его? Борис Павлович уверен, что нет. Что если бы дневник был найден, то он бы об этом узнал. Бог знает, почему он в этом так уверен, но допустим.
Но кто это мог быть? Кому нужен дневник? Для чего?
Еще одно соображение не дает мне покоя. По словам Натальи Павловны, они с бабушкой договорились обсудить подробности продажи дома. Бабушка ждала Наталью Павловну.
Значит мистер Икс рисковал. Но он мог не знать об этой договоренности. Просто повезло? Не знаю, не знаю… Не очень-то я верю в такое везение.
Предположим, он об этом знал. Тогда кто он?
Единственный, кто мне приходит на ум — это Мишка. Он мог быть в курсе планов Натальи Павловны. Но для чего ему дневник Каргопольского?
Я с досадой потерла лоб. Я могу подозревать всех подряд, могу протереть дыры в колоде Таро, могу выдумать кучу историй. Но пока я не найду и не прочту дневник Каргопольского, я ни на шаг не приближусь к разгадке.
Нечего рассиживаться, надо начинать поиски. В этой комнате нет смысла терять время — ее перерыл наш мистер Икс. Остается одно — делить дом на квадраты и приниматься за дело.
В моей поясной сумке сумке кто- то завозился и зажужжал. Я пережила пару очень неприятных мгновений, прежде чем сообразила, что это вибрирует мой телефон. Я же звук отключила, дурында! Неужели Вадим?
Нет, слава богу, всего лишь Татка.
— Тинусь, это просто чудо какое-то!
Мы с ней не тратим время на приветствия и прощания. Нам это не нужно.
— Рассказывай.
— Ты ведь, дрянь такая, пропала с радаров, и не знаешь, что я-таки развелась! — радостно объявила Татка.
— О! Поздравляю. — осторожно ответила я. Таткина радость частенько переходит в рыдания.
— Этот гад так мотал мне нервы под конец, что у меня адски разболелся зуб. Ни спать, ни есть… А потом щека опухла. Но это точно зубная фея сработала! Я побежала в ближайшую стоматологию и там… Тинка, он такой… такой… — Татка едва переводила дыхание.
И в эту самую минуту…
Стук, стук… на крылечке, топ… топ… Заскрипела входная дверь. Чьи-то осторожные шаги замерли в прихожей. Слушает. Я затаилась, едва дыша от страха.
Это он. Выследил меня. Пришел за дневником.
Меня найдут в этой комнате с искаженным от ужаса лицом.
Я уронила квакающий телефон и вжалась в стену, глядя, как медленно поворачивается дверная ручка.
ГЛАВА 15. "Не смейте впутывать Тину!"
— Наталья Павловна… Как вы меня напугали!
— А я сразу догадалась, что пришла хозяйка. — невозмутимо ответила Наталья Павловна, прикрывая за собой дверь, — Кто еще мог отпереть дверь запасным ключом? Добрый вечер, Тиночка.
Цепким, хозяйским взглядом она окинула комнату, на мгновение задержавшись на распахнутых дверцах шкафа и альбоме, который лежал рядом со мной на диване.
— Умничка, что зашла.
Она неторопливо подошла к шкафу и плотно прикрыла дверцы. А я так и сидела на диване, подтянув коленки.
— Спасибо вам, Наталь Пална, что присматриваете… — пискнула я. Откашлялась. Как все неловко и глупо!
— Не стоит… — Наталья Павловна опустилась в кресло в углу. Обитое темно-зеленой рогожкой, оно напоминало гигантскую жабу в деревянной короне. Любимое дедово кресло. Он отыскал его на какой-то свалке и собственноручно отреставрировал и перетянул. После смерти деда в нем сидела бабушка. И больше никто.
— Я ждала тебя пораньше. Целый год ждала, что приедешь.
— Да, но…я сначала не могла, а потом… работа, дела… — оправдывалась я.
В голове крутилось, что это кресло было бы лучше занять мне самой, тогда Наталье Павловне оставалось бы только устроиться на диване, как и подобает гостье. Сейчас получилось все наоборот. Мало того, я чувствовала страшную неловкость, как если бы влезла в дом Натальи Павловны без приглашения.
— Дела… А дом тоскует без хозяина. Я стараюсь скрасить его одиночество. Самое малое, что я могу теперь сделать… для Серафимы.
Наталья Павловна устремила задумчивый взгляд на автопортрет деда на стене. Раньше рядом с ним висел портрет бабушки — обе работы были написаны к их серебряной свадьбе. Сейчас вместо бабушки на рядом с дедом красовался один из его пейзажей.
Руки Натальи Павловны мерно поглаживали подлокотники кресла. Кольцо на ее пальце тихонько скребло какую-то резную завитушку, будто мышь возилась в углу.
— Бабушка была бы рада… — промямлила я, сгребла с дивана альбом и прижала его к себе, прикрываясь им, как щитом.
— Что ты думаешь делать дальше? Поживешь здесь?
— Эм-м-м… Еще не решила. Я пока живу в усадьбе. В актерском флигеле. Так проще.
Наталья Павловна понимающе кивнула.
— Дом для тебя, должно быть, обуза…
— Я тоже так думала. А сейчас, когда пришла сюда… Знаете, у меня такое чувство, что дом мне рад. Что он ждал меня. И… что бабушка рада. Что я наконец-то здесь.
Наталья Павловна едва заметно нахмурилась. Нет, она не сдвинула брови, не насупилась, но едва уловимая тень легла на ее лицо.
— Я стала плохо спать. — неожиданно призналась она, немного помолчав. — Все брожу. Думаю о Серафиме. — она помолчала. — Я виновата перед ней.
— Виноваты? В чем? — искренне удивилась я.
— Что послушала Петра. Сына. Он настоял на том, чтобы я изменила показания. Он ведь, ты знаешь, начальник отдела полиции…
— Какие показания?
— О смерти Серафимы. Он говорил, что это дело мертвое. Как это у них говорится… “глухарь”.
Мое сердце тяжело и тревожно стукнуло.
— Разве дело было открыто?
Наталья Павловна покачала головой.
— Я хотела. Но он отговорил меня. И теперь совесть не дает мне покоя.
— Вы считаете…
— В моем возрасте лгать не имеет смысла. Я уверена, Серафима умерла не своей смертью. — медленно произнесла Наталья Павловна, глядя мне прямо в глаза. — и я догадываюсь, кто ее убил.
— Кто? — едва выговорила я. У меня не было сил говорить. Я ждала одного-единственного слова, но Наталья Павловна не спешила называть имя.
— Я знаю Серафиму почти всю жизнь. — неторопливо заговорила она, выдержав паузу, — Мы выросли вместе. Она никогда никого не боялась. И только один человек… Она бледнела, когда говорила о нем. Каждая встреча с ним вырывала кусок из твоей семьи. А последняя стоила жизни ей самой
— Кусок из семьи? О чем вы говорите?
— Ты не помнишь, как умерла… Арина Глебовна? — осторожно спросила Наталья Павловна,
— Бабу Рину я только сегодня вспомнила… — я невольно покосилась на альбом.
— А аварию?
— Аварию… В ней погибли мои родители. Я не знаю подробностей. Знаю, что какой-то человек попал под нашу машину.
— И ты его не помнишь…
— Как же я могу
