Оправились люди от ран, лучше прежнего зажили. Не по нраву пришлось то богине-спутнице зеленой реки, что Сарасвати звалась. Хотелось ей своему народу обе реки подарить, а людей извести. Долго смотрела она на стену-пламя да бросила в него тело свое, сотворив врата, дух же, как и дух Агни, остался между мирами. Узнал народ зеленой реки, что путь в реку белую появился, собрал лучших воинов да повел в бой. Вновь вскипела белая река, вновь кровью окрасилась — не чета были луки да копья людей супротив волшбы синекожего народа зеленой реки. Вновь отправились они к Калки, дабы молил он бога Огня о помощи.
Калки и сам ведал, что помощи просить надобно, да только как помочь мог дух, тела лишенный? И стал просить он силы, дабы самому помочь народу своему, а взамен что угодно предлагал. И выбрал Агни взамен силы сердце Калки, что было полно любви ко всем людям. И отдал Калки сердце свое, взамен получив силу Огня Изначального, что между реками стеной стоял. И разделил Калки дар тот с братьями и сестрами своими, да рассказал, как с силой той совладать. И дали они отпор народу синекожему, да пили их кровь, чтобы сильней стать, и огонь в душе их соседствовал с водой, но не смешивался — сильнее лишь разгорался. Изгнали они синекожих из реки белой. Обрадовались люди, стали восхвалять Калки да Агни. Но недолго длилась их радость — горечь первых поражений уже проросла в их душах семенами зла, что отмщения требовало.
Снова пришли люди к Калки да просили вести воинов дальше — в реку зеленую, чтобы населить воды ее да народ синекожий извести совсем. Не по нраву пришлись те слова Калки, и пусть даже без сердца своего, но любил он народ свой, да не было в нем желания другой истреблять. Но знал он, что нескоро его словам выжечь семена зла в душах людей, и решил обмануть их, дабы сохранить оба народа да обе реки. Сотворил он каменных псов себе, наделил силой своей да оставил охранять людские поселения. А сам повел братьев и сестер своих, химерами прозванных, в воды зеленые. Встретил их в водах зеленых Яма, что на манер Калки был избранным и общаться с Сарасвати мог. Но не битву они начали, а беседу, и беседа та была долгой.
Не желал Яма вести свой народ на битву да смерть, а только хотел, чтобы реки, как и раньше, текли себе ровно, воды свои не сталкивая. Но не знал он, как врата запечатать, чтобы народы сохранить. И отдал Калки силу свою, чтобы Яма-умелец сотворил из нее ключ, Врата запирающий, да оставил сестру свою Ями с ним, дабы проследила она, чтобы обману не случиться.
Вернулся Калки домой с вестью, что Врата-де скоро закроются, а, стало быть, нечего делать народу его в водах чужих. Не приняли вести его люди, осерчали, бунт подняли. Совладал бы Калки с ними, да руки поднять не мог, так и пал с братьями и сестрами своими от рук народа своего. И были люди, что звери, пили кровь их да пожирали плоть, чтобы забрать их силу, богом Огня дарованную. Забрали силу, да только глаза от жертв подняли, как встретились с псами каменными. Не напали на них псы, но ушли в горы высокие, да там и остались, застыли глыбами, позабыв завет защищать людей.
А Яма тем временем ключ мастерил. Приходили к нему синекожие сородичи, все пытали, что он творит. Молчал Яма — знал, не поймет народ его. Не по нраву пришлось им молчание его, вооружились они копьями да пошли правду силой добывать. Пришли, когда Яма Врата запирал. Запирал, да все не успел — напали на него синие воины, отобрали ключ, а самого ранили смертельно. Подобрала Ями тело его да сбежала в воды белой реки по ту сторону врат. Знала она, что обманул их Яма, да смастерил из силы своей еще ключ один — силу Воды таящий. Заперла она Врата с обратной стороны, да жизнь свою на это потратила. Выкинуло их тела туда, куда каменные псы Калки ушли. Провалились они в глубокое подземелье, а ключ Воды на поверхности остался. Подобрали тот ключ люди, что за псами пошли, вернуть их. Себе ключ забрали, почуяв силу его — все хотели войной на синекожих идти, да только как ключом пользоваться — не ведали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Рассыпался прах и кости Ямы и Ями под землей, создавая Лабиринт Смерти. Первые уровни его силой огня пылали, а те, кто прошли их, силу эту почерпнуть могли, свой огонь усилив. Там же, где лежали кости Ямы, царили лишь смерть и отчаяние, а те, кто смел туда сунуться, никогда не возвращались назад. Души же Ямы и Ями остались рядом с Вратами, что отпугивать неразумных, пришедших эти Врата открыть.
