— Между нами действительно существовало определенное соглашение, и я свободно могу признать это, — заметил он, храбро бросая ей эти слова, в то время как взгляд его был устремлен на долину, словно на уплывающую вдаль мечту. — На самом деле то было время… больших событий, Амариллис… но сейчас все мои мысли заняты лишь вами одною. Несколько дней, проведенных рядом с вами, похожи на этот благословенный край, что сейчас лежит перед моим взором, — новый рай, чарующее местечко, такое богатое само по себе, что ничего другого здесь и не требуется. Любые мысли о других, любые воспоминания, любые встречи или расчеты просто исчезают — как темные тени, тающие под лучами яркого солнца. Да, в Вене, одна леди… Я не стану называть ее имени, но самым решительным образом заверяю вас, что если мне и доводилось вести разговор с бедной миссис Крамп, то посвящен он был совершенно иным темам, а отнюдь не данной леди. Однако же, вполне очевидно, в память миссис Крамп запало мое упоминание об этой особе, и она поспешила истолковать его как вполне конфиденциальное признание. Впрочем, теперь я могу признаться: тогда, в Вене, эта особа, некоторым образом связанная с королевской семьей, питала ко мне известную привязанность, которая не находила во мне взаимности, но от которой весьма сложно было избавиться. Поверите ли, моим единственным избавлением стал отъезд из города, однако я не мог сделать это так быстро, как бы того желал, поскольку у меня еще имелись обязанности в армии, и они требовали моего присутствия. Слухи тем не менее множились, и, дабы сохранить собственную честь и честь особы королевских кровей, я ничего не мог предпринять, решительно ничего, мне лишь оставалось переносить это…
Мисс д'Арси подошла к нему и положила руку ему на плечо жестом собственницы. Он даже не отреагировал на это, и его неподвижность была полна внутреннего отторжения. По-прежнему испытывая к ней одну лишь неприязнь, он все же умело контролировал собственные чувства.
— Письма?.. — невнятно пробормотал он наконец, его взгляд по-прежнему был прикован к пейзажу, она, словно ощущая собственную вину, убрала руку с его плеча.
— Пожалуйста… позвольте полковнику Муру поговорить с вами по поводу этого.
Хоуп взглянул вниз, туда, где ниже по склону холма совершенно бесцельно прогуливались полковник и миссис Мур, боясь даже взгляд бросить в сторону пары на самом гребне холма. Хоуп улыбнулся самому себе. По мере того как игра близилась к счастливой развязке, странности все множились. Он повернулся к Амариллис и наградил ее самой обаятельной улыбкой, на какую был способен.
— Я так понимаю, что меня испытывают? Постараюсь отнестись к этому как к развлечению, — заметил он. — За мной станут шпионить!
Его улыбка стала жесткой, и мисс д'Арси, которая до сего момента не чувствовала никакой злой силы в этом человеке, ощутила, как ее охватывают сомнения. Выражение его лица говорило о том, что она легковесная, вероломная, незрелая и куда как ниже его по происхождению и социальному статусу.
Миссис Мур похлопала мужа по руке с самодовольством.
— У нее все получилось! — сказала она. — Он взял ее за руку. Не смотри.
Полковник Мур мог бы поклясться, что жена его смотрит в противоположную сторону, и потому немало удивился: и как это она умудряется все подмечать? Это оставалось для мистера Мура совершенной загадкой. Впрочем, он и без того был склонен рассматривать любую женщину как Вечную Загадку.
По поводу этих писем Хоуп не испытывал ни малейшей тревоги.
— Так ее отец записал в своем завещании, — невозмутимо произнес Джордж Мур. Двое мужчин сидели в маленькой гостиной, которую полковник Мур использовал для таких вот особых случаев. — И к тому же об этом… — подбирая подходящее слово, полковник сделал легкий жест правой рукой, заодно воспользовавшись благоприятным моментом и подхватив бокал с кларетом, — Амариллис говорила мне еще раньше. Она предпочла бы, чтобы я пренебрег рекомендательными письмами. Я думаю, она боится, что это может вас задеть. Но конечно же я обязан исполнить последнее желание ее отца. Вы меня поймете, здесь и вопроса возникнуть не может. Ее состояние, вы же понимаете, оно очень большое. — Он кивнул почти грустно, так, словно тяжесть ее богатства непосильным грузом давила на его плечи. — Очень большое, — повторил он печально.
