Затем, не менее получаса он сидел у телефона, обзванивая по очереди родственников и сообщая, что намеревается завтра с утра поехать в сторону Бристоля и далее, на запад Англии. А, между прочим, сообщал о чудесном подарке Давида, наконец-то полученном из Скотленд-Ярда. Никаких эмоций, никто не сообщил о своем желании участвовать в мероприятии.
А на столике лежали несколько листков бумаги с подписями, удостоверяющими, что он — Наум Вольский — становиться владельцем квартиры в Лондоне.
ГЛАВА 8
Уже более двух часов Наум сидел в машине, держа под контролем вход в свой дом. Дождь то затихал, то усиливался, заливая потоками воды ветровое стекло.
После вчерашнего, весьма позднего ужина в «Чианг Май» на Фриг-стрит сейчас, под дробную капель дождя, тянуло на сон, и чтобы не задремать, приходилось выполнять всевозможные взбадривающие упражнения. Встреча оказалась неожиданно приятной: экзотический дом на сваях, таиландская кухня, спокойное и дружелюбное настроение Беверли и Кима, постепенно передавшееся и ему. Лишь мысль о «глазах и ушах» Ивана Сергеевича поначалу сковывала его, но, под влиянием теплой беседы и приятной, хотя и острой кухни, напряжение спало, и вечер пролетел со знаком положительных эмоций. Зато сегодня желудок дает ответную реакцию на невоздержанность во время чревоугодия.
О чем шла беседа? Обо всем и ни о чем конкретно: о детях, России и Англии, о ближайших планах и его завтрашней поездке. И, конечно, разговор возвращался к воспоминаниям о Давиде и подробностям того злосчастного вечера.
— Уже никогда больше мы не соберемся все вместе, и никогда празднично одетый папа не произнесет молитву. — Глаза Беверли наполнились слезами. — Это случалось не очень часто, но всегда — торжественно и радостно. Летом, в хорошую погоду, мы накрывали стол во дворе, откуда открывалась чудесная перспектива, та, что видна из твоей комнаты, Наум. Самое волшебное время было после захода солнца: казалось, все мы, вместе с домом и садом, парим в воздухе среди звезд и облаков. Были минуты такой тишины, что различались голоса и звуки откуда-то издалека, из домов, раскинутых за деревьями и полем.
Беверли так эмоционально, так образно описывала свои ощущения, что Наум реально представил себя членом команды этого летящего в звездном пространстве корабля. Впрочем, нечто подобное он почувствовал однажды, стоя у окна на вилле и наблюдая за солнечным закатным лучом, неожиданно прорвавшимся между свинцовой тучей и горизонтом.
Но в тот, последний вечер, среди обрушившейся небесной хляби, дом напоминал Ноев ковчег, а Джон, мелькнувший среди кустов — лоцмана, ведущего судно в знакомую гавань.
Почему он вновь и вновь возвращается к этому эпизоду? Почему комиссар настойчиво концентрировал его внимание на том, что он видел? Нет, это точно — больше ничего не видел, но подсознательное ощущение, что упущена какая-то важная деталь, все равно остается.
Дождь прекратился, и Наум опустил боковое стекло; вместе с прохладным воздухом и равномерным шумом улицы в кабину ворвался резкий стук двери припаркованной рядом машины. «Что за дурная привычка хлопать дверьми? — Неожиданный звук вызвал неадекватную нервную реакцию. — Наверняка какая-нибудь истеричная барышня». Но нарушителем тишины оказался мужчина, обнимающий двумя руками кучу свертков и пакетов.
«Что можно было увидеть в такой непроглядной тьме: луна за тучами, а фонарь освещает только маленький клочок земли и калитку на заднем дворе?» Вновь хлопнула дверь соседней машины, но Наум даже не обернулся — идея, мелькнувшая почти одновременно с этим ударом, полностью отключила его мысли от реальности.
«Стоп! Кто сказал, что я должен был что-то видеть? Но ведь что-то действительно было! Надо погрузиться в тот вечер, в ситуацию, атмосферу… О чем мы говорили с Кимом, когда Джон шел по двору? Он рассказывал о роботе-шахматисте, его возможностях и ближайшей перспективе».
Наум почувствовал приближение знакомого состояния полного сосредоточения, когда мозг постепенно отключается от действительности и наполняется видениями и звуками прошлого.
