— Похоже на правду, — не слишком-то уверенно заявил Георгий, — Только как-то уж слишком странно. Неужели никто из местных жителей, завидев ЛжеЛжеКузена, не расскажет потом об этом милиции?
— Значит, не попадается ЛжеЛже на глаза мирным же-же, в смысле, жителям… Только с охраной своей контачит. Не зря ж он на охоту без друзей поехал, а лишь с телохранителями. Те, небось, новенькие. Недавно нанятые…
— Хорошо, что я с ним разговаривать не пошел, — решив, что нуждается в похвалах, порадовал сам себя Жорик, — Молодец я. Нужно будет Марии рассказать, пусть порадуется. Ей страсть как нравятся истории о победах над ЛжеКузеном. Тут я одним ударом — и его рассекретил и сам ловушки избежал.
— Знаешь, от откровенных разговоров с Марии я бы на твоем месте воздержалась. Я была в Академии Культуры и беседовала с одногруппниками нашего Пёсова… — начала свой ответ Чемберлену я. Мои новости были ничуть не менее ошарашивающими, поэтому, с учетом того, что мне все-таки удалось немного успокоиться, в грядущий разговор я погружалась с удовольствием.
— Что за глупости? — насупился Жорик, — С кем же еще откровенничать, как не с заказчиком? Мы ж её интересы представляем. Нет уж. Плести интриги внутри команды я не намерен. Никаких тайн. Все должно делаться по предварительной согласованности. Я сегодня и так, никого не предупредив, двинулся к ЛжеКузену. Но я-то не специально. Просто слишком рано уезжал. Все спали еще, вот и не оговорил планы. Впредь так поступать не собираюсь.
— Не делай столь категоричных заявлений. Я ведь могу снова разнервничаться и решить воздержаться от откровенных разговоров с тобой.
— Вот в это я никогда не поверю, — Жорик рассмеялся, — Ты не сможешь молчать. Ты — существо человекозависимое. Тебе попросту необходим собеседник!
Кто мог подумать, что Георгий умудриться сглазить? Раньше за ним таких умений не наблюдалось.
Пока еще ни о чем не догадываясь, я тяжело вздохнула.
“Вот же ж, против правды и не попрешь”, — пронеслось в мыслях. В общем, несмотря на разницу во взглядах на степень откровенности с Марией, я все же собиралась зачитать свои новые записи Георгию. Естественно, с комментариями. Без оных в моем блокноте не смог бы разобраться ни один человек.
— Ну? — насмешливо поторопил меня Жорик.
— Сейчас, перекушу только.
Я укусила сосиску и оторопела. Сосиска укусила меня в ответ! Больно и за язык.
— Ай! — вскрикнула я, скорее от испуга, чем от боли. Язык моментально стал распухать.
— Что? — встревожился муж.
Ответить я уже не смогла. Шевеление укушенной конечностью приносило неимоверную боль.
— Мороженое! Скорее мороженое! — закричал Георгий, а потом набросился на меня со своими нравоучениями, — Говорил же я тебе, не ешь тут! — потом спохватился, — Извини, просто переживаю. Сильно больно? Не расстраивайся. Утешайся мыслью, что ты отмщена. Противник наказан. Кажется, ты перекусила ей жизненно важные органы.
Жорик с интересом переворачивал спичкой выплюнутые мною останки осы.
* * *
Сидя в Форде, я прикладывала к высунутому языку мороженое и истерически хохотала. Везение с невезением настолько быстро менялись местами, что оставалось только насмехаться в ответ. Укушенное место больше не опухало, но ужасно болело и, тем самым, лишило меня всякой возможности разговаривать. Истолковывая моё бессвязное мычание, Георгий тоже едва сдерживал смех. От предложения исследовать мой блокнот он категорически отказался, заявив, что оса — не змея, и что укус к вечеру должен бесследно пройти. А значит, от изложения своих новостей я пока вполне могу воздержаться.
Смириться с необходимостью молчать я никак не могла. Употребляя уже третье мороженое подряд, я сидела на своей родной кухне и недовольно мычала на Жорика. Тот отказывался выдать мне ручку и бумагу.
— Потом все расскажешь, потом. И не думай. Не буду я ничего читать. Отличный, между прочим, способ, на пару часов отвлечься от работы. Хочешь, телевизор посмотрим? Как стандартные обыватели…
Последние несколько лет до смотрения телевизора у нас попросту не доходили руки. С непривычки у меня тут же разболелась голова. О чем я тут же решила сообщить Георгию знаками:
Отчаянно замычала, взялась за голову и скорчила жалобную мину.
— Болеешь? — заботливо поинтересовался муж.
Я радостно закивала. Потом еще раз указала на голову, для пущей конкретизации.
— Знаю, что ты больная на голову, — ласково заверил Георгий.
Я возмущенно затыкала в него пальцем, что означало: “Сам такой!”. Потом решила прояснить. Покрутила пальцем у виска и снова уткнулась указательным пальцем Жорику в грудь.
— Я свожу тебя с ума? Вот это признание! — весело измывался муж.