Хоуп прекрасно понимал нежелание полковника расставаться с этим состоянием. Его требовалось переубедить, но как? В том-то и заключалась истинная проблема. Хоупу легко удалось внушить мисс д'Арси неловкое ощущение, будто она оскорбила младшего брата графа и ей может быть отказано во вступлении в высший свет, ради которого отец растил ее. Сработает ли это сейчас?
— Вы даже не поинтересовались размерами ее состояния, — констатировал полковник Мур, своим тоном давая понять, что Хоуп напрасно допустил подобную оплошность.
Хоуп улыбнулся и, повторяя жест полковника, поднял бокал кларета. При этом он сделал лишь крошечный глоток, но это время было необходимо ему для правильного начала.
Полковник Мур поднялся, прошелся до двери, стремясь убедиться, что они и в самом деле остались один на один, и только после этого, вернувшись в кресло, объявил, каково на самом деле состояние его подопечной. Мистер д'Арси был очень, очень богатым и очень практичным человеком. Хоуп продолжал улыбаться.
— Так вот письма…
— Это ничего не стоит уладить. Вы мне предоставите несколько записок, три или четыре фамилии и адреса. Я пишу им и прилагаю к своему письму вашу записку. Ну и как только они ответят, вы с Амариллис можете пожениться в тот же миг! — Его воодушевление было вызвано признаками замешательства на лице Хоупа.
— Я никогда не смог бы согласиться на подобное, — произнес тот, улыбка соскользнула с его губ, и напряженная тишина повисла между ними.
Ощущения полковника Мура были двойственными. Отчасти это было удовольствие по поводу возможности и дальше удерживать подле себя свою подопечную. Однако он заставил себя сосредоточиться на деле.
— Сэр, боюсь, что это своего рода условие. Возможно, в вашем случае, и я это отлично понимаю, оно может оказаться ненужным и утомительным, а может быть, и хуже… но я все объясню вам, я объясню вашим поручителям особенности сложившихся условий. Все обязательства лягут исключительно на меня, и можете мне довериться, полковник Хоуп, я не причиню вреда ни репутации Амариллис, ни вашей. Моя жена и я полагаем, что это самый удачный выбор. Такой брак как нельзя лучше отвечает интересам Амариллис, и она заверила нас, что с вами она станет вполне счастлива…
Перед глазами Хоупа внезапно возникло ее миловидное личико. Однако оно вызывало в нем лишь устойчивое отвращение. Хоуп понимал, насколько девушка расчетлива в своем стремлении обрести свободу, хотя бы посредством замужества.
— Но мы обязаны… — Полковник снова потянулся к бокалу.
— Я понимаю, — заверил его Хоуп. — Все дело в моей щепетильности. Это не критика в ваш адрес, нет! У вас есть свои обязательства, и как солдат солдата… но мне трудно справиться с этим проклятым отвращением. — По его губам скользнула улыбка теплая и дружелюбная, и полковник Мур воочию увидел облако очарования, которым Хоуп окутал Амариллис. — Возможно, я смогу преодолеть его со временем… но во всем этом слишком много… уж простите меня… от рынка, от аукциона, от торгового предприятия… И конечно же я — совершенно земной человек. Когда вы встретитесь с моим братом… а я в том нисколько не сомневаюсь, он подтвердит, что даже по его понятиям я весьма и весьма заинтересован в приумножении капиталов семьи. Могу вас заверить, во время своих посещений Египта, Турции и Нового Света я, что называется, вкладывал капиталы в некоторые приобретения, в недвижимость… — Хоуп хитро прищурился, на мгновение вообразив себя опытным и успешным коммерсантом, но тут же отогнал от себя эти мечтания и заключил с нажимом: — Нет, я совершенно приземленный человек, но, если вы соблаговолите понять все до конца, сэр, существует чувство собственного достоинства. Чувство, которое временами может мешать даже сокровенным интересам человека. Мне незачем повторять, насколько я преисполнен уважения к Амариллис, насколько прекрасной я нахожу ее, насколько редкостной… как мужчина мужчине, я могу вас заверить… да вы и сами должны были бы догадаться… что я уже несколько раз едва не женился. Амариллис — первая девушка, которой я сделал предложение, и я верю, что она станет последней. Но боюсь, что… эти письма…
Полковник Мур испытывал невиданные муки совести. Хоуп казался вполне благовидным и убедительным; сам он — своей лучшей частью души — конечно, тоже был бы задет подобным требованием усопшего коммерсанта, каким бы богатым он ни был и какой бы древней фамилией ни обладал. К тому же это было еще одним свидетельством того, что Хоуп не слишком интересовался огромным приданым его воспитанницы.
