Что такое, по-настоящему разогнавшись, лететь в тёмную неизвестность, она поняла только здесь. И это состояние в данный момент характеризовало и её жизнь в целом…
Вакханалия на горе продолжалась третий час, народ и не собирался расходиться, даже сопливых мальчишек, которым давно было пора спать, никто домой не загонял. Наоборот, веселье только начиналось. С учётом приехавших гостей, народу на стихийный праздник собралось раз в пять больше, чем обычно проживало в Калиновке. Кто-то принёс фейерверки, и цветное зарево осветило небо над тихой обычно деревенькой. Одуревшие от свиста и грохота петард собаки, будили своим лаем тех, кто пытался спать, не поддавшись всеобщему разгулу! Народ, на горе, задрав головы, любовался цветными всполохами в небе, а красивая влюблённая пара, накатавшись вволю с горы, целовалась прямо у всех на виду. Никто этого не замечал, разве, что Палыч изредка поглядывал в их сторону, да и то, тайком. Кто-то, устроив маскарад, нацепил бараний тулуп мехом наружу и маску, и колотил в гулкий бубен, а кто-то нарядился в медвежью шкуру с настоящей головой и разинутой пастью, полной зубов! Гармонист, явно навеселе, наяривал то «Барыню», то кадриль, то ещё какие-то разухабистые мотивы. Девчата и бабы в цветастых платках орали во всё горло частушки, самого разного содержания, не особо заморачиваясь цензурой. Одним словом, народ отрывался по полной!
— Вот, нехристи! — истово крестясь, ворчала какая-то старуха, непонятно зачем, оказавшаяся среди этого безумного действа, — ведь, пост же Рождественский идёт! Что творите?!
Но её никто не слышал. Ликование продолжалось и неизвестно, когда бы закончилось, но…
Вдруг, на минуту гомон смолк, словно кто-то незримый взмахнул волшебной палочкой. Так бывает, когда бесконечную какофонию звуков рассекает мгновение тишины, потому, что сразу всем нужно набрать в лёгкие воздуха для нового звукового залпа. И в этот момент в отрезвляющей полной тишине послышался медвежий рёв, а от леса отделилась тёмная фигура огромного медведя и стала приближаться к людям.
— Смотри, и не боится ведь, — рассуждал кто-то из толпы зевак.
— Видно медведя разбудили в берлоге! Не к добру это, ох, не к добру!
— Да, это шатун! — предположил кто-то ещё.
— Нечисть накликали!
— Братцы! Драпать пора!!!
Да и так уже, большинство народа, побросав свои сани и корыта, не оглядываясь, что есть мочи, мчалось прямиком к деревне. Гармонист, вмиг протрезвев, бросил свою гармонь и улепётывал впереди баб — частушечниц!
Ребятня, позабыв глупое любопытство, мелким горохом катилась к домам. Даже старая, ворчливая бабка, критиковавшая всех ещё минуту назад, припустила так, что только пятки сверкали!
Марина тоже хотела бежать со всеми, но Пётр стоял, как вкопанный. Оставить его она не могла. Поэтому изо всех сил тянула за собой, но тщетно:
— Петя, ты что стоишь, побежали! Очнись! — кричала она ему в лицо, тормоша за отвороты куртки.
— Ты беги, а я должен остаться, он ко мне пришёл, — ответил мужчина, не глядя на неё, всё его внимание было приковано к неумолимо приближающемуся огромному зверю. Марина огляделась в растерянности, вокруг уже ни души, как корова языком всех слизнула, только Палыч стоял поодаль и никуда не торопился. Она в отчаянии подбежала к нему:
— Палыч, помоги увести его! Что же он стоит?!
— Он ждёт…
— Это Михаил?! — вдруг осенило Марину.
— Да, — Палыч не сводил глаз с Петра и с медведя, который приближаясь, рос на глазах, — не мешай, другого шанса у него уже не будет…
«Так вот, о чём говорил любимый!» — осенило её, — «вот чего он ждал, а она думала, смирился!»
Марина выла от ужаса, бросаясь от одного мужчины к другому, но её метаний никто не замечал, ещё несколько секунд и случится непоправимое! Мужчины же понимали всё по-своему и делали, что считали нужным. Ей оставалось только ждать развязки…
Глава 51
Из деревни обратно к горе уже вовсю бежали с ружьями мужики и палили в воздух. Ещё немного и самый шустрый поравнялся с Палычем, и тот, молча, выхватил у него ружьё. Мужик оторопел от такой наглости, но спорить, почему-то не решился.
А медведь и Пётр уже стояли друг напротив друга, готовясь схватиться в любой миг, время будто остановилось. Зверь вблизи оказался ещё ужаснее, чем издалека. Он явно был разъярён. Его длинная шерсть встала дыбом на холке и по всему хребту. Грозный рык такой силы вырывался из его пасти, что казалось, его слышит вся деревня. Собаки, спущенные с цепей, в надежде напугать зверя, лишь лаяли поодаль, но их лай не шел, ни в какое сравнение с рёвом медведя. Пётр по сравнению с гигантом, смотрелся явно слабее, но отступать не собирался, и глядел медведю прямо в глаза. Пауза длилась уже слишком долго, или так казалось Марине, для неё это время вообще превратилось в вечность. И, вдруг, медведь, ударив передней лапой о снег, ринулся на Петра. В этот момент Палыч пальнул из ружья прямо над головой медведя, он остановился, но не испугался и не отступал. Решительно настроенный дядька, подбежал к Петру почти вплотную, и был готов выстрелить снова, наведя дуло прямо в голову зверя, из пасти которого раздавался душераздирающий рык, и летела пенными клочьями слюна.
— Не надо, Палыч, — Пётр не сводя глаз с медведя, отвёл в сторону ствол ружья, — иначе это не кончится для меня никогда.
— Надо, парень, надо, у мёртвого медведя потомство не родится, и ты будешь свободен, другого шанса не будет! — торопливо объяснял Палыч, снова наводя ствол и целясь прямо в разинутую пасть хищника. Медведь до этого момента, пепелящий свирепым взглядом прямо в глаза Петра, вдруг, перевёл взгляд своих звериных чёрных зрачков на Палыча и, несколько секунд помедлив и, будто, что-то поняв, развернулся и, грозно рявкнув напоследок, устремился к лесу. Палыч выстрелил вслед, но промахнулся. Быстро перезарядил ружьё, но ещё раз выпустить пулю не успел, дуло упёрлось в грудь вставшего напротив него Петра.
— Уйди! Я не успею, он сейчас скроется в чаще, — отталкивал его разозартившийся мужик, но Пётр стоял стеной:
— Не надо, не такой ценой! Никто, ведь не пострадал! Я был в его шкуре, это не просто! Палыч, а если бы вместо него сейчас был я? Ты бы меня убил? — и выдохнул облегчённо, видя, что азарт охотника в Палыче сразу потух, — он тоже имеет право на свою жизнь…
А Марина поймала себя на том, что эта картина ей уже знакома — дежавю из сна…
— Ну, вот, упустили! Из-за тебя дурака! — огрызнулся Палыч, провожая разочарованным взглядом убегающего медведя и опуская ствол.
Марина на
