Андрей трясущейся рукой перевел колесико регулировки радио на другую волну.
Похоже, весь мир сходит с ума. И он, Белов Андрей, до недавних пор весьма известный и преуспевающий адвокат, со своей железобетонