Я, конечно же, чувствовал себя виноватым, и, быть может, поэтому, пока мы выходили из «Яхты», подошел вплотную к Игнасио и так, чтобы Марсело меня не услышал, без особой уверенности прошептал на ухо Игнасио:
– Пожалуйста, не чувствуй себя обязанным, если не хочешь идти. Это моя проблема, и решать ее должен я сам.
Словно не услышав меня, будто говоря сам с собой, Игнасио проворчал:
– Чушь это все по поводу дружбы, приятель!
19
Марсело припарковал машину около киоска на площади Жоакима Фольгера. Выходя из машины, Игнасио произнес:
– Сейчас вернусь.
Двадцать минут и десять выкуренных сигарет спустя мы увидели, как он идет назад через улицу Бальмес.
– Глазам своим не верю, – прошептал Марсело.
Игнасио был одет в очень свободный синий свитер, джинсы, белые кроссовки и синюю куртку; ансамбль завершала черная кепка с козырьком и рекламой автомобильных шин, напечатанной большими белыми буквами. В руке он держал ящик с инструментами.
– Этого нам только не хватало, – вздохнул Марсело. – Вырядился, как шут гороховый.
– Ребята, простите за опоздание, – бодро извинился Игнасио, устраиваясь на заднем сидении.
Мы влились в поток машин, плетущихся по улице Бальмес. Вскоре пришлось встать перед красным сигналом светофора на углу Бальмес и бульвара Сант-Жервасио. Поймав взгляд Игнасио в зеркале заднего вида, Марсело прокомментировал:
– Ты принял меры предосторожности и переоделся, не так ли?
– Я всегда так одеваюсь, когда предстоит какая-нибудь халтурка. Здесь или в Сентельес. Я знаю, что это выглядит немного вызывающе, но дело в том, что…
– Вызывающе? – переспросил Марсело. – Ну что ты, скромнее не бывает.
– Ты правда так думаешь? – сказал Игнасио с подозрением, но все же польщенно. – Честно говоря, я не знаю…
– Да правда, правда! – настаивал Марсело. – Ты мог бы догадаться и для нас что-нибудь подобное принести: тогда бы мы все трое были в униформе и нас схватили бы еще быстрее.
– Не пошел бы ты, Марсело! Мало того, что я согласился пойти с вами… Кроме того, это не моя вина. Единственное, что мне пришло в голову сказать Марте, – это то, что я иду помогать к тебе домой, и она заставила меня надеть все это.
Шаловливая, почти детская улыбка вспыхнула в его глазах: он заговорщически положил руку мне на ключицу и, словно делясь секретом, добавил:
– А кто ее знает, парень: вдруг она мне не поверила и хочет таким образом помешать мне пойти куда-нибудь развлекаться. – Он расхохотался. – Ведь может так быть, правда?
Пораженный присутствием духа Игнасио, или тем, что он так быстро справился со своими страхами и нерешительностью, я улыбнулся, соглашаясь, а Марсело в этот момент проворчал:
– Мы на Виа Лайетана. Я опять на Виа Лайетана.
– У меня от вас голова кругом, – пожаловался Игнасио. – Мы разве не говорили, что нам надо на улицу Республики Аргентины?
Красный свет сменился зеленым. Марсело снова вздохнул, включил первую скорость и тронулся с места. Мы свернули направо по бульвару Сант-Жервасио, проследовали по улице Крайвинкель и оказались на улице Республики Аргентины. Через некоторое время, проехав пару пустынных хорошо освещенных улиц, Марсело остановил машину на углу, неподалеку от призрачного входа в парк; свет фар выхватил из темноты вывеску: «Парк Сант-Жервасио». Оттуда уже можно было различить дом Клаудин.
– Вон там, – сказал я, указывая направление.
Марсело припарковался у тротуара, рядом с мусорным контейнером, и обернулся к нам.
– Ладно, – произнес он. – План таков. Я сейчас пойду туда один: если портье нет на месте, то я сразу вернусь и мы войдем все втроем; а если он на месте, мне понадобится пять минут, чтобы отвлечь его.
– А как ты собираешься это сделать? – поинтересовался я.
– Не твоя забота, – ответил он. – Когда пройдет пять минут, входите. Я присоединюсь к вам, как только смогу.
Просунув руку между передними сиденьями, Игнасио потребовал:
– Ключи.
– «Какие еще ключи?» – чуть не спросил я. Я вручил ему связку ключей Клаудии, их было пять. Игнасио принялся изучать их с пристальным, почти профессиональным интересом. Пока он этим занимался, Марсело неуловимо преобразился и приобрел важный и серьезный вид капитана, отправляющего своих людей на смертельно опасное задание, отрывисто спросив:
– Вопросы есть?
Скорее от страха, нежели из осторожности, а может, просто потому, что я внезапно понял, во что втянул Марсело и Игнасио, я брякнул:
– А что делать, если нас поймают?