Ким уютно устроился в кресле, закинув ногу на ногу и, попыхивая сигаретой, рассказывает о новом поколении компьютеров и их невероятных возможностях. Наум слушает и пытается понять, насколько реально создание такой машины, ибо на бумаге и у него в стране существуют не менее фантастические идеи. В комнате становится душно, он открывает фрамугу окна и боковым зрением видит Джона, идущего по двору. Это обычное занятие старого слуги, а потому внимание Наума не отвлекается от рассказа собеседника. Но что заставило его на миг отключиться от слов Кима? Что это было? Наум мысленно прокручивает воспоминания вспять и пытается сфокусировать внимание на этом миге, растягивая его во времени, почти останавливая. Как бы со стороны он слышит свое учащенное сердцебиение — тук, тук, тук, но в эти шумы явно врывается посторонний звук. Усилием воли заставляет себя не прислушиваться к ударам сердца и вновь вернуться назад, к только что пережитому ощущению. Теперь явно слышен хлопок, как будто стукнула дверь. Еще одна попытка, и на этот раз уже не остается сомнения, что звук исходит от калитки на заднем дворе: он неоднократно слышал его ранее, и память зафиксировала характерный двойной удар — сначала более резкий, а второй слабее, как эхо, с характерным металлическим дребезжанием.
Наум откинулся на спинку кресла и попытался расслабиться; учащенное сердцебиение продолжается, толчками отдаваясь в висках, начинает болеть голова. Он не заметил, как дождь вновь усилился, и правый рукав его плаща совершенно вымок. Ожидание затягивается, и главное — нет гарантии, что его план реален.
«Что следует из того, что кто-то, скорее всего Джон, открывал калитку? Это улика или случайность? Деталь, которая интересовала комиссара?»
Возле подъезда остановилась машина, из которой вышли Джон и Роберт. Науму пришлось сдержать себя, чтобы немедленно не последовать за ними в квартиру. Минут через десять Роберт вышел из подъезда и ушел в сторону ближайшей станции метро. Выдержав еще несколько минут, Наум поднялся на свой этаж и открыл ключом дверь в квартиру.
- Роберт? — раздалось со стороны салона.
Наум молча прошел на голос: Джон сидел в кресле и держал на коленях шахматную доску; фигуры валялись на полу, справа и слева от журнального столика.
- Здравствуйте, Джон. Решаете сложную задачу?
Науму осталось только пожалеть, что не смог зафиксировать на пленку всю гамму чувств, охвативших Джона и отразившихся в его глазах: слуга попытался встать с кресла, опираясь дрожащими руками — неудачно, повторил усилие и, махнув рукой, остался сидеть.
- Сидите, Джон, отдыхайте. Мне пришлось довольно долго ждать на улице вашего визита, и сейчас необходимо выполнить кое-какие личные процедуры. Через пару минут буду к вашим услугам.
Когда он вернулся, шахматы уже были сложены, а Джон стоял одетый, готовый к уходу.
- Куда это вы так торопитесь? Неужели нам не о чем поговорить друг с другом?
Похоже, пауза пошла на пользу — Джон успел справиться с волнением и абсолютно равнодушным голосом спросил:
- Поговорить? О чем, мистер?
- Например, разве вам не интересно узнать, почему я ждал вас именно сегодня? Или вы догадались об этом без моей помощи?
- Вам могло что-то понадобиться по хозяйству. Миссис Мерин просила об этом узнать.
- Тронут таким вниманием с ее стороны. Но, право же, у меня не возникло подобного желания. Есть в России для такого случая удачное выражение: «Давай поговорим без дураков!». Боюсь, мне не удалось адекватно перевести его с учетом своеобразия английского юмора, но, тем не менее, прошу снять пальто и присесть, ибо это в большей степени в ваших интересах, чем в моих.
Джон выполнил просьбу, но с видом, когда уважающий себя слуга вынужден подчиниться нелепой прихоти капризного хозяина.
- Итак, всё-таки, зачем вы приехали сюда?
Джон недоуменно пожал плечами, констатируя тем самым, что уже ответил на этот вопрос.
- Хорошо. Чтобы нам не крутиться вокруг да около, я сам на него отвечу: до вас дошла информация, что шахматы уже здесь, а я буду отсутствовать несколько часов. Как умный человек, вы догадались, что новый вариант завещания может быть спрятан в известной вам доске с секретом. Не исключено, точнее наверняка, что эта идея родилась в компании с кем-нибудь еще. Но, как вы успели убедиться, завещания здесь нет.
- А где оно? — вырвалось, невольно, у Джона.
- Я отвечу на этот вопрос, но не сейчас. Согласитесь, что знали или по крайней мере догадывались, где находится документ.
- Нет, мистер, это не более, чем ваши бездоказательные домыслы.
Наум встал, прошел в ванную комнату, вернулся с полотенцем и, не касаясь доски, завернул ее и спрятал в пакет.
