до меня дошло.
– Вы все еще работаете в морге?
Баттерс улыбнулся:
– Наши переговоры может подслушать уйма народа. Мёрфи не разрешает мне отзываться своим именем.
– Мёрфи знает, что говорит, – согласился я.
– Не то слово, – кивнул Баттерс.
– Она отдала вам Боба?
– Да. Вы же считались погибшим, и все такое. Она хотела использовать его знания.
– Да нет, я не обижаюсь, – заверил я его, хотя на деле это меня немного задевало. – Я сам оставил такие вещи на ее разумение.
– Ну да, очень разумно. Кстати, о ее разумении – поехали-ка со мной.
– Легко, – сказал я и пристроился следом за ним. – Куда конкретно мы едем?
– В Пещеру летучих мышей. В штаб.
– Чей штаб?
Он удивленно уставился на меня:
– Альянса, само собой. Чикагского альянса.
Я заломил бровь:
– Какого такого Чикагского альянса?
– Того, что он организовал, чтобы защитить город от фоморов, – ответил Баттерс.
– «Он»? – не понял я. – От фоморов? Кто «он»? Или что?
– Ох, Гарри, извините. – Баттерс прикусил губу и сокрушенно опустил взгляд. – Я думал, вы знаете… Марконе. Барон Джон Марконе.
Глава 17
Пистолет Стью я нашел там, где обронил его во время драки. А потом поспешил за Баттерсом к его машине – старому «плимуту-роудраннеру». Тот выглядел едва ли не хуже моего «фольксвагена-жука», каким я видел его в последний раз. Царапины и вмятины покрывали весь стальной кузов – некоторые из них подозрительно смахивали на те, что остаются от длинных когтей, – но мотор урчал успокаивающе ровно. На номерном знаке значилось: «МИМИП».
– Я вроде как сменил свою старую машину, – объяснил Баттерс, когда я забрался в салон прямо сквозь дверцу.
Я не стал жаловаться на связанные с этим неприятные ощущения. Не при Баттерсе. Это лишило бы меня всего призрачного великолепия.
– На другую старую, – хмыкнул я.
Голос мой звучал из приемника, который Баттерс вставил в зажим, прикрепленный к автомобильному солнцезащитному козырьку.
– Сталь нравится мне больше стеклопластика, – пояснил Баттерс. – Фоморы явно состоят в некотором родстве с фэйри. Ни те ни другие не любят прикосновения железа.
Череп с устроившимся в нем Бобом покоился в самодельном контейнере на приборной панели «роудраннера», покачиваясь на ходу машины, как кукла-дезодорант.
– Там среди них произошло много скрещиваний, – сообщил Боб. – С давних, очень давних времен. Еще до войн сидхе.
Я удивленно повел бровью:
– Я мало что слышал об этом.
– Всякие безумные штуки, – с энтузиазмом пустился в объяснения Боб. – Еще до моего времени, но я слышал много разного. Даоин-Сидхе, Туата, Тилвит-Тег, Шен… Эпические союзы, эпические измены, эпические битвы, эпические свадьбы, эпический секс…
– Эпический секс? – переспросил я. – По каким именно стандартам секс считается эпическим?
– …И тонны смертных простаков вроде тебя, которых использовали в качестве пешек, – радостно продолжал Боб, не обращая внимания на мой вопрос. – Слов не хватает, чтобы описать все это. Это как если бы «Властелин Колец» и «Элен и ребята» родили ребенка от Халка Хогана и электронной игры «Ударь крота».
Баттерс прыснул от такого образа.
Впрочем, адские погремушки, кто бы не прыснул на его месте?
– В любом случае, – выдавил Баттерс, немного придя в себя, – в венах фоморов довольно много крови фэйри. Поэтому, когда я еду куда-то, я предпочитаю делать это защищенным доброй детройтской сталью.
– Мёрфи говорила что-то о фоморах вчера вечером, – вспомнил я. – Я так понимаю, они нагрянули к нам в город?
Лицо у Баттерса сделалось чуть отстраненным.
– Еще как! Я совсем с ног сбился. – Он набрал в грудь воздуха. – Э-э-э… Послушайте, дружище, это правда вы?
– То, что от меня осталось, – устало ответил я. – Угу.
Он кивнул:
– Эм… У нас проблема. С Молли.
– Я видел.
– Ничего вы не видели, – возразил он. – Я слышал, Мёрфи говорила вам о том, что та слегка съехала с катушек, но на деле все серьезнее.
– Насколько серьезнее? – спросил я.
– Семнадцать убитых за последние три месяца, – ровным голосом ответил он.
Пару кварталов мы ехали молча.
– Кто? – спросил я, прервав молчание.
– Подонки, – прямо ответил он. – Коп, возможно изнасиловавший проститутку. Мелкая преступная шушера. Ворье. Она даже не особенно скрывается. Превратилась в этакого Темного Рыцаря. Все свидетели описывают высокую женщину в нескольких слоях рванины. Уже через две недели газеты обозвали ее Леди-Оборванкой. Называют ее и всякими другими именами – потехи ради, чтобы показать, что им не страшно, но…
– В этом городе много кого убивают, – заметил я. – Вовсе не обязательно это Молли.
– Гарри, – Баттерс затормозил перед светофором и посмотрел на меня в упор, – я обследовал двенадцать жертв. Все погибли по-разному, но у каждого во рту я обнаружил клочок ткани.
– И что? – спросил я.
– Я сравнил эти клочки. Это та же ткань, из которой сшита одежда, что была на вас в Чичен-Ице. Несколько ее образцов фигурировали в материалах обследования места… места вашего убийства. Кто-то проник туда, не замеченный никем, даже камерами слежения, и похитил их.
Перед глазами с пугающей ясностью возникла картина. Безмолвные каменные зиккураты в ночи. Шипение и скрежет нечеловеческих голосов. Отвратительный запах вампиров – словно запах рептилий. Моя фея-крестная – я не шучу: моя крестная действительно фея, и с ней лучше не связываться – превратила мою одежду в доспехи, возможно спасавшие мне жизнь несколько раз за ту ночь, тогда как я сам этого даже не заметил. Когда они снова превратились в плащ, куртку и джинсы, от них остались жалкие изодранные лохмотья.
Очень в моем духе.
Кто-то, имеющий непосредственное отношение к моей смерти, убивал людей в Чикаго.
Могла ли это быть моя ученица?
Если верить практически всем моим знакомым женщинам, она была ко мне неравнодушна. Я не отвечал ей взаимностью. Конечно, Молли хороша собой, умна, сообразительна, отважна, изобретательна. Однако я знаком с ней еще с тех пор, когда она носила лифчик всего лишь из чистой формальности, – я работал тогда с ее отцом, одним из немногих людей на свете, к которым питаю неподдельное уважение.
В Молли присутствовало темное начало. Я заглядывал ей в душу. Я видел это не в одном из ее потенциальных будущих. Я ощущал это в ее магии, когда она – из лучших побуждений – колдовала с хрупкими людскими сознаниями.
Но хотя она зубами и когтями дралась в Чичен-Ице бок о бок с нами… Она не убийца. Не Молли.
Так ли?
В определенных условиях, при определенных обстоятельствах людей можно довести до крайностей. Я сам пожертвовал своей душой и будущим ради спасения своей дочери.
А я ведь был учителем Молли. Наставником. Образцом для подражания.
Могла ли моя смерть толкнуть ее на крайние меры,
