— Вчера у меня был интересный разговор с родителями. — его лицо ничего не выдает. Ублюдок даже не моргает. Просто наблюдает за мной, ожидая продолжения. Его внешний облик неразрушим. — Ничего не напоминает?
— С чего бы? — он бросает вызов.
Так спокойно, как только могу, с огнем, кипящим внутри, я кладу ладони на бедра и слегка наклоняюсь вперед, прищурившись.
— Не валяй дурака, Себастьян. Ты знаешь, о чем я говорю. И я хочу знать почему. Зачем идти к родителям? Зачем забирать у них опекунство и переписывать на себя? Что ты задумал?
— Умная девочка, — задумчиво произносит он, кривя верхнюю губу от удовольствия.
— Зачем ты это делаешь?
— Ты действительно считаешь, что в их руках тебе будет лучше? Это хочешь сказать?
Я хмурюсь, потому что это не то, что я говорю. Я имею в виду, черт, они не навещали меня в этой дыре. Они просто выбросили меня, будто я ничего для них не значила. Часть меня знает, что будет лучше с этим, и это пугает меня. Как я могу доверять Базу после всего, что он сделал, больше, чем моим собственным родителям? Это даже не главная проблема. Главная проблема заключается в том, что он изо всех сил старался отнять это у них.
Зачем? К этому моменту мы даже не общались. У него явно какой-то скрытый мотив.
— Нет, но это не значит, что я хочу, чтобы опекунство было у тебя. Перепиши его на кого-нибудь, кроме себя.
— Почему нет? Неужели ты думаешь, что я не принимаю близко к сердцу твои интересы?
— А ты принимаешь? — я бросаю вызов. — Потому что я почему-то не верю. Я тебе не доверяю. Каждый твой шаг просчитан, и я хочу знать, почему ты это сделал.
Он уклончиво пожимает плечами. Неожиданно слишком гладко и спокойно, на мой вкус.
— Решил, что так будет безопаснее. Поблагодаришь меня потом.
— Перепиши опекунство.
Он цокает.
— Не могу этого сделать.
— Почему?
— Сначала скажи, зачем пришла сюда, — возражает он.
— За этим я и пришла сюда! — рявкаю я, мой тон преувеличен.
Баз кривит бровь, понимая, что я блефую. Он усмехается. Глубокий звук грохочет по моему телу.
— Похоже, вся ложь не изменилась.
Его слова, как удар в грудь. Я стараюсь не вздрагивать от того, как сильно они меня беспокоят. Ненавижу, что он всегда будет считать меня лгуньей. Как бы я хотела сидеть здесь, обнажиться перед ним и рассказать ему обо всем.
— Хорошо, хочешь знать, зачем я здесь? Потому что мне нужна твоя помощь.
Его брови удивленно взлетают вверх.
— Какая?
— Я уверена, что виновата в том, что пресса разрывает меня в клочья. — я свирепо смотрю на него. — Мне нужно, чтобы это прекратилось. При таких темпах я нигде не смогу найти работу. Мое имя запятнано. И я просто... Мне нужно, чтобы это прекратилось. Эти люди в Интернете жестоки.
По правде говоря, я не нуждаюсь в его помощи. И хотя меня беспокоит, что люди говорят обо мне в Интернете, я могу игнорировать это. Я могу спрятаться на некоторое время, пока все не уляжется. Хотя, найти работу? Это уже совсем другая история.
Баз пристально наблюдает за мной, слишком пристально, и я боюсь, что он видит меня насквозь. Боюсь, он уже знает, зачем я здесь на самом деле, и поймет, что это всего лишь слабая попытка оправдаться. Я не могу этого допустить. Это мой последний шанс вернуться в его жизнь.
Мне следовало придерживаться первоначального плана, который я обсуждала с Верой, но с моим разбитым сердцем это слишком рискованно.
Через секунду он проводит пальцем по пухлой нижней губе, глядя на меня с холодной отчужденностью, от которой хочется съежиться и умереть.
— Так вот для чего ты здесь? — ворчит он, качая головой, будто ему следовало знать лучше. — Конечно, ты здесь именно ради этого. Ты хочешь, чтобы я убрал и твой беспорядок тоже. Улучшил все?
Его насмешливый тон раздражает меня.
— Ты мне кое-что должен, жалкий сукин сын.
Баз откидывается назад, наблюдая за мной с холодным расчетливым блеском в глазах. Я ненавижу это. Мне кажется, он видит меня насквозь. Видит насквозь все дурные намерения, которые были у меня, когда я пришла сюда. Я плотно сжимаю губы, отказываясь отвести взгляд или отступить.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Он ухмыляется, и на этот раз это застает меня врасплох, насколько это жестоко. Наклонившись вперед, он произносит слова так тихо, с хриплым подтекстом, что это ударяет меня прямо в сердце.
— Ты хочешь использовать меня, детка?
Я сглатываю, скрещивая ноги, избавляясь от внезапной боли внизу. Я ищу гнев, чтобы держаться за него.
— Не называй меня так, — огрызаюсь я. Наклонившись вперед, я угрожающе понижаю тон. — Ты мой должник.
Баз поджимает губы.
— Вполне справедливо. Но что я получу взамен?
Смех вырывается из моей груди.
— Ох, не знаю, возможно, мой нож не будет торчать из твоей яремной вены?
Он ухмыляется. Веселье освещает его глаза. Ублюдок наслаждается этим.
— Нож? Боже, ты действительно изменилась, не так ли?
Я расправляю плечи.
— Да.
Он еще больше наклоняется вперед, и от этого легкого движения его запах проникает в мое личное пространство, и я ненавижу то, как он освещает мое тело. Это все мужчина. И весь Баз.
— Ну, я тоже, грязная девочка. Уверена, что хочешь это сделать?
— Мы договорились, Себастьян? Просто скажи, что хочешь взамен, — рычу я сквозь зубы.
Если он спросит меня еще раз, готова ли я, я в конце концов уйду, потому что нет, я не готова. Но я никогда не дам ему об этом знать.
Он ухмыляется.
— Я хочу тебя, конечно.
Мое сердце подпрыгивает к горлу, и я морщусь.
— Прекрасно.
— Готова работать ради этого, грязная девочка? Потому что это будет непросто.
И снова в его взгляде нет жара, только лед. И он горит по-другому. Более болезненно. Я понимаю, что это должно причинить боль. Он хочет причинить мне такую же боль, как и я ему.
— Пошел ты. Так мы договорились или нет? — спрашиваю я, вкладывая сталь в свой голос.
Он откидывается назад.
— Договорились.
Я собираю свою сумочку и собираюсь уходить, но удивленно ахаю, когда Баз разворачивает меня и ведет к стене. Он двигался так быстро, что я даже не слышала, как он поднялся. Жар его тела прижимает меня к стене, и я чувствую, как он просачивается сквозь одежду. Его запах проникает в мои чувства. Трудно думать, трудно дышать, когда он так близко.
Мое сердце бешено колотится. Оглушительный звук грохочет у меня в ушах. Он так близко, что я чувствую каждое теплое дыхание на своей макушке. Мои соски трутся с материалом лифчика. Было бы так легко наклониться вперед и соединить наши губы вместе. Было бы так легко потеряться в этом мужчина, как я делала это много раз прежде. Как два магнита, положительный и отрицательный, щелкают друг о друга. Эта связь, которая всегда была, между нами, вибрирует, и я чувствую, как наклоняюсь к нему. Я должна сопротивляться его хватке, притворяться, что ненавижу это. Его рука внезапно обвивается вокруг моего затылка, и его прикосновение согревает меня с головы до ног. Он входит в мое личное пространство; его твердые мышцы сливаются с моими изгибами.
Мои губы инстинктивно приоткрываются, когда он наклоняется, его лицо нависает всего в нескольких сантиметрах от моего. Мы делим воздух друг с другом, вдыхая жажду и желание, которое внезапно душат комнату. Его большой палец скользит от моего запястья вверх по руке, по изгибу плеча, по шее и останавливается на подбородке. Подушечкой большого пальца он проводит им по нижней губе, играясь со мной.
Румянец ползет по моей коже, и мне почти хочется умолять его сделать это уже сейчас. Поцеловать меня. Унять боль. Даже если я потеряюсь в его поцелуе всего на несколько минут, я приму это.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Такая страстная, — выдыхает он мне в губы.
Я не могу сдержать стон, когда его язык высовывается, обводя контур моих губ. Мое сердце пульсирует, почти умоляя о большем.
Он отстраняется, наблюдая за мной, и мне хочется закричать в отчаянии и от несправедливости всего. Но вдруг он ныряет, целует меня, захватывает мои губы грубо и жестко. Я стону ему в рот, полностью погружаясь в него. Обхватив рукой мой затылок, он притягивает меня к себе, направляя поцелуй.
