– Эй, робяты! – нагнувшись, растолкал их Чугреев. – Вы тут спите, что ль?
И впрямь, уснули! Прям тут и прикорнули, у костерка оба, свалились на мягкий мох. Так и спали, обнявшись, а разбуженные громким голосом десятника, разом вскочили на ноги, смущенно щуря глаза:
– Ой!
Глянули друг на друга – и рассмеялись.
– Ой, Маюни, у тебя травищи-то в волосах, ух!
– Ты на себя посмотри, да-а.
– Ой! – Настя вдруг замерла, бросив удивленный взгляд в блеклое синее небо. – Что это? Летучий дракон?
Казаки и сам атаман, словно бы невзначай случившийся рядом, запрокинули головы, кто-то схватил пищаль, а Маюни, вздернув лук, живенько наложил на тетиву стрелу с перьями трясогузки.
В небе над озером, не очень-то высоко, расставив кожистые, словно у летучей мыши, крылья, парил бесхвостый, отвратительный с виду дракон с узкой и вытянутой, с каким-то уродливым гребнем сзади, мордой и двумя когтистыми лапами. Время от времени открывая пасть, дракон издавал омерзительный вопль, похожий на громкий крик выпи, впрочем, вовсе не это привлекло к себе вниманье казаков. На холке летающего чудовища, свесив ноги, сидел человек, судя по всему, внимательно осматривающий округу! Что за человек, во что одет, было не очень-то видно из-за бьющего в глаза солнца, однако Иван поспешно послал оруженосца Якима в шатер за подзорной трубою.
– Это-то что еще за чудо? – щуря глаза, переговаривались меж собою казаки.
– А крылья-то – саженей в пять!
– Не-е, помене – в четыре.
– Господи, а что там за рожа-то? Небось, татарин?
– Что-то не слыхал я, братцы, чтоб кучумовы татары драконов таких приручили!
– Может, из пищали его?
– А что? А ну, братцы… Атамане, ты как? Шарахнем?
– Ой – улетает, гляньте-ка!
– Словно слова наши услышал, ага.
Оруженосец Яким, подбежав к Еремееву, протянул трубу:
– Принес, атамане. Вот.
Иван быстро приложил окуляр к правому глазу, но было уже поздно, он только и смог рассмотреть бесхвостый огузок чудовища да спину его седока – то ли в панцире из костяных пластин, то ли просто в коротком кафтане и в круглой черной шапке с пришитым лисьим хвостом.
– Ну, оглянись же, сволочина, оглянись! – кусал губы Иван.
О чудо! Всадник вдруг обернулся….
Атаман не поверил своим глазам, узрев у хозяина дракона вместо лица зияющий темными глазницами череп!
– И вправду колдун…
Опустив трубу, молодой человек потер пальцами шрам.
– Что там, атамане, что? – допытывались казаки.
Иван с ухмылкою отмахнулся:
– Так, ничего особенного… Так…
Глава IX
Весна 1583 г. П-ов Ямал
Как собаки, драконы
Иван подумывал было отправиться на разведку и самому, возглавив один из отрядов, однако появление всадника верхом на летучем драконе вконец спутало все его планы. Атаман никак не мог отделаться от мысли о том, что всадник тоже был разведчиком, соглядатаем колдунов сир-тя, и появился он здесь отнюдь не случайно.
И все же сидеть на мысу и ждать у моря погоды было бы непростительной тратой времени, поэтому Еремеев выслал казаков на разведку на двух стругах, а часть пушек и фальконетов велел снять, установив на берегу, между перегораживающими весь мыс камнями. Там же расположил и казаков с пищалями, оставив на стругах лишь небольшое количество воинов, в основном лучников, и несколько пушек – мало ли что за чудище появится вдруг из воды? Здесь хоть и мелководье, а предосторожность не помешает – не зря же соглядатай делал облет!
Вернувшиеся к вечеру разведчики во всех подробностях доложили обо всем, что им удалось увидеть. С их слов атаман начертил карту, особо выделив опасные места и волоки – на этот раз не такие уж длинные, зато опасные, проходившие через густые заросли папоротников и кустов.
Ближе к ночи разговор вновь зашел о соли, о менквах, которые то ли умели выпаривать соль из воды, то ли нет…
– Да, говорю ж вам, пресная вода-то! Какая из нее соль?
– Но откуда-то она у них есть! Откуда?
Вот этот вопрос хотелось бы выяснить, но еще больше хотелось поскорее добраться до золотого идола и, как выразился отец Амвросий, «до гнусных богомерзких капищ»!
– Что, правда мертвая голова у того, на драконе? – не уставал допытываться священник. – Ах, жалко, я не видал!
– Да и я, увы, видал мельком.
Покачав головой, Еремеев задумчиво скривил губы:
– Ну, явно череп под шапкою – аж кости блестят.
– А, может, просто маска, забрало, шлем?
– Может. Говорю же, не разглядел толком.
