Наших предков стоит уважать за настойчивость – они не отчаялись и перепроверили первый неутешительный опыт. Другие немецкие мастера, братья Герман и Дитрих Лефкены (в русских документах той эпохи «Тимофей и Еремей Лёвкины») 10 июля 1680 года провели в Кремле дополнительные опыты с забайкальской рудой. Действуя по иной технологии, они сумели выплавить из неё 12 «золотников», примерно 50 грамм, серебра!
В Кремле сначала даже не поверили такому успеху – братьям Левкиным пришлось повторить свою плавку руды под особым, непрерывным присмотром высших чиновников. Вновь выплавили несколько грамм серебра. И опять верить в свою удачу боялись – провели ещё третий опыт, заставив Христиана Дробыша продублировать плавку по технологии братьев Лёвкиных. На этот раз саксонский мастер, прежде отрицавший наличие серебра в забайкальской руде, тоже смог выплавить из неё крупицы драгоценного металла.
Стало понятно, что своё «домашнее» серебро у России есть. Однако наладить его добычу в страшно далёком и ещё малоосвоенном Забайкалье в ту эпоху оказалось ничуть не легче, чем отыскать в земле неуловимую и столь желанную руду.
Русский немец и русский грек
Летом 1685 года земли, на которых обнаружили первое в России серебро, оказались под угрозой захвата со стороны соседней державы. Маньчжуры, укрепившиеся в Пекине и к тому времени покорившие почти весь Китай, решили отбросить русских первопроходцев далеко на запад от Амура. «Вам, русским, следует побыстрее вернуться в Якутск, который и должен служить границей…», – писал маньчжурский император русскому царю, требуя, чтобы границей между владениями Москвы и Пекина стали Байкал с рекой Лена.
Тогда, 335 лет назад, маньчжурским войскам удалось выбить русский гарнизон из Албазинского острога на Амуре. Одновременно, в июле 1685 года несколько подчинившихся маньчжурам монгольских племён осадили Аргунский острог, небольшое русское укрепление, недавно основанное неподалёку от залежей серебряных руд. Более месяца два десятка казаков отражали налёты вражеских лучников. Монголы перебили окрестных «тунгусов»-эвенков, подчинившихся русской власти, нанесли большие потери оборонявшимся казакам, но взять маленький острог на реке Аргунь, истоке Амура, так и не смогли.
Далёкая Москва, опасаясь потерять всё Приамурье и Забайкалье, в следующем 1686 году направила к своим восточным границам почти две тысячи стрельцов и казаков во главе с «окольничим» Фёдором Головиным (см. главу 22). Однако Головину предписывалось быть не только военачальником, но прежде всего дипломатом и полномочным царским послом – большое по меркам Дальнего Востока войско, отданное под его начало, должно было не развязать большую войну, а склонить маньчжуров к «договорам и успокоению ссор».
Вместе с пятью сотнями московских стрельцов за Байкал тогда отправился и прапорщик Лаврентий Нейдгарт. Родившийся в Москве сын переселившегося в Россию немецкого пушечного мастера, он унаследовал многие знания отца – как позднее писал посол Головин: «Прапорщик Лаврентей у многих рудоплавных дел бывал и признаки, естьли будет какая руда, знает…»
По приказу царского посла Нейдгарт одним из первых отправился в Нерчинский острог с особым заданием – не только привести в столицу Забайкалья ручные гранаты, новейшее на тот момент оружие для обороны от возможных атак маньчжуров, но и продолжить опыты с поисками и плавкой забайкальского серебра. Как гласил приказ Головина: «Дана ему, Лаврентью, наказная память особо, что есть где присмотрит или обыщет рудоплавные места серебряных, медяных и свинцовых и оловянных руд, и учиня опыт и осмотря подлинных жил, о том писать к великому и полномочному послу, а буде старая какая руда в нерчинских острогах сыщетца и ему потому ж учинить опыт…»
К началу 1687 года прапорщик Нейдгарт добрался до столицы Забайкалья и сразу стал «учинять опыты». Все плавки проходили в присутствии и с участием нерчинского воеводы Ивана Власова. Если Нейдгарт был сыном обрусевшего немца, то Власов – сыном переселившегося на Русь грека-византийца (см. главу 12-ю «Забытые греки». Прежде чем стать воеводой в Нерчинске, будучи на службе в сибирских острогах к западу от Байкала, Иван Власов тоже приобрёл некоторый опыт в поиске полезных ископаемых – организовывал добычу слюды под Иркутском.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
В итоге русский немец и русский грек в июле 1687 года всё же смогли выплавить в Нерчинске первое серебро. Из пяти пудов руды, привезённой с берегов реки Аргунь, после ряда сложных плавок получили маленький серебряный слиток массой «13 золотников с полузолотником» – то есть 57 с половиной грамм! Эта крупица чистого драгметалла не только подтверждала опыты, проведённые в московском Кремле ещё в 1680 году, но и окончательно доказывала возможность добычи серебра за Байкалом.