Все бы было ничего, если б мне вдруг не захотелось спать. Может из-за укуса, а может просто из-за резкого расслабления после напряженных волнений. Не ожидая никакого подвоха, я прикрыла глаза. Сквозь сон я слышала, как у Георгия зазвонил телефон. Сквозь сон ощущала, как Жорик заботливо переложил меня на диван.
“Стоп! Он, кажется, собрался куда-то?!” — неимоверным усилием я заставила себя разлепить веки одного глаза.
— Ы-у-а?! — строго поинтересовалась я.
— Спи-спи-спи. Звонила Маша, ей вдруг вспомнились какие-то новые факты. Ты поспи, а я съезжу к ним ненадолго. Ну что ты возмущаешься? Зачем тебе ехать со мной? Отлежись. Тебе нужно прийти в себя! Да спи же ты! Что я уже с людьми без тебя не имею права поговорить? Вот ненормальная! Спи, говорю…
Мне сделалось ужасно обидно. Вот не показала бы, что засыпаю, небось, взял бы меня с собой без проблем. Я все еще пыталась спорить.
— Да спи же ты! Что я уже с людьми без тебя не имею права поговорить? — продолжал Георгий, — Вот ненормальная! Спи, говорю…
Улавливающий тупик вновь зашевелился у меня в голове. Так и не открыв второй глаз, я однобоко отнеслась к происшедшему. Захлопнувшаяся за Георгием входная дверь не испепелилась под моим взглядом исключительно по причине своей железности.
“Ненормальная?!” — разрывалось от страданий мое внутреннее я, — “Ах, вот какой он меня считает! И поделом. Ничего толком объяснить не могу. Психую и возмущаюсь только… Конечно, ничего путного я для постороннего наблюдателя сейчас из себя не представляю. Только кто ж мог подумать, что собственный муж в конце концов окажется посторонним наблюдателем”, — я накрутила себя до крайней стадии, — “Ненормальная? Что ж, раз такая, значит, и действовать буду соответствующим образом”.
Бессловесная голова моя, конечно же, уже лелеяла планы безумных поступков. Впрочем, кое-какие сомнения еще терзали душу.
“Не слишком-то хорошо отделяться именно в тот момент, когда можешь принести помощь”, — укоряла совесть, — “Стоило сначала предупредить Георгия о возможных подвохах происходящего. Ведь, если твои смутные догадки окажутся реальностью, Жорику необходимо будет срочно менять правила поведения”.
“Я и пыталась ему все объяснить. Но, сначала судьба, в лице осы, помешала”, — оправдывалась я, и не задумываясь даже, откуда у осы может взяться лицо, — “А потом Жорик сам не захотел слушать. Более того, бросил меня здесь, страдающую. Да еще и психопаткой обозвал”, — совершенство технологий самонакручивания давно уже научило меня доводить вспоминаемые высказывания окружающих до категоричной формы.
“Но как ты сумеешь совершить задуманное? Вспомни, у тебя голова кружится от обилия всех этих фактов”, — Улавливающий Тупик пугалом завис на горизонте.
“Не такая уж я профнепргодная!” — прогнала я его, — “Не могу же я лежать здесь, сложа руки. Бежать, сломя голову, куда интересней. Кроме того, ведь это я виновата в том, что завещание до сих пор не попало к нам в руки. Ведь это я проворонила собаку… Значит, мне и водить. Раз остальные такими тупицами оказались. И потом, ну должна же я хоть как-то утереть нос Георгию? Будет знать, как меня недооценивать”.
И все-таки нужно было найти несколько более весомые аргументы к действию. Обида на Георгия в последнее время стала ощущением привычным, а значит одной только ей ограничиваться было нельзя. По части изобретения оправданий своим бредовым замыслам я всегда была большим спецом.
“Если он считает меня ненормальной, то ни одному моему предположению без веских аргументов не поверит!” — почти радостно констатировала я, — “А значит, посвящать его в подробности до того, как разгадка послушно ляжет к моим ногам, не имеет ни малейшего смысла. Решено! Разведаю все сама”.
Легко сказать, “разгадка ляжет”. Лежачим камням, как известно, разгадки не уподобляются. На всякий случай я встала и принялась ходить из угла в угол комнаты. Изображала хоть какое-то подобие деятельности. Легче от этого не стало.
“Итак, все происходящее было подстроено ЛжеКузеном, дабы снять кино с правдоподобными реакциями актеров. Даже машину побитую специально для этого дела раздобыл. Выходит, Мария в курсе съемок? Выходит, она врала нам про то, что Леонид пытался её убить? Георгий увидел заранее подстроенный и хорошо сыгранный кусочек с автокатастрофой, и поверил в грозящую Марии опасность. А потом Маше попросту неудобно было признаться, что на самом деле никакой катастрофы не было… Стоп, но ведь раны на девушке были натуральные… Вряд ли специально для съемок девушка стала бы разбивать себе лицо… А с чего вообще я взяла, что Томкин говорил правду? Вдруг он подослан Лихогоном, чтобы запутать меня?”
