Мы вошли в крепость, и в ноздри тотчас ударило омерзительное зловоние: смесь гнили, сырости и человеческих испражнений. Желудок скрутился в узел, а к горлу подступила тошнота.
Узкие коридоры переходили один в другой, а лестницы уводили все глубже под землю. На стенах коптили факелы, выхватывая из темноты неровные очертания влажных стен. С потолка капала вода, а под ногами хлюпала грязь. Вдруг, совершенно некстати я подумала о том, что новое платье из изумрудного муслина теперь безнадежно испорчено, не говоря уже о туфлях.
Впрочем, когда свернули в очередной коридор, стало не до того. По левую руку, вдоль стены, из земли торчали деревянные колья с нанизанными на них отрубленными головами. Некоторые, судя по почерневшей коже и сгнившим глазам, были здесь уже давно. Интересно, моя собственная тоже пополнит эту жуткую коллекцию? Инквизитор перехватил мой взгляд и криво ухмыльнулся.
Миновав коридор, мы, к моему удивлению, стали подниматься наверх, но уже другим путем. Видимо, прогулка по подземелью была нужна, чтобы произвести впечатление. Что ж, следовало признать — цель достигнута. От страха и отвращения я едва стояла на ногах.
* * *
Комната, куда меня привели, являла собой небольшое помещение круглой формы — вероятно, оно находилось в одной из башен. Из крохотных окошек-бойниц доносились звуки свободного Арана, ставшего теперь невообразимо далеким. Мебели не было — только низенький стул в самом центре, и, очевидно, предназначался он для меня.
— Прошу, леди Стенсбери. — Епископ повернулся в мою сторону и любезно указал на колченогий стул. — Присаживайтесь.
…Втроем они обступили меня, как акулы окружают пойманную добычу. Не помню, кто рассказывал мне об этих грозных морских хищниках.
— Знаете ли вы, в чем вас обвиняют? — один из инквизиторов наклонился к моему лицу.
Глаза у него были маленькие, злые и совершенно бесцветные.
— Да. Но, смею заверить, что я непричастна ни к чему из этого, милорд.
— Неужели? — спросил второй, тот, что стоял у меня за спиной.
Я вздрогнула и обернулась.
— Вы приехали ко двору по поручению леди Инилеи, — это сказал уже епископ. — Вы шпионка.
Я вжала голову в плечи и не знала, на кого из них смотреть. Они двигались по кругу и подступали все ближе.
— Ваш муж укрывал еретиков в Фитфилд-Холле.
— О чем же вы хотите услышать в первую очередь? — я сама удивилась тому, как дерзко произнесла это. — О еретиках или леди Инилее? Да, я вела переписку с ней. Знаю, что вы перехватили мои письма. Где в них хоть слово о заговоре?
— Вы были еретичкой, — сказал инквизитор.
— Вот именно, что «была». Теперь, как вам известно, я исправно посещаю службы в Храме.
— Ложь! — воскликнул второй. — Ложь и коварство! Душа у вас черная.
Он стоял так близко, и глядел с такой злобой, что казалось еще миг, и он ударит меня. Я приготовилась к боли.
— Не думайте, что я жажду увидеть вас на костре, — епископ Костер оттеснил инквизитора. — Мне известно, что вы ждете ребенка. Признайтесь во всем и облегчите душу.
— Мне не в чем признаваться. Я не желаю зла Ее Величеству.
— Так докажите это. Так вы поможете себе и своему мужу.
У меня задрожали губы, когда он заговорил о нем. Бедный Ричард. Где он сейчас? Что с ним? Воображение рисовало ужасные картины пыток, и Костер, конечно, прочитал эти мысли в моих глазах.
— Что я должна сделать?
Считать, что такого человека, как Костер, можно обвести вокруг пальца, было бы верхом наивности. Придется идти на сделку. Другой вопрос — какую цену с меня потребуют?
— Я допускаю, что вы могли оступиться, свернуть на кривую дорожку, поддавшись чужом влиянию, — епископ наклонился ко мне и доверительно посмотрел в лицо. — О чем просила вас леди Инилея? Она замышляет переворот?