Прожекты царевны и завод за 400 соболей
По меркам той эпохи, когда вести из Забайкалья шли в столицу без малого год, Москва отреагировала почти мгновенно и с размахом – уже 13 апреля 1689 года появился царский указ «построить рудоплавные заводы большие, чтоб на тех заводех ис той руды серебра было в выходе немалое число».
Указ вышел от имени аж трёх самодержцев, официально царствовавших тогда на Руси – юного царевича Петра, его брата Ивана и царевны Софьи. Реальной властью на тот момент обладала Софья, вероятно именно она на радостях обретения собственного серебра выпустила указ с размахом – предписывалось отправить в Забайкалье на будущий завод 240 ссыльных, а около Аргунского острога поселить аж 500 крестьян для заведения хлебных пашен и работы в копях и шахтах.
На самом деле для Сибири и Забайкалья той эпохи эти цифры были фантастически огромны и совершенно нереальны – не то что полтысячи крестьян-переселенцев, а даже столько ссыльных найти в ближайшие годы было невозможно. Указ царевны Софьи так и остался громкой декларацией о намерениях. Между тем Аргунский острог и земли, в которых залегали серебряные руды, оказались в центре пограничного спора Москвы и Пекина.
Летом 1689 года посол Головин начал в Нерчинске трудные переговоры (см. главу 22) с представителями маньчжурского императора. Одним из камней преткновения стал именно Аргунский острог – из Пекина требовали снести все русские укрепления и поселения на реке Аргунь. Возможно, от монголов до пекинских посланников дошли слухи о местной руде, якобы содержащей серебро. Но ценой уступки острога посол Головин сумел отстоять главный русский интерес в том районе – Аргунь становилась границей двух держав, к России отходил её северный берег, где и находились залежи серебряных руд.
Прежний Аргунский острог, располагавшийся южнее реки, снесли и в следующем 1690 году на северном берегу этого амурского истока поставили новое русское укрепление – квадрат деревянного частокола 14 на 10 метров и высотою более 4 метров. Защищали новый Аргунский острог три десятка пеших и двадцать конных казаков при трёх медных пушках. По меркам Европы и европейской части России то была небольшая застава, но для малолюдного Забайкалья и окрестных монгольских степей новый острог по праву мог считаться настоящей крепостью с крупным гарнизоном.
Между тем в далёкой Москве бушевали свои страсти вокруг забайкальского серебра – решался вопрос, кто же будет строить и затем управлять первым в России «среброплавильным» заводом. Раньше всех, ещё в 1681 году вызвался наладить за Байкалом добычу серебра голландский коммерсант Конрад Нордерман. Богатый голландец долгие годы жил в «немецкой слободе» под Москвой, был хорошо известен на нашем рынке и в русских документах тех лет уважительно именовался «Кондратий Филиппович».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Голландский купец представил целый бизнес-план, в котором доказывал, что для создания за Байкалом завода и найма в Европе мастеров – «искусных мужей чтобв гору, где руда обретается, войти» – хватит аванса в 400 лучших соболей. Лучшие, самые дорогие соболиные шкурки тогда добывались тоже на Дальнем Востоке в окрестностях Охотского острога на берегах одноимённого моря (см. главу 4-ю книги «Оленья кавалерия»). В Москве такое количество отборного меха стоило около 3000 рублей – тогда на эту сумму в столице России можно было купить 300 хороших домов! – но при экспорте в Западную Европу цена возрастала в разы. Словом, хитрый голландец призывал использовать пушные ресурсы дальневосточной России для разработки дальневосточных же драгоценных руд.
