Мало того, что она участвовала в опытах над пленниками для фашистов, так получала неимоверное удовольствие от всех пыток, которые проводила. Ян подметил, как кардинально менялось лицо медсестры во время «работы». Оно словно светилось изнутри. Будто бы Эмилия питалась болью.
Кенгерлинский не был простаком. Эмилия во время пыток выглядела явно не как человек и Ян это заметил.
Он прекрасно знал, что помимо обычного мира, который населяли люди, рядом сосуществуют множество иных измерений, рас и существ. Благо, бабуля доходчиво все ему объяснила, еще в детстве. Анисья была Верховной Банши, сильнейшей из своего вида. Ян гордился тем, что она его бабушка, но то, что он сам не перенял в наследство никаких сверхспособностей или даров, не могло не огорчать.
Он чувствовал себя чертовым придатком к такой сильной и распрекрасной бабуле. Конечно, сама Анисья в нем души не чаяла и всячески угождала, но Кенгерлинский обладал недюжинным упрямством. Он сам ненавидел себя за это, только ничего поделать не мог, когда гниль, что копилась в душе годами из-за неуверенности в себе и комплексов, рвалась наружу гадостью и гневом.
Ян был виновен в смерти родителей и как бы Анисья не убеждала его в обратном, он чувствовал – врет, жалеет.
Внезапно начавшаяся война, послужила для него, точно спусковой крючок. Ян решил доказать бабушке, а самое главное себе, что чего-то стоит в этой жизни. Что Ян Кенгерлинский существует, как личность, а не просто внук знаменитой и незаменимой Верховной Анисьи.
Если бы тогда он знал, что его личная война будет непродолжительной, а закончится в пыточной Эмилии, совершил ли подобную глупость дважды?
Истекая кровью, подвешенный, будто кусок мяса, Ян часто задавался подобным вопросом, но так и не мог толком отыскать ответ. Он по-прежнему чувствовал себя просто внуком Анисьи, а не самодостаточной личностью.
В последнее время Ян искренне радовался, что бабуля не видит, как закончится его жизнь. А то, что она закончится и скоро, он не сомневался. Эмилия стала приходить к нему дважды в день, чаще, чем к любому другому пленнику.
Черт! Да последствия ее «ласк» расползлись шрамами по всему его телу! Даже член эта сучка не оставила в покое.
Ян зажмурился. Тело отозвалось ноющей и уже привычной тяжестью в паху.
Он знал, что все это более чем неправильно, но его тело реагировало на действия Эмилии! Даже, когда она причиняла ему адскую боль! Это было точно наваждение. Ян пал настолько низко, что готов был просить о скорейшей смерти.
Эмилия не знала пощады, она «пользовалась» им каждый день, утоляя все свои потребности. Кенгерлинский терял себя в ее болезненных ласках.
Ему казалось, что однажды он очнется совершенно другим, чуждым всему хорошему, что случалось с ним до этого. Монстром, которого породила Эмилия. И это не могло не ужасать.
Больше всего на свете Ян боялся стать таким же, как эта больная сука.
– Ты скучал по мне, пупсик? – Эмилия зашла в камеру и ее голос вырвал Кенгерлинского из невеселых раздумий. – Молчишь? А я вот невыносимо скучала! Каждую минуту вспоминала, каково это, ощущать тебя в себе.
Ян сцепил зубы. Он до жжения в висках ненавидел Эмилию и то, во что она его превращала своими извращениями. Черт, она точно вытягивала на свет самую темную сторону его души! Эмилия запустила яд тьмы по его венам и теперь Ян обречен был ощущать, как «гниль» медленно продвигается к его сердцу.
Обычно после очередной отключки Кенгерлинский просыпался прикованный к подвесной трубе, но в этот раз он очнулся на жесткой поверхности стола, посреди камеры, распятый цепями за руки и ноги.
– Не хочешь со мной говорить? – улыбнулась Эмилия. – Что ж, сегодня я с тобой, пожалуй, соглашусь. Зачем нам лишние разговоры, если можно приступить к более интересным вещам?
Девушка сбросила медицинский халат, под которым даже белья не было, и грациозно залезла на стол, оседлав Яна.
Его затрясло от отчаянья и мощной волны ненависти, как только он осознал всю глубину унижения от своего нового положения. Мало того, что его тело истязали сутками, брали кровь на опыты, теперь же Эмилия все решила провернуть так, чтобы Ян окончательно осознал себя вещью.
Любимой игрушкой этой фашистской шлюшки!
Только у каждой игрушки есть свой срок годности и Кенгерлинский не собирался ждать, когда истечет его персональный. В тот момент, когда голые бедра Эмилии прижались к его измученному телу, он твердо решил покончить со всем именно сегодня. И ни днем позже.
Отыскав его плоть, Эмилия принялась за ласки. О, делала это она более чем искусно! Даже будучи сильно избитым, измученным пытками и голодовкой, Ян не мог отогнать от себя волну удовольствия, что стала накрывать тело от умелых прикосновений.
Чтобы окончательно не утонуть в бездне извращения, в которое повергла его Эмилия, Кенгерлинский вспоминал картины, которые видел в пыточной: кровь, избитые люди, заспиртованные плоды и органы в банках, смерть… Это помогало и член, в руках у девушки, оставался вялым.
Ян никогда не был святошей. Черт, он любил секс! И полностью наслаждался процессом, где бы им раньше не занимался.
Но сейчас… Когда половой акт должен был произойти именно таким образом, Яну было стыдно за то, что его тело возбуждалось в таких неестественных условиях.
Вдруг Эмилия выпустила член из рук и ударила Яна по лицу так сильно, что он не удивился бы, причини она себе этим боль.
– Во что ты со мной играешь? – зашипела она. – Ты что решил, что я недостаточно хороша для тебя?
Кенгерлинский сглотнул кровь. Прищурившись, он посмотрел в ярко-синие глаза девушки без доли страха, что раньше преследовала его.
– Зайка, ты просто не знаешь, что нужно делать с этой штукой, – улыбаясь окровавленным ртом, сказал он.
Эмилия нахмурилась, прикусила нижнюю губу, задумавшись на мгновенье над его словами. Потом морщинка между ее бровей разгладилась, девушка улыбнулась, а в глазах заблестел огонь предвкушения.
– Ты только что бросил мне вызов, сладкий?
– Именно.
– И что это значит?
Ян облизал пересохшие губы:
– Всего лишь то, что я хочу показать тебе, как это делается на самом деле. Как это, когда мужчина кончает в тебя от удовольствия. Только развяжи меня и…
– Не думаю, что это хорошая идея, пупсик, – покачала головой она, кудряшки забавно подпрыгнули в воздух и опустились нежной волной обратно на ее плечи.
Ян заставил себя сбавить обороты и придать голосу должного сексуального нетерпения.
– Ты ведь не знаешь, каково это, когда мужчина добровольно тебя берет, так?
На лице Эмилии отразилась такая гамма чувств, что Кенгерлинский чуть не взвыл в голос от радости – он попал в яблочко!