– Нас не поймают.
– Даже и думать об этом не смей! – вступил Игнасио. – Марта меня убьет. Кроме того, – добавил он, возбужденный непосредственной близостью опасности, – какого черта! Папа всегда говорил, что настоящий кабальеро должен всегда быть готов всего лишиться, в любой момент и по любой причине. И уж тем более, если дело правое.
Игнасио улыбнулся, словно удачно сострил. Думаю, что в тот миг мне захотелось его обнять. Марсело, напротив, взглянул на него словно издалека, и в его глазах смешались недоверие, страх и подозрительность; затем в его глазах вспыхнул саркастический огонек, а губы растянулись в улыбке.
– Если уж говорить об отцах, – начал он. – Кто-нибудь помнит, что при расставании сказал Д'Артаньяну его папаша?
И сам же поспешил ответить на свой вопрос:
– «Кто дрогнет хоть на мгновение, возможно, упустит случай, который ему в это мгновение предоставляла фортуна. Не опасайтесь случайностей и ищите приключений».
Он выдержал паузу и, колотя ладонью по рычагу передач, призвал нас:
– Так что… Один за всех!
Игнасио схватил Марсело за руку.
– И все за одного! – вскричал он.
Принято много говорить об одиночестве, но на самом деле неплохо иметь друзей. Неторопливо, с признательной улыбкой, я присоединился к их рукопожатию.
20
Марсело вышел из машины и зашагал вниз по улице, засунув руки в карманы, словно неспешно прогуливаясь. Дойдя до входа в здание, он исчез из виду.
– Интересно, этот чертов портье когда-нибудь отдыхает? – высказался я по прошествии нескольких секунд, увидев, что Марсело не выходит. – Теперь, наверное, приходится его отвлекать.
Игнасио не произнес ни слова; он открыл ящик с инструментами, изучил его содержимое, достал фонарик и, показывая мне его, предположил:
– Скорее всего, он нам пригодится.
В белесом свете фонарей улица оставалась безлюдной; вдалеке изредка проносились машины, пересекая Бальестер. Мы молча ждали. Мне казалось, что кровь стучит в висках, лоб пылал от жара. Я взглянул на часы: четверть одиннадцатого. Через некоторое время Игнасио спросил:
– Пошли?
– Пошли, – ответил я.
Игнасио поднял ящик с инструментами, и мы двинулись. Когда мы подошли к зданию, холл был ярко освещен, а привратницкая пуста; никаких следов ни Марсело, ни портье. Быстро, но без излишней спешки, недрогнувшими руками Игнасио исследовал замочную скважину, посмотрел на связку и выбрал один ключ.
– Как пить дать этот, – пробормотал он.
Он осторожно открыл дверь, мы вошли и проскользнули на лестницу, тонущую в полумраке. Вдалеке слышались невнятные обрывки разговора. Проходя мимо лифта, Игнасио автоматически хотел нажать кнопку вызова; к счастью, я успел остановить его, знаками попросив вести себя тихо и указав на лестницу. Мы начали подниматься. Вскоре нас догнал раскрасневшийся сопящий Марсело; он что-то тихо сказал Игнасио; они показали мне, чтобы я продолжал идти вверх; я повиновался. Мы почти дошли до мансарды, как потух свет. Марсело шепотом выругался.
– Спокойно, – сказал он Игнасио.
Он зажег фонарик, встал во главе процессии, и мы продолжили подъем. Наконец мы добрались до мансарды.
То, что произошло впоследствии, я помню весьма смутно. Я бы погрешил против истины, если бы не признался себе, что у меня остались смутные воспоминания о тех событиях; так что я не могу с полной уверенностью утверждать, что мой рассказ полностью соответствует действительности, но замечу, что в моей памяти (или, скорее, в моем воображении) все запечатлелось именно так. Наверное, это предупреждение кажется излишним, поскольку рассказанное мною ни в коей мере не является тем, что произошло на самом деле, а всего лишь отражает мое восприятие случившегося, ибо воспоминания – это выдумка, но воображение зачастую хранит события лучше, чем память, к тому же в конечном итоге, вся эта история вымышлена, хоть и правдива, а написана она с целью попытаться навсегда забыть то, что произошло в действительности.
А произошло в тот момент (как я вспоминаю или представляю себе, что произошло) то, что в луче фонарика, который держал Марсело, Игнасио выбрал ключ, вставил его в замок и пробормотал:
– А ну-ка посмотрим, как у меня получится.
Первая попытка не удалась, он попробовал другой ключ. Убедившись, что данный ключ подходит, он начал вращать его, склонившись у двери и оперевшись свободной рукой на косяк. Ухо он прижимал к скважине, словно на слух мог проследить всю витиеватую траекторию ключа, которым он ковырял в замке. Наконец со щелчком, показавшимся мне подобным раскату грома в ночной тишине лестничной клетки, дверь внезапно приоткрылась.