Теперь стало ясно, зачем меня привезли сюда. Епископу была нужна ни я, ни Ричард и даже не староверцы, которых мы укрывали. Костер хотел выловить рыбку покрупнее. Что я могла ответить? Что опасаться стоит не опальной принцессы, а супруга королевы? Что Изабелла прячет у себя преступный договор, который получила от графа Фернского? А граф Фернский, в свою очередь работает на принца Годефри.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Ценные сведения, вот только… Никаких доказательств у меня не было. Я не знала, что было в той бумаге; не знала, где именно держит ее Изабелла и, тем более, не могла предъявить ничего против Годефри. Но главное — не знала, на чьей стороне епископ. Если доверюсь не тому человеку — от нас с Ричардом избавятся еще до суда.
— Это не так. Во всяком случае, я такими сведениями не располагаю.
— Тогда какими сведениями вы располагаете, леди Стенсбери?
Епископ выглядел больным и уставшим, периодически кашлял и тяжело дышал, но я не чувствовала к нему сострадания.
— Лишь теми, что вы прочли в украденных письмах, — я специально сделала упор на этом слове. — Это была личная переписка, в ней вся правда. Или вы хотите, чтобы я солгала?
— Вы лжете сейчас!
Второй инквизитор подскочил ко мне и больно схватил за плечо. Я вскрикнула.
— Держите себя в руках, Грин, — предостерег Джон Дэрриш. — Перед вами леди.
— Она еретичка, — не унимался церковник.
— Довольно! — пресек Костер.
Он обратился к гвардейцам.
— Отведите леди Стенсбери в камеру.
* * *
Место заключения оказалось лучше, чем я думала, хотя слово «лучше» вряд ли подходило к ситуации. В камере была грубо сколоченная кровать с сенным матрасом и старым постельным бельем, колченогий стол, керосиновая лампа и… о, чудо! Камин. Забавно, но даже в стенах темницы социальное положение играло роль.
— Вечером вам доставят кадушку с горячей водой, — шепотом пообещал Дэрриш. — Только между нами, — он приложил палец к губам, — это запрещено.
— Спасибо, — я слабо улыбнулась ему. — Я не забуду вашу доброту, сэр.
Комендант воровато огляделся и, убедившись, что нас не подслушивают, продолжил.
— Они не казнят вас, леди Стенсбери. Ничего не бойтесь.
— Но мой муж…
Я знала, что беременных не отправляют на эшафот, во всяком случае, до родов. Здоровье королевы стремительно ухудшалось и есть надежда… Боги, простите меня за эти мысли.
— Прошу, позвольте мне увидеть его.
— Не сейчас. Возможно, завтра. А теперь, извините, я должен идти. — С этими словами он вышел и запер дверь.
Оставшись одна, я, наконец, дала волю чувствам и, осев на холодный пол, разрыдалась.
* * *
Комендант сдержал слово, и на следующий день привел меня в камеру к Ричарду. Его клетушка была раза в три меньше моей, а вместо кровати в углу лежал мокрый сенник и дырявое одеяло. Но не это привело меня в ужас: Ричард выглядел ужасно. Нос разбит, под глазом чернел огромный синяк и вдобавок его колотило в лихорадке. В камере дуло из всех щелей, а с потолка капала пахнущая тиной вода.
— Иди ко мне.
Я обняла его и закутала в накидку, что вечером принес мне комендант. Она была достаточно теплой и подбитой мехом.
— Все хорошо, — стуча зубами, ответил он. — Оставь себе, тебе нужнее.
До чего же невообразимый упрямец!
— В моей камере есть камин, не замерзну.
Я уложила его на сенник и устроилась рядом, пытаясь согреть своим телом. Надо бы попросить Дэрриша раздобыть еще одеял и лекарств.
— Ничего не бойся, Лиз, — прошептал он, обнимая меня. — Скоро ты выйдешь отсюда.
Его трясло, а на лбу выступили капли пота. Я знала, какой коварной может быть лихорадка. В десять лет от нее умерла моя кузина, дочка Эбигейл.
— Мы оба выйдем отсюда. — Я нежно коснулась губами его губ. — У них нет прямых доказательств, а королева…
— Я сказал, что это моя идея, — Ричард отвел взгляд.
— Ты… что?
Я не поверила своим ушам. Какого дьявола? Зачем, зачем он так поступил?!
— Я сказал, что вынудил тебя помогать мне. Заставлял укрывать еретиков, избивал и угрожал расправой. Все это есть в протоколе за подписью епископа.
Не считая синяков, на его теле не было следов пыток, значит… Он пошел на это, желая оградить меня и Маргарет с Анной.