нечто враждебное. И лишь председатель правления Российско-Германской Внешнеторговой палаты Маттиас Шепп мог позволить себе определенность, выходящую за пределы дипломатической учтивости. «В России и Германии существует разное понимание того, что происходит на Украине и в Сирии, несхожая оценка событий в Белоруссии и драматической истории с Алексеем Навальным». На этом фоне, лаконично обозначенном М. Шеппом, весьма выразительно прозвучал его рассказ о заводе по производству шин в Калуге, принадлежащем немецкому концерну «Континентал», который является европейским лидером в этом сегменте автоиндустрии. Он стал своего рода интеллектуальным центром компании – здесь немецкие и российские инженеры разбираются в самых сложных технологических проблемах, которые не находят решения на других заводах «Континентал», работающих в разных странах мира. М. Шепп завершил свое выступление вполне оптимистично: «Вместе мы непобедимы!» И, судя по впечатляющей программе «Года Германии», о главных событиях которого рассказала директор Института Гёте в Москве Хайке Улиг, подобное настроение имеет право на существование.
Вопрос только в том, кто в Германии сегодня готов разделить его в полной мере. В немецком публичном пространстве, к сожалению, все громче раздаются голоса тех, кто призывает к завершению «особых отношений» с Россией. И голоса эти принадлежат не только журналистам и ученым экспертам, но и влиятельным политикам, которые готовятся к осенним выборам в парламент 2021 года, – от их исхода зависит, кто сменит Ангелу Меркель на посту федерального канцлера. Понятно, что в политическом классе ФРГ по-прежнему немало прагматиков, которых заботит место Германии в будущем мироустройстве, – они способны разделять политику и экономику, не сомневаясь, что экономические связи могут повлиять и на политические взаимоотношения между нашими государствами. В ФРГ немало видных общественных деятелей, которые искренне видят в нашей стране друга, а не врага Германии. Их позиции, как кажется, сегодня сильнее, чем у тех, кто готов подойти к последней черте. Помните, как у Т. Манна в «Будденброках»: «Тебе надо провести линию, дитя мое, а ты что делаешь? Ты проводишь черту!» Судя по тому, как правительство А. Меркель относится к «Северному потоку – 2», пока ограничиваемся линиями. Но к чему может привести парламентская гонка?
Мне повезло: я более сорока лет занимаюсь развитием культурных связей между нашими народами. Сначала в СССР, потом в новой России. То, чего мы достигли за эти годы, трудно переоценить. Именно культура сумела раскрыть души немцев и россиян друг другу. Как справедливо писал Зигмунд Фрейд в письме Альберту Эйнштейну в 1932 году: «Войне должно противостоять все, что объединяет чувства людей… Все, что способствует культурному развитию, работает так же и против войны». Уверен, что трагический опыт XX века заставит нас расслышать столь важные слова.
Сентябрь 2020
Жестокие игры
Не могу сказать, чтоб очень обрадовался, когда прочитал на сайте Клиники Маршака заявление ее главного врача Дмитрия Владимировича Вашкина о том, что Александра Захарова никогда не обращалась за помощью в это медицинское учреждение, где лечат от наркомании и алкоголизма. Разве что успокоился за репутацию уважаемого доктора, автора книги «Алкоголизм – не приговор». Теперь его никто не сможет обвинить в нарушении медицинской тайны, равно как и в человеческой непорядочности. Не мог не оценить его проницательности – он вовсе не случайно призвал окружающих Александру Захарову прекратить ее травлю. Как известно, предают только свои. И травят тоже. Театр пронизан бесчисленным количеством тончайших связей, способных рождать как эйфорию, так и кошмары. Есть множество на первый взгляд невинных способов причинить боль ближнему. Ведь артисты – люди без кожи. Марк Захаров более чем за сорок пять лет работы в «Ленкоме» создал уникальный творческий организм, где был признанным лидером, открывшим путь в искусство многим актерам. В том числе и Александре Захаровой, чье дарование бесспорно. И ей надо дать возможность спокойно работать, хотя бы из уважения к памяти ее отца.
Объясню, почему в высшей степени благородное заявление главного врача Клиники Маршака, равно, как и его готовность подать в суд на одну даму с пониженной журналистской ответственностью, которая приписала ему непозволительные для врача высказывания, не вызвали у меня восторга от свершившейся справедливости. Зная нравы желтой прессы, могу представить себе дальнейшее развитие событий. Люди, присвоившие себе право именоваться журналистами, вовсе не растворятся в небытии: каким бы ни было судебное решение, они постараются раскрутить это дело, что называется, по полной. У нас научились приносить извинения, которые выглядят хуже самых грязных оскорблений. Словом, как в известном анекдоте: ложечки, возможно, найдутся, но осадок останется. И немалый.
Переход власти из одних рук в другие всегда сложный и мучительный процесс, в котором лучше бы обходиться без крови и ненужных жертв. Как в реальной жизни, так и в театре. Но театр никогда не был демократическим учреждением, его всегда возглавлял лидер, добивающийся диктаторских полномочий, – актер, драматург, режиссер, антрепренер. Вовсе не случайно гениальный хореограф Юрий Николаевич Григорович на вопрос о том, какая форма управления лучше всего отвечает интересам театрального дела, мгновенно ответил: «Тирания!» Не могу с ним не согласиться. Но при одном условии: на место тирана, конечно, могут назначить, могут выбрать, но, в конечном счете, это не оправдает себя, такие назначения неизбежно превращаются в трагифарс. Для культа творческой личности нужна личность. Уход из жизни Марка Захарова, Галины Волчек, как до того Олега Табакова, а еще раньше Олега Ефремова, Анатолия Эфроса, Юрия Любимова, Георгия Товстоногова, – это не просто невосполнимые потери выдающихся театральных людей. Каждый из них определял жизнь того или иного театра в определенную историческую эпоху. Они были героями и пленниками своего времени в высшем и трагическом смысле этого слова.
Театральное искусство находится в сложных отношениях с вечностью. Границы его творчества во многом определяются понятиями «здесь и сейчас». Да, после мастеров остаются их спектакли, но это хрупкая и нежная творческая ткань, которая плохо поддается реставрации. А спектакли, как люди, – смертны.
На моей памяти невеселая судьба великого «Берлинер ансамбля» в 70 – 80-х годах прошлого столетия, когда после смерти Бертольта Брехта и Елены Вайгель пытались сохранять их спектакли, скрупулезно следуя режиссерским экспликациям мастера, созданным совсем в иное историческое время. И пока в театр не влили «новое вино», в конце концов разорвавшее «старые мехи», он медленно угасал.
Революции, в том числе и театральные, нередко рядились в исторические одежды. Но на самом деле лозунги «назад» к Станиславскому, Вахтангову, Мейерхольду, как правило, скрывали желание двигаться вперед.
Можно называть театры именами великих режиссеров или актеров – это, безусловно, добавляет толику утешения их близким. Но это ни в коей мере не спасет искусство в том или
