— Да, разумеется. Рад был познакомиться с вами, Ровена. Надеюсь, мы еще встретимся.
Ровена, не отвечая, последовала за Пудри.
В сумерках враг отступил, и Друсс с удивлением увидел, что вентрийцы спускаются со стены и уходят в город.
— Что они делают? — спросил он воина рядом с собой. Тот снял шлем и вытер пот с лица.
— Идут поесть и отдохнуть.
Друсс оглядел стену. На ней осталась малая горстка людей, да и те сидели спиной к неприятелю.
— А что, если враг опять атакует?
— Ну нет. Это была четвертая.
— Четвертая? — недоуменно повторил Друсс. Воин, человек средних лет, круглолицый, с проницательными голубыми глазами, усмехнулся.
— Вижу, в военном деле ты не знаток. Это твоя первая осада?
Друсс кивнул.
— Существует устав. За сутки армия может предпринять самое большее четыре атаки.
— А почему только четыре? Солдат пожал плечами:
— Я давно уж не заглядывал в книгу, но, сколько мне помнится, все дело тут в боевом духе. Зан Цу в своем «Искусстве воевать» объясняет, что после четырех атак наступательный дух войска может смениться отчаянием.
— Они не испытали бы особого отчаяния, если бы пошли на приступ сейчас — или ночью, — заметил Друсс.
— Но они не пойдут, — медленно и терпеливо, словно ребенку, повторил солдат. — Если б они собирались атаковать ночью, то днем бы ходили на штурм только три раза.
— Значит, эти правила записаны в книге?
— Да. В мудрейшем труде чиадзийского полководца.
— И вы оставляете стену на ночь почти без всякой защиты, потому что так сказано в книге?
— Не просто в книге, — засмеялся солдат, — а в уставе боевых действий. Вот пойдем со мной в казарму, и я объясню тебе все по порядку.
По дороге солдат, Оликвар, рассказал Друссу, что служит в вентрийской армии больше двадцати лет.
— Даже в офицерах довелось побывать во время Опалового похода. Нас тогда здорово поубавилось, вот мне и дали под начало сорок человек. Ненадолго, правда. Генерал предлагал меня произвести в офицеры, но у меня не было средств на доспехи — тем дело и кончилось. Опять я стал солдатом. Но мне и тут неплохо. Мы все приятели, и два раза в день дают хорошую кормежку.
— А почему ты не смог купить доспехи? Разве офицерам не платят жалованья?
— Как же, платят — одну дишу в день. Это половина того, что я сейчас зарабатываю.
— Офицерам платят меньше, чем солдатам? Глупость какая.
— А вот и нет. При таком порядке офицерами могут стать только богачи — либо дворяне, либо купеческие сыновья, желающие получить дворянство. Вот власть и сохраняется за благородным сословием. Ты, парень, откуда сам будешь?
— Я дренай.
— А, да. Я у вас никогда не бывал, но мне говорили, что Скельнские горы очень красивы. Зеленые и плодородные, прямо как Саурабские. Я скучаю по горам.
Друсс и Оликвар поели в Западной казарме говядины с диким луком, и Друсс пошел к себе в гостиницу. Стояла тихая безоблачная ночь, призрачно-белые дома при луне отливали матовым серебром.
Зибена в комнате не было, и Друсс сел у окна, глядя на гавань, где волны походили на расплавленный чугун. Он помогал отражать три атаки из четырех. Враги в красных плащах, в шлемах с белыми лошадиными плюмажами бежали к стене с лестницами. Защитники швыряли в них камни и поливали их стрелами, но они упорно продвигались вперед. Первых, кто взбирался на стену, кололи копьями и рубили мечами, но самые доблестные все же прорывались наверх, где и погибали. Где-то в середине второй атаки вдоль стены прокатился грохот, подобный рукотворному грому.
«Таран, — пояснил Друссу соседний с ним солдат. — Да только ничего у них не выйдет — ворота окованы железом и медью».
Откинувшись на спинку стула, Друсс посмотрел на Снагу. Днем топор служил ему в основном для того, чтобы отталкивать лестницы, сбрасывать врагов на камни вниз. Лишь дважды Снага обагрился кровью. Друсс погладил его черное топорище, вспомнив двух убитых — безбородого верзилу и чернявого пузана в железном шлеме. Первому Снага раздробил деревянный панцирь, второму расколол шлем надвое. Друсс провел большим пальцем по острию — ни зазубринки, ни щербинки.
Зибен явился около полуночи. Глаза у него были красные, и он постоянно зевал.
— Что ты делал весь день? — спросил Друсс. Поэт улыбнулся:
— Я завел себе новых друзей. — Он стянул сапоги и повалился на кровать.
Друсс понюхал воздух.
— Пахнет от тебя так, точно ты валялся в цветочной клумбе.
— На ложе из цветов. Да, можно и так сказать.
— Ладно, замнем, — нахмурился Друсс. — Известно тебе что-нибудь о правилах военных действий?
— Мои правила мне известны досконально, но ты, наверное, говоришь о вентрийских? — Зибен спустил ноги с кровати и сел. — Я устал, Друсс, так что давай покороче. У меня утром встреча, и я должен восстановить силы.
Друсс не обратил внимания на нарочитый зевок Зибена.
— Я видел сегодня сотни раненых и десятки убитых. Но теперь, когда на стене осталось всего несколько человек, враг сидит и дожидается рассвета. Неужто в этой войне никто не хочет победить?
— В конце концов кто-нибудь да победит. Это древняя страна, Друсс, — она воюет уже несколько тысячелетий. Осада продлится еще несколько недель или месяцев, и каждый день противники будут подсчитывать свои потери. В один прекрасный день, если ничего из ряда вон не случится, какая-нибудь из сторон предложит врагу свои условия.
— Какие такие условия?
— Если осаждающие сочтут, что не смогут одержать победу, они снимут осаду. Если защитники придут к тому же выводу, они сдадутся.
— А Горбен?
Зибен пожал плечами:
— Его люди либо убьют его, либо предадут наашанитам.
— Боги! Неужто этим вентрийцам неведомо, что такое честь?
— Очень даже ведомо, но большинство солдат — наемники из восточных племен. Они служат тому, кто больше платит.
— Если они тут воюют строго по правилам, зачем тогда жители покинули город? Почему бы им просто не дождаться, чем дело кончится, и не покориться победителю?
— Жителей в лучшем случае уведут в рабство, а в худшем перебьют. Правила правилами, но нравы здесь жестокие.
— Может ли Горбен победить?
— Не похоже на то, но ему может и посчастливиться. В Вентрии исход сражения часто решает поединок между первыми бойцами, но это происходит лишь в том случае, когда силы равны и в каждом стане есть боец, которого свои считают непобедимым. Здесь этого не будет, поскольку Горбен сильно уступает врагу числом. Но теперь, когда Бодасен привез ему золото, он может подослать лазутчиков во вражеский лагерь, и они будут подкупать солдат, чтобы те перебегали к нему. Вряд ли из этого выйдет толк, однако кто знает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
