– Я пришлю тебе инструкции до конца недели, – выпалил все еще стоявший спиной к Теми Джузеппе и вышел из комнаты, швырнув по дороге на пол бокал с вином.
Верди мерил шагами дубовый паркет коридора обиженный и разъяренный. Неужели в мире нет ни одного человека, способного его понять? Способного смотреть на него, Джузеппе Верди, безотносительно арий, хоров, ансамблей и, чтоб они были прокляты, опер!
– К черту, к черту, к черту, к черту все… – истерично бормотал он себе под нос, почему-то задыхаясь.
Джузеппе вошел в кабинет, захлопнул за собой дверь. Сердце бешено колотилось, каждый его удар гулким звоном отдавался в висках. Пол под ногами пошатнулся, живот пронзила резкая боль. Издав сдавленный крик, Джузеппе рухнул на пол.
***
Отдых на водах в Рекоаро-Терме могли позволить себе лишь избранные. Респектабельные дамы и господа, в основном почтенного возраста, насыщали свои потрепанные временем тела минералами в мраморных ваннах, очищали организмы диетами, принимали воды источников внутрь. Все это, разумеется, согласно предписаниям лучших врачевателей Апеннинского полуострова. Безупречная роскошь обстановки. Умиротворение горных просторов.
Граф Джованни Андреа Маффеи скучал в оздоровительном отеле уже почти три недели, но возвращаться в родной Милан совсем не хотелось. Чуть меньше месяца назад его супруга Кларина все же произнесла слова, которых он с ужасом ждал уже пару лет. Предложение расстаться по обоюдному согласию граф поддержал, не выказав ровным счетом никакого расстройства. Он давно понимал, что жизнь рядом с ним не доставляла супруге никакой радости. Держать ее подле против воли он смысла не видел. И все же было грустно.
Два графских дома, Спинелли и Маффеи, подумывали породниться еще до наполеоновских времен. По природе своей мягкий, тихий, тонко чувствующий мир, граф Маффеи с юности проявлял куда больше интереса к поэзии и литературе, чем к светским раутам и беседам с дамами. Бывшая врожденной особенностью или осознанным выбором простоватая прямота и безыскусственность общения и вовсе сводили шанс успеха с женщинами на нет. Когда добравшись до возраста Христа, он так и не нашел себе жены, матушка, а матушку Андреа слушался всегда, сосватала ему семнадцатилетнюю Елену Клару Антонию Каррару Спинелли. Для друзей, Кларину.
Несмотря на внушительную разницу в возрасте, граф довольно скоро впал в полное подчинение своей жены. В хрупкой, маленькой, миловидной синьоре Маффеи жили невероятная сила, энергия и харизма. Родись Кларина мужчиной, из нее вышел бы именитый политик или общественный деятель. Андреа искренне восхищался своей избранницей, но, положа руку на сердце, ее побаивался. Ему было куда спокойнее поддерживать решения супруги и оставаться в ее тени, чем активно участвовать в ее прожектах.
Через несколько лет брака графиня Маффеи была уже влиятельнейшей дамой миланского света. Чем популярней и престижней становился ее салон, чем более видные и знаменитые синьоры почитали за честь его посетить и провести время в беседе с хозяйкой, тем отчетливей Андреа понимал, что его общество в жизни графини очень скоро станет лишним. Однако подготовиться к ее уходу он так и не смог. Образовавшаяся пустота угнетала. Кларина ему нравилась, он к ней привык.
Решив сбежать на воды от стучавшейся в душу затяжной депрессии, граф оказался в Рекоаро. Собравшаяся тут публика, правда, одним своим видом провоцировала меланхолию, зато писалось в тишине гор и полей несказанно легко и быстро. Сочинительство Андреа Маффеи любил превыше всего.
Очень довольный результатами нескольких часов, проведенных с листам и карандашом среди кузнечиков и ромашек, граф Маффеи вошел в просторный, чересчур светлый зал ресторана. Первый, кого он увидел был бледный, угрюмый маэстро Верди.
Джузеппе с обреченным видом сидел за столиком и цедил из изящного медного бокала мутноватую воду с противным металлическим привкусом. Стеклянными глазами он смотрел сквозь открытые окна на захватывающий дух пейзаж, который судя по всему совершенно не производил на него впечатления.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Маэстро Верди! – воскликнул Маффеи, бросившись к столику.