С грустью смотрел Агни на племя людей. Как ни гневался он на них из-за Калки, а все надеялся, что сгинут однажды из их душ посеянные страхом и смертью семена зла. Но не мог его огонь справиться с этой напастью, и только оставшееся с ним сердце Калки пылало болью за свой народ, который так и не перестало любить. И явил Агни людям волю свою, обещав научить их силе Огня, если те заветы его исполнять станут. Да обещал, что коли праведно жить они начнут, вернется к ним Калки, обретет свое сердце, да оживут псы его, что вновь людей защищать станут. Да только тысячи лет минуло с тех пор, а все стоят неподвижно каменные псы да пылает несчастное сердце Калки в огненных руках Агни, да растут цветы зла в сердцах людей.
Глава 17. Сердце
Лана стояла возле школы, смотрела на редкие пушистые снежинки и послушно кивала наставлениям матери, которые совсем не слушала. У мамы под глазами снова были синяки, но в этот раз не из-за папы. Ночь мама провела в больнице у Яна, которого сильно ударил отец. Вчера вечером, когда Яна увезла скорая, папа заперся в комнате, и Лана с замирающим от страха сердцем слушала, как он громит мебель. Но если кто и был виновен в случившемся, так это Лана — если бы она не полезла к отцу, Яну не потребовалось бы ее защищать…
— Ты все поняла? — спросила мама.
Лана снова кивнула и повторила:
— После школы обязательно дождаться тебя, и мы вместе пойдем домой.
Мама вздохнула и погладила ее по щеке.
— Все будет хорошо, — сказала она — больше для себя, чем для Ланы — потом порывисто обняла и пошла к выходу с территории школы.
Лана с минуту смотрела ей вслед, потом зашагала к двери. Учиться не хотелось, домой тоже. А в голову лезли навязчивые мысли о том, почему все так получилось, почему не иначе? Ведь если бы Лана не родилась, ничего бы не произошло, и ее семья была бы счастлива. Папа остался бы нормальным и не начал пить, а даже если бы начал, мама бы от него ушла. Один ребенок — не двое, прокормить проще…
— Смирнова!
Лана вздрогнула. Над ней высился семиклассник с повязкой дежурного на левом плече. Она не знала, как его зовут, но помнила, что он был одним из тех, кому доставалось от Яна. Если бы брат пришел в школу вместе с ней, к Лане никто бы не посмел подойти. Теперь за нее некому заступиться: друзей у нее не было, а взрослых у раздевалки, кроме гардеробщицы, не наблюдалось.
— Где сменка? — ухмыляясь, нагло поинтересовался семиклассник.
— Дома забыла, — насупившись, соврала Лана.
Вчера в классе ее кто-то толкнул, она запнулась за стул и порвала ремешок на туфле. Пришлось нести домой, чтобы мама их починила, потому что других у Ланы не было. Но маму вчера вызвали с работы в больницу к Яну, вернулась она только утром, чтобы проводить Лану в школу и снова уехать.
— А голову ты не забыла? Так, я тебя в такой грязной обуви в класс не пущу. Возвращайся за сменкой!
Пока Лана придумывала причину, по которой он должен ее пропустить, семиклассник уже схватил ее за шиворот и поволок к выходу.
— Давай домой. И без сменки не возвращайся!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Лана попыталась вырваться, и у нее даже получилось, но рюкзак остался в чужих руках.
— Ну вот, будем считать, что он в заложниках, — семиклассник рассмеялся.
— Отдай!
— После того, как сменку предъявишь! — безапелляционно заявил он и показал пальцем на дверь: — У тебя целых десять минут, чтобы туда-обратно сбегать. Вперед.
Лана шмыгнула носом и повернулась к гардеробщице, но ее окно было закрыто старшеклассниками, которым кроме себя дела ни до кого не было. И ничего не оставалось, как пойти на поводу у своего обидчика. Она быстрым шагом дошла до двери, чтобы не давать повода остановить ее за беготню в школе, кое-как протиснулась между потоками спешащих на уроки учеников и оказалась на улице. Рюкзак ей в любом случае уже не вернут, разве что прийти с мамой, которой сейчас совсем не до Ланы. Папа же… Этот скорее Лане подзатыльников навешает, за то что оставила свои вещи и ушла. Нет, отец никогда ее не бил, но и Яну никогда еще не доставалось так сильно, чтобы скорую вызывать. Ладно, допустим, папе еще можно пожаловаться на обидчика, но как Лане попасть домой? Ключей от квартиры и даже подъезда у нее не было! Соседи смотрели на их семью с плохо скрываемым отвращением, значит дверь не откроют, сколько в домофон ни звони.
