«Между обоими государствами мирное согласие…»
Любопытно почитать и общую характеристику России и русских людей, составленную первой дипломатической миссией Китая, побывавшей в нашей стране. В переводе с китайского на русский язык XVIII века она звучит так:
«Земли Российскаго государства вообще холодные, влажныя и мокрыя, дождями и снегами богатыя, и есть такие области, в коих больше дней мрачных, нежели ясных. Однакож Россия просторная и великая. Дремучих лесов везде находится множество, а жилье реткое… Вино и другие хмельные напитки они пить любят. Когда к кому из родни и из друзей придет кто в гости или просто, то хозяин неотменно достает вина или другова какого напитку и его подчивает, а чаю пить они не знают… Едят ложками и вилками, а палочек не употребляют… Живут они большей части по рекам на берегах, купаться они превеликие охотники, и многие из них по воде плавать умеют… Самохвальство с тщеславием в великом у них обычае. До корыстей они очень падки и завистливы. Однако живут между собою совестно и согласно. Любят шутки и разныя забавы. Раздоров и драк у них мало, но токмо к тяжбам весьма склонны. Когда случаются у них дни празничные, то мущины сходятся друг к другу в гости и веселятся, а подпивши гораздо поют песни, скачут и пляшут. Того у них нет в обычае, чтоб бабы и девицы от мущин укрывались и прятались, но одна пред другою нарядившись пригоже, росхаживая гуляют повсюду и по улицам хараводами поют песни».
Впрочем, дипломатов Пекина тогда больше интересовали не саратовские индюки и хороводы с русскими песнями, а большая политика. Император Канси, отправляя послов на Волгу чрез всю Россию, предполагал, что с посланцами Китая захочет встретиться и сам русский царь. Специально для Петра I пекинские дипломаты везли письмо от своего императора. Канси писал, что знает о тяжёлой русско-шведской войне и предлагал Петру использовать для борьбы со шведами войска с русско-китайской границы, уверяя в своём миролюбии и дружбе.
В переводе на русский язык той эпохи послание маньчжуро-китайского императора звучало так: «Несколько лет тому назад прослышали мы, что Российское государство от другой стороны с соседственным государством по некоторой ссоре раздружившись, друг на друга воюют… Не без причины думать можно, что российскому государю обстоит нужда и в пограничных его войсках, однако ж может быть не употребляет он сего войска затем, что опасается и не доверяет нашим пограничным людям; однако ж как между обоими государствами мирное согласие состоит, так и у нас никакого тому противнаго намерения быть не может, и ежели русский государь имеет нужду в своих пограничных войсках, то б употреблял он их на свою пользу в оной войне без всякаго с нашей стороны опасения».
Царь Пётр I был хитрым дипломатом. Он оценил предложение Канси, однако снимать войска с дальневосточной границы не стал – их в Забайкалье и так было немного. Важнее было другое: послание императора Китая гарантировало мир на Востоке, особенно важный в ходе сложной и многолетней войны на Западе. Дипломатично поступил Пётр I и с китайскими посланцами к калмыцкому хану – посольство с почётом провезли чрез всю Россию, однако сам царь с первым в истории посольством из Пекина встречаться не стал. Не в интересах России было втягиваться в конфликт Китая с Джунгарским ханством, не закончив войну со Швецией.
«Дабы китайских начальников не привесть в злобу…»
Любопытно, что при Петре I численность населения России и Китая соотносилась примерно так же, как и сегодня. Если в наши дни в РФ и КНР проживает соответственно более 140 млн. и 1,4 млрд., то три века назад в России жило около 14 млн., а в Китае порядка 150 млн.
