медная табличка. С полдюжины камней и остатки строительного раствора на полу – и больше никаких следов посторонних. Как бы ни относились к нашей семье, прах покойных не осквернили. Кажется, я знала, кого за это благодарить. Как же так получается, что я то и дело оказываюсь у него в долгу?
Я коснулась еще не потускневшей меди. «Беорн и Клэр Эйдо», – гласила надпись. И ниже еще «Эдвард и Мартин Эйдо погибли, защищая столицу от чумных. Вечная память».
– Умно, – сказал лорд Грей. – Даже если на самом деле там никого нет, видимость приличий соблюдена. Скажут, что он достойно повел себя, позаботившись о врагах.
– Никого нет? – Мой голос дрогнул. Да нет, зачем бы Ричарду лгать?
– А зачем ему возиться с погребением, когда можно просто сжечь?
– Тогда и с кладкой возиться незачем, и табличками…
– Может, ты и права. – Он осенил себя священным знамением и начал читать молитву об усопших.
Я прислонилась лбом к свежей кладке, шепотом принялась повторять знакомые с детства слова и осеклась. Не смиренно просить мне хотелось – а схватить бога за грудки и, хорошенько встряхнув, заорать в безмятежное лицо, виденное на образах: «Как ты, всеведущий и всемогущий, допустил это все? Зачем это мне? За что?»
Я дождалась, когда молитва закончится, развернулась к лорду Грею. Сказала, предупреждая вопросы:
– Я пыталась убить магистра, но не смогла. Он сохранил мне жизнь, потребовав за это присягнуть хранителям. Я согласилась.
Незачем ему знать про чуму и посвящение – я поклялась хранить тайны ордена.
– Но обеты, данные под давлением, недействительны! – воскликнул лорд Грей. – Это просто… подло! Бесчестно требовать платы за милосердие.
– Меня никто не тянул за язык. Выбор между клятвой и смертью – тоже выбор.
– В восемнадцать лет? Кто-то способен с открытыми глазами выбрать смерть в восемнадцать лет? Да тебя просто обвели вокруг пальца, воспользовавшись твоей…
– Глупостью? – вскинулась я.
– Наивностью. В другое время я бы обрадовался, сказав, что Беорн вырастил детей, знающих, что такое честь. Да только твоему врагу она неведома.
Сейчас я не была в этом уверена. Или мне просто очень хотелось поверить Ричарду, потому что иначе жизнь станет вовсе невыносимой? Как подчиняться тому, кого ненавидишь? Как снова и снова встречаться с ним взглядом?
– Так рассейте мои заблуждения. Что произошло, пока меня не было дома? Почему королева назвала нас изменниками? Почему люди в Локке радовались, узнав, что мы больше не правим этими землями?
– Потому что историю пишут победители! – рыкнул лорд Грей. Заметался по усыпальнице: три шага в одну сторону, три – обратно. Выглядело смешно, но мне было не до смеха. – Потому что Мортейн спит с королевой, а королева – такая же наивная девочка, как и ты, разве что чуть старше! Она готова ноги ему мыть и воду пить, настолько любовник заморочил ей голову.
Я прикусила губу. Да что такое со мной творится? Я же знала, что магистр – любовник королевы, почему же так… больно слышать об этом?
– Потому что старшие Мортейны погибли от рук твоего отца, и Ричард счел себя вправе мстить! Потому что у него не хватило ума понять, что старый друг оказал его родителям благодеяние!
– Благодеяние? – Кажется, у меня тоже не хватает ума это понять.
– Бенедикт готовил покушение на короля. Если бы оно удалось он мог бы заявить опеку над принцессой, на оставшийся до ее совершеннолетия год. Дядя Бенедикта был принцем консортом…
– При королеве в изгнании, я помню.
В ту, прошлую войну, которая закончилась двадцать пять лет назад. Войну, что продлилась столько, что поколение моих родителей успело родиться и вырасти. Принц-консорт погиб в первые месяцы войны с Ландернау, но королева уже была в тягости…
– Так что Бенедикт Мортейн приходился дальним родичем королю и его дочери и мог бы потребовать опеки. Отличное решение: не нужно рисковать, проверяя, примет ли Негасимое пламя новую династию. Потом он планировал выдать ее за племянника короля Ландернау, якобы для укрепления мира, а потом принцесса отправилась бы в мир иной, так и не дожив до совершеннолетия…
– Это доказано? – нахмурилась я. – Едва ли лорды согласились бы на такой брак. Лорд Бенедикт не был дураком.
– Согласились бы. Лорды разжирели и размякли за четверть века мира… не все, конечно, но многие. Такой союз мог бы продлить мир еще какое-то время – пока враг бы спокойно собирался с силами! – Лорд Грей разжал кулаки, сбавил тон. – Доказательства были у твоего отца, но, конечно же, Ричард их уничтожил, побывав в особняке.
Дурак бы он был, если бы не уничтожил.
– Все началось с того, что твоему отцу попала в руки переписка Мортейна с Ландернау… Бенедикт не слишком таился от друга. Считал, видимо, что тот поддержит любое злодеяние… Беорн начал копать. Нашел человека, который должен был застрелить короля во время битвы с чумными – в горячке боя никто не помнил бы, откуда прилетела стрела. – Лорд Грей вздохнул. – Беорн мог бы выдать их. Долг превыше дружбы, а измена короне – страшнейшее из преступлений, всегда карающееся смертью. Но… он не захотел, чтобы его лучших друзей – тех, между детьми которых и своими он не видел разницы – колесовали.
Он снова заметался по усыпальнице. Замер, опустив голову, и продолжил:
– Твой отец приехал к Мортейнам со своими людьми. Решил поговорить начистоту. Убедить отказаться от задуманного. Они же сражались вместе! С Ландернау! И вдруг такое! Еще можно было все остановить! Но Мортейны схватились за оружие.
Глава 14
– Вы там были? – спросила я.
– Нет. Беорн потом рассказывал. Он… был сам не свой. Рыдал, как ребенок. Я никогда не видел его в таком состоянии.
Сожалела бы я, если бы мне удалось убить магистра? Торжествовала бы? Не знаю… Я снова и снова пыталась найти в себе ненависть – ту ненависть, что погнала меня среди ночи через лес, полный чумных – и ничего не получалось. Вспоминалось другое. Полынь, черная смородина и можжевельник. Тепло его рук, которые несли меня прочь от смерти. Улыбка, едва ощутимое касание пальцев, отводящих прядь волос с моего лица. Взгляд – вовсе не ледяной, такой синевой светятся летом озера, когда в них отражается полуденное небо.
– На самом деле все обернулось к лучшему. Быстрая и чистая смерть от меча вместо пытки и колесования. Мортейнов не лишили бы титула за измену – Беорн хотел просить его величество об этом. Никто не полоскал бы их имя. Рэндольф не был ни в чем замешан, ему