…Вопреки подспудным ожиданиям атамана, наступившая ночь прошла спокойно, лишь где-то в отдалении, в глубине полуострова, слышались приглушенные вопли и глухое рычанье какой-то зверюги. Впрочем, усиленная в два раза ночная стража ничего подозрительного не заметила – никто к мысу не рвался, не шел. Ночные птицы махали крылами, кричали… так они всегда кричат.
Иван задержался у костра, обдумывая свои дальнейшие планы и искоса поглядывая на другой костерок, соседний, где обычно собирались девушки ненэй-ненэць, а с недавних пор – и Устинья с Настей. Учили язык, понятно. Вот только почему кареглазая краса давненько уже к атаманскому костру не шла? Обиделась, что ли? Так на что обижаться-то? Вроде бы никаких злых слов Иван ей не говорил, не бросал недобрых взглядов. Прочему тогда? Чего дулась-то? Ну ведь явно дулась!
А вот пойти да и спросить прямо! Да-да, пойти, вот прямо сейчас… Еремеев дернулся было, но тут же уселся обратно на камень. Нет, не сейчас! Подождать, пока все казаки улягутся, нечего слабость свою на всю ватагу показывать. Отношения атамана с девушкой только их самих и касаются, нечего, чтоб кто-то другой об этом знал.
Медленно казаки расходились, медленно, видать, не очень-то утомились, да и ночь оказалась на удивление спокойная, звездная.
Черт! А вот и Настя с Устиньей к шатру своему пошли… Нет, Настя чуть задержалася, оглянулась…
Выйдя из-за кустов, Иван взял ее за руку:
– Постой.
– Так я и стою, – с усмешкой отозвалась девушка. – Сказать мне что-то хочешь? Говори.
– Сказать? Да… сказать…
Атаман вдруг растерянно потрогал шрам, осознав, что особо сказать-то ему нечего… То есть было что сказать, но… Иван этого сейчас стеснялся – казалось бы, такой решительный, волевой человек, командир, удачливый воинский начальник, а вот поди ж ты!
– Ну, говори же!
– Говорю… – Молодой человек наконец решился, но сказал вовсе не то, что хотел бы, зашел издалека, да так, что еще больше все отношения испортил:
– Слушай, Настя, ты бы про родителей своих меньше болтала.
Встрепенувшись, девчонка вскинула голову, ожгла взглядом, сначала недоумевающе, потом – почти сразу – зло:
– Чем это тебе родители мои покойные не угодили, а?!
– Да не в том дело, что не угодили… – сконфузился Иван. – И вообще не о них речь.
– Ты моих родителей языком своим не трогай, иначе… Не посмотрю, что атаман!
Разобиженная девушка скрылась в шатре, а Еремеев, помявшись, махнул рукой да вернулся обратно к костру, где и просидел почти до утра, а утром…
А утро выдалось славным!
От озера к бледно-голубому, едва тронутому полосками узких розоватых облаков небу поднимался прозрачный, сразу же таявший в лучах колдовского солнца туман, похожий на тот, что иногда бывает зимою, в погожий, с легким морозцем денек, светлый и не особо студеный. Над замшелыми, выглядывающими из воды камнями, над цветущими кувшинками и камышами, играя синими крыльями, летали стрекозы, рядом, ближе к зарослям малины и ежевики, беззаботно порхали разноцветные бабочки, жужжали пчелы, видать, где-то неподалеку, в дупле, было у них гнездо.
Пахло медвяным клевером, ежевикой и еще чем-то таким, пряным, от чего хотелось не просто вдыхать полной грудью сей густой, напоенный столь вкусными ароматами воздух, а ложками его хлебать, словно застывшую до холодца форелью ушицу.
Пора было собираться в путь, что все казаки и делали, да как-то вяловато, наверное, не очень-то хотелось расставаться с этим приглянувшимся местом. И все же – дорога звала, да и атаман подгонял, а пуще того – манил золотой идол.
– Господин атаман, – подбежала к Ивану рыженькая Авраама, – а можно мы выкупаемся? Мы быстро.
Еремеев уже собирался махнуть рукой, сказать, что, конечно же, можно, почему бы не выкупаться? Только вот надо побыстрее и…
И вдруг…
Вдруг показалось, что задрожала под ногами земля!
Что-то такое случилось, или…
– Ты тоже это чувствуешь, Авраама, или мне кажется?
– Что – кажется?
– Земля дрожит.
– Земля? Ах да… дрожит! Я это чувствую тоже! Ой…
Девушка вдруг побледнела, со страхом указывая куда-то за голову стоявшего спиной к лесу Ивана:
– Та-ам… та-ам… оно!
Оглянувшись, Еремеев сразу же углядел выползавших из леса ящеров, тупорылых, шипастых, приземистых! Не таких, конечно, огромных, как то чудовище, что жрало вершины кедров, но все же немаленьких, размерами, наверное, с три телеги, ежели их составить цугом, да еще по телеге сверху поместить! Чудовища не ревели, не мычали, вообще не издавали никаких звуков, а просто, упрямо опустив рогатые, прикрытые костяными нашлепками головы, шли прямо на струги. Шагали, мерно переставляя лапы и помахивая увенчанными квадратными шипами хвостами, перли неотвратимо, как смерть!
