… – Акира помедлил. – На самом деле, они очень похожи на нас, Нори. Вот почему я пригласил их погостить.
– Не понимаю.
Акира поставил книгу обратно на полку.
– Не мне рассказывать эту историю.
В груди закипело разочарование. В этом танце он всегда опережал Нори на три шага.
– Как скажешь.
– Ты могла бы пообщаться. Они не кусаются.
– Ты же знаешь, у меня нет опыта с обычными людьми.
Акира усмехнулся.
– С этими двумя ты его и не получишь. Но с чего-то надо начать. Ты сама удивишься. Элис немногим старше тебя, она может тебе понравиться.
Нори переступила с ноги на ногу.
– Ты же говорил, она глупенькая.
– Именно поэтому. – В улыбке Акиры не было язвительности. – А теперь марш в постель.
Нори ушла, не сказав ни слова.
Однако не в постель.
Проскользнув вниз по лестнице, через кухню Нори вышла во внутренний дворик. Ночное небо усыпали звезды, и все выстроились в таком тщательном порядке, словно Бог лично обратил на это внимание.
Нори потянулась за корзинкой, в которой держала шитье, и вдруг поняла, что она не одна. Сидя в плетеном кресле, курил сигарету Уилл. Их глаза встретились, и она замерла, как олень, пойманный взглядом охотника.
– Приношу свои извинения, – с широкой улыбкой сказал юноша. – Не хотел тебя напугать.
Нори впервые разглядывала его так близко. Он был бесстыже красив. Сейчас это вызвало у нее раздражение.
– Ты не напугал.
Он оглядел ее с ног до головы.
– Сколько тебе лет?
– Четырнадцать, – солгала Нори.
Летом исполнится.
Он ухмыльнулся, словно знал, что она его обманывает. Акира, наверное, называл ее настоящий возраст. Нори почувствовала себя дурой.
– Но ты не в школе.
Нори хотела поежиться, но заставила себя остано-виться.
– Я не хочу в школу. Аники говорит, так будет лучше.
– Аники?
– Акира.
Уилл вгляделся в ее лицо, и она не дрогнула. Пока он посмотрел, Нори чувствовала крошечные уколы по всему телу – нельзя сказать, что неприятные.
– Ты всегда делаешь, что велит тебе Акира?
Она никак не могла прочесть его интонации. И он не переставал игриво улыбаться.
– Иногда.
Уилл поднялся и указал на пустое кресло.
– Что ж, Норико. Не смею мешать твоему непослу-шанию.
Он стремительно прошел мимо, и Нори почувствовала запах дыма и чего-то острого.
– Не надо… – начала Нори и сразу, как слова сорвались с губ, пожалела.
Уилл приподнял светлую бровь.
Нори покраснела.
– Не называй меня так. Никто меня так не называет. Зови меня Нори.
Уилл пожал плечами, словно для него это не имело никакого значения.
– Что ж, малышка Нори. Спокойной ночи.
Уилл ушел, и Нори забралась в кресло, которое он оставил. Сердце стучало в ушах, внутри разливалось странное тепло. Колени ходили ходуном.
Чувство походило на страх. И все-таки было каким-то иным.
Что со мной происходит?
* * *
Нори старалась больше не оставаться с ним наедине. И все же с той ночи они танцевали друг вокруг друга, как герои маскарада. Никогда не прикасаясь, но все ближе и ближе.
За завтраком он задел ее рукой, когда она передавала ему сахар. Их глаза встретились всего на мгновение, и когда Уилл отвел взгляд, она почувствовала себя бесстыдно обласканной.
Ему девятнадцать – всего на год старше Акиры, однако на целую жизнь старше нее. Он объездил весь мир. Он говорил по-английски, по-французски и по-немецки, коллекционировал произведения искусства. Нори видела, что общество женщин ему не в новинку. Он излучал магнетическую уверенность, которая против воли ее привлекала.
Когда Уилл и Акира отдыхали в гостиной и пили по вечерам, обсуждая политику, искусство или еще что-нибудь, чего Нори не понимала, она проскальзывала к ним и садилась в углу. Ни один не обращался к ней, но ее и не гнали. Нори считала это маленькой победой. Когда Акира отвлекался, взгляд Уилла падал на ее губы.
Акира ложился спать, Нори забиралась на свое дерево и пробовала считать звезды. Иногда она слышала из дома музыку и знала, что Уилл распахнул окна музыкальной комнаты, чтобы она могла услышать, как он играет.
Она точно знала, что он играл для нее; с таким же успехом он мог подписать ноты ее именем.
Уилл увидел то, что упустили остальные; звук фортепьяно давал ей понять, что она не одна.
И это само по