Джузеппе вздрогнул, поморщился и повернулся графу.
– А, граф Маффеи, приветствую, – без особой радости пробормотал маэстро и встал пожать подошедшему графу руку.
– Какая приятная неожиданность! Не возражаете, если я присяду?
– Извольте.
– Надумали подлечиться? – простодушно осведомился граф, расположившись на стуле напротив композитора.
– Скорее, это удумали за меня, – всем своим видом Джузеппе показывал, что не очень расположен к беседе.
– Я слышал, что вас мучает гастрит?
– Среди прочего.
– А мы, знаете ли, решили расстаться с Клариной. И я загрустил.
Джузеппе поднял голову и удивленно посмотрел на Маффеи. Поворот в разговоре, конечно, неожиданный, но граф часто говорил невпопад. Другое дело, что тихий, простоватый, стареющий Андреа Маффеи, всегда безропотно следовавший за супругой, уже давно воспринимался как обязательная часть ее выходного туалета. Представить Кларину без сопровождения графа было также сложно, как без ее вечной спутницы – диковиной шляпки со страусиным пером. Ни один никогда не был замечен в любовных интрижках, да и о каком-либо разладе пересудов не было.
– Я сожалею, – Джузеппе все же решил воздержаться от расспросов.
– Не стоит. Не отпустив привычного, в новую дверь не зайдешь.
– Неплохо сказано, – улыбнулся Джузеппе.
– Я увидел в нашей встрече знак! – продолжил Маффеи, откинувшись на спинку стула и приняв заговорщический вид, – Видите ли, не больше чем двадцать минут назад я закончил одно либретто… так, забавы ради… Но мне оно кажется более чем удачным!
Утомленно вздохнув, Джузеппе хотел что-то сказать. Однако граф перебил его, предвосхищая ответ композитора:
– Сколь ни были бы вы намерены отдохнуть от дел рабочих, смертельная скука настигнет вас в этих стенах не позже завтрашнего обеда. Я просто предлагаю вам развлечь себя чтением в надежде, что оно придется вам по душе.
За несколько секунд, что Джузеппе обдумывал, как бы сформулировать отказ, чтобы не обидеть графа, к ним подошел служитель здравницы.
– Прошу прощения, синьоры. Маэстро Верди, доктор Баньяти ожидает вас на осмотр, – прозвучал спасительный призыв.
– Вам придется меня извинить, синьор Маффеи. Был рад встрече, – Джузеппе встал и направился к выходу.
– Я мог бы попросить передать рукопись в ваши апартаменты! Вдруг все же найдется минута! – прокричал вслед граф.
После врачебных процедур и осмотров Джузеппе вернулся в предоставленные в его распоряжение комнаты, чтобы переодеться к ужину. Злой он был как только что вымытый хозяевами кот. Три часа к ряду, его полураздетого, словно цирковую зверюшку, заставляли выполнять нелепые движения, задерживать дыхание, открывать рот и издавать звуки. В него тыкали палочками, вливали сущую мерзость и с очень серьезным видом задавали сотни бесполезных вопросов.
Ничего из происходящего не обещало принести облегчение.
Скинув сюртук и швырнув его на пол в угол комнаты, Джузеппе заметил на столе аккуратно сложенную связку бумаг. На титульном листе в центре изобилующим завитушками почерком было выведено:
«Разбойники», либретто по роману Фридриха Шиллера»
«Кто бы мог предположить, что наш милашка-граф умеет проявлять настойчивость» – подумал маэстро. Он подошел к столу, сел, раскрыл рукопись и начал читать скорее от безделья, чем любопытства ради.
На ужин в тот вечер композитор не попал, а либретто он отложил, лишь дочитав последнюю страницу. Остаток пребывания в Рекоаро-Терме Джузеппе проводил в беседах с графом Маффеи, которые с каждым днем находил всё более интересными.
В его простоте маэстро начинал видеть свободу. Граф был чудаковатым, потому что при всей искренней мягкости характера обладал мужеством позволить себе быть собой. Андреа Маффеи не имел ни малейшего стремления доказывать что бы то ни было ни о себе, ни о своих суждениях. Это и восхищало, и вызывало зависть одновременно.