Максимальное наслаждение Грейс при максимальной заполненности достигалась так. Правой рукой Макс открывал малые губы, стягивал капюшон с головки клитора и приникал к нему языком. После того как язык и клитор слюбливались, его правая рука поднималась к груди и ласкала её. Пока его язык ублажал клитор во всех направлениях, Макс вставлял указательный и средний палец левой руки во влагалище и теребил лебединую шейку матки, и подвижные влажные стенки. Средний палец, смоченный в страстных соках, вскоре перемещался в анус – медленно и осторожно утапливался в прямой кишке, славно пройдя запор сфинктера. Прямая кишка привыкла к движению масс только в одном направлении – изнутри наружу, а тут нервные окончания, удивлённые обратным движением – снаружи вовнутрь, радостно к нему привыкали. Так мужчина из женского истока делает устье. И женщина рада, когда её реку на время поворачивают вспять.
Итак Грейс была насажена на два пальца и язык.
Глядя на свои пальцы, погружающиеся в восхитительные глубины, Макс также понимал, что хотя пальцы и лучше искусственных хуёв, но всё-таки истинные хуи много лучше пальцев, и в идеале все отверстия при лизании клитора должны бы быть заполнены хуями.
Итого, клитор задействован, два отверстия заполнены, и одно, наверху, в остатке. Видя снизу, как женский полуоткрытый в наслаждении рот пропадает без дела, Макс не мог вытерпеть такого разбазаривания священных дыр и разворачивался, давал голодному рту Грейс присосаться к хую и применял те же пальцевые меры по отношению к отверстиям, верша засос с похотником.
Макс проделывал то же самое заполнение и с другими женщинами к их вящей радости. В результате заполнений он обнаружил, что существуют два сорта женщин: у одних прямая кишка была пуста и если что-то имелось, то в крохотных количествах, а у других прямая кишка всегда была полна дерьма: даже после утреннего освобождения она снова быстро наполнялась. Грейс относилась к последним. Поначалу это удручало Макса, а потом стало лишь вдохновлять.
Впервые он проникся к запаху испражнений любовницы так. После завершения свидания с женщиной Макс обожал нюхать оставшийся запах пизды на его пальцах. Однажды у него появилась любовница, у которой пизда не издавала запахов – то ли эта женщина так тщательно подмывалась перед свиданиями, то ли – в силу каких-то гормональных причин, а Макс испытывал нужду ощущать её запах. Макс решил добыть её иной интимный запах и погрузил палец в прямую кишку. Но и прямая кишка её была пустой и вытащенный палец не издавал её глубинного аромата. Тогда Макс изловчился и добрался пальцем до самого конца прямой кишки, где она превращалась в витиеватые кишки и там, у самого входа в кривую кишку, дерьмо густилось, так что он зачерпнул его ногтем. Все эти глубинные ходы Макс изучал, разумеется, на фоне активного лизания клитора женщины, что делало для неё желанным любое проникновение на любую глубину.
Когда он вымывал палец, то ещё долго оставались коричневатые остатки под ногтём и вокруг основания ногтя, которые издавали всё тот же интимнейший запах его возлюбленной. Женщина ушла, но её частицу, её аромат Макс придержал для себя. Эта частица ему была более дорога, чем фотография возлюбленной.
С тех пор как Макс стал регулярно погружать средний палец левой руки в прямую кишку Грейс, всегда заполненную отверженным; он обратил внимание, что этот палец стал расти как в длину, так и в ширину. Поначалу этот рост был едва заметен, и когда Макс показал Грейс свой «дерьмовый» палец, как он его называл, и спросил её, замечает ли она что-либо, Грейс сказала, что палец действительно выглядит чуть больше, чем обычно.
– С чего бы это? – спросила Грейс.
– Уж не стал он расти из-за того, что я его постоянно сдабриваю твоим удобрением? – пошутил Макс.
– И не только моим, – уточнила Грейс.
– Преимущественно твоим, – сказал Макс, имея в виду постоянное наличие его в прямой кишке Грейс, но она восприняла это так, будто Макс почти не интересуется другими женщинами. Макс догадался по удовлетворённому выражению лица Грейс, что она поняла его слова именно так, и добавил, – твоим самым плодородным и добрым удобрением.
Грейс рассмеялась и сказала:
– Если это так, то давай-ка замерим твой член, может быть и он вырос от частого пребывания в той же среде.
Не производя тщательных замеров, а делая их на глазок, Грейс и Макс пришли к выводу, что и хуй его действительно выглядит чуть побольше, чем был.