Царя Петра I интересовала не только торговля с Китаем – именно в годы его царствования возникла Пекинская духовная миссия, постоянное присутствие православных священников в китайской столице. Первый русский священник появился в Пекине ещё в 1685 году вместе с пленными казаками-«албазинцами». Маньчжурский император, поражённый боеспособностью русских, тогда зачислил пленных в свою гвардию и передал им храм бога войны, который русские переделали в часовню Николая Чудотворца.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Первый священник, Максим Толстоухов, скончался в Пекине в 1712 году, и власти России решили направить в столицу Китая нового – мотивируя это необходимостью проводить христианские ритуалы и службы для сотен русских, ежегодно приходящих с торговым караваном на пекинские ярмарки. Царь Пётр I поддержал идею распространения православия в Китае, но предупредил об осторожности и необходимости воздерживаться от религиозных споров, чтобы не нарушить мир между двумя державами-соседями. Русский самодержец высказался в характерной для него афористичной манере: «То дело зело изрядно, только для Бога поступайте в том с опаской и не шибко, дабы китайских начальников не привесть в злобу… Там надобны попы не так ученые, как разумные, дабы чрез некоторое кичение святое дело не произошло в злейшее падение».
В 1715 году в Китай отправили архимандрита Иллариона Лежайского, ранее бывшего настоятелем первого монастыря в Якутске. С тех пор и до начала ХХ века в Пекине непрерывно существовала православная миссия из России – полтора столетия она была единственным иностранным представительством в китайской столице.
Хотя Пётр I и старался «китайских начальников не привесть в злобу», но в отношениях двух раскинувшихся по соседству огромных империй неизбежно возникали противоречия. Пекин тогда стремился подчинить всю Монголию, и многие монголы, не желая жить под властью маньчжуров и китайцев, стали перекочёвывать в русское Забайкалье, на земли современной республики Бурятия. И в 1717 году власти Китая запретили торговать русскому каравану, отправив в России гневное послание – в переводе на русский язык той эпохи звучащее ярко и колоритно: «Пограничные дела великие, торговое дело малое. Когда наши беглецы все будут отданы, тогда и о купечестве будем говорить».
Петёр I, заинтересованный продолжать выгодную китайскую торговлю, направил в Пекин большое посольство во главе с капитаном Преображенского полка Львом Измайловым. Скромное на первый взгляд звание капитана на самом деле означало близость к царю – полковником «преображенских» гвардейцев числился сам Пётр. Лев Измайлов происходил из знатного княжеского рода, ранее учился в Западной Европе и был послом в Дании. За год до отправления в Китай капитан Измайлов, в числе ближайших приближённых грозного Петра, подписал смертный приговор его сыну, царевичу Алексею.
Посол Измайлов должен был уладить все недоразумения в русско-китайских отношениях, как писалось в полученной им инструкции: «Для добраго порядку комерции и упреждения всех при том являющихся трудностей…» Измайлов не только должен был договориться об открытии в Пекине русского торгового консульства, но и впервые вёз личное письмо царя Петра I к владыке Китая.
«Написать императором будет приятнее…»
Черновик царского послания, написанного в последний день марта 1719 года на двух языках, русском и «римском»-латинском (см. главу 22), сохранился в архивах. По пометам на полях и зачёркнутым правкам мы сегодня можем проследить ход мыслей самого Петра. Царь писал именно личное послание, начинавшееся словами: «Великих азиацких стран повелителю, настоящему богдойскому и китайскому хану, другу нашему, любительное поздравление…»
Подумав, царь Пётр зачеркнул слово «повелителю» и поменял его на «императора», записав на полях черновика: «Написать императором, понеже на латинском языке тож значит, что и повелитель, а будет приятнее». Царь писал, что добрые взаимоотношения России и Китая это «сущая дружба и общая обоих наших государств польза», а завершил послание скромной подписью без титулов, подчёркивая личный характер письма: «Вашего величества доброй приятель Пётр».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Ровно 300 лет назад посольство Льва Измайлова отправилось из Петербурга в Китай и лишь в конце 1720 года, через 15 месяцев пути, достигло Пекина. Торжественный въезд большого русского посольства, почти сотни человек, наблюдал итальянский священник Маттео Рипа, служивший переводчиком при дворе китайского императора и вскоре познакомившийся с русским послом. «Все в чётком порядке, с саблями наголо, все хорошо одетые, – писал итальянец о въезжавших в Пекин русских, – Измайлов хорошо сложен, высокий, национальности московской. Владеет немецким, французским, немного итальянским и латинским языками».