Они порадовались этому открытию и, чтобы отметить такое событие, Макс снова поместил его в те же парниковые удобренные условия, где цвели их великие наслаждения.
Макс вспомнил, как на одной из оргий женщина скакала на мужчине, глядя по сторонам. Когда он проходил мимо них на незначительном расстоянии, ибо вокруг были занимающиеся любовью кучки людей, эта женщина протянула руку, взяла Макса за член и буквально притянула его к себе вместе с Максом. Женщина тут же приникла к нему ртом, и Макс наблюдал, как в нём стало расти и шириться желание оргазма. Мужчина под женщиной жадно смотрел на оральную активность своей партнёрши, которая, казалось, нашла последнее звено, недостающее для смыкания идеальной композиции наслаждения. Макс тогда пытался представить себя с Грейс, которую он не хотел брать на оргии из, вестимо, ревнивых соображений – что было бы, если бы она сидела на нём и вдруг подошёл бы мужчина – взяла бы она его хуй в рот? «Конечно бы взяла» – ответил себе Макс и ревность его была смешана с наслаждением, в котором он вынужден был себе признаться.
Но фантазия такого рода ещё далеко отстояла от реальности.
В то время Макса влекли комбинации, где он был единственным с двумя женщинами, а потому всех своих любовниц он натаскивал на то, чтобы те приглашали с собой на свидание подружку.
Однажды юная Дина взяла его с собой к подружке Робин. Робин жила одна в таунхаусе, который она еле-еле смогла купить. На ежемесячные взносы ей денег постоянно не хватало, и она его продала. Макс и Дина шли как бы на прощальный вечер – через несколько дней Робин выезжала и теперь хотела повеселиться на прощанье, причём так, как раньше никогда себе не позволяла. Она хотела Максом приподнять своё настроение, упавшее слишком низко из-за необходимости распрощаться с дорогим для неё и дорогим ей жильём.
Макс жадно бросился на свежее тело, и Робин, светясь глазами в полумраке, принимала его, широко распахнув ноги. Но пока он был в Робин, Дина распахнула его ягодицы и стала лизать анус, на что Макс от неожиданной добавки наслаждения излился. (Дина потом призналась, что сделала это нарочно из ревности, чтобы Макс быстрее кончил и не уделял Робин слишком много внимания.) Робин ещё не достигла оргазма, и Макс принялся её долизывать. Однако присутствие Дины отвлекало Робин, и она всё срывалась с пика, а не брала его. Тогда Макс принялся за Дину – с ней всё получилось мило с помощью того же языка. Покончив с Диной, Макс уже обрёл готовность для второго захода и погрузился в Робин, которая, помогая себе пальцем, достигла-таки заветных вершин. Но к этому времени и Дина уже демонстрировала свою воскресшую готовность, воспользоваться которой Макс ещё не мог, ибо приустал.
В конце вечера Макс вынужден был признаться, что ему одному не удалось и не удастся как следует удовлетворить двух женщин. В глубине души он подозревал, что мужчине скорее всего не под силу вполне удовлетворить даже одну женщину.
К этому злосчастному выводу он пришёл на основании хотя бы такого наблюдения. Если любовница продолжала сосать его член после того, как он излился, то Макс уже не мог выносить навязываемое возбуждение, переродившееся в раздражение, и вытаскивал хуй из её ненасытного рта. Когда же он лизал женщину, и она кончала, а Макс продолжал её лизать чуть по иному, то она в ответ лишь кончала снова и снова. Наконец язык его уставал и женщина принимала его отставку, хотя Максу было ясно, что служба любви могла бы ещё продолжаться и женщина отмечала бы усердного мужчину новыми наградами своих восторгов.
С некоторых пор после каждого своего извержения в женщину Макс представлял, как его место занимает другой мужчина и вызывает в его любовнице обновлённое наслаждение. Эта фантазия являлась после оргазма, который прибивал ревность, и продолжала крепнуть с возобновлением желания, приобретая всё больше красок и подробностей. Так фантазия о мужчине, перенимающем эстафету, постепенно научилась существовать в Максе, почти не вызывая ревности. Такой мужчина представлялся в его фантазиях уже не соперником, а сообщником по заполнению отверстий, которые оставались свободными, пока Макс находил наслаждение лишь в одном из них. Дело дошло до того, что находясь с Грейс в «69» и видя перед своими глазами её влагалище и анус, Макс постоянно жаждал видеть чей-либо хуй движущийся во влагалище или в анусе. А ещё лучше и там, и там.
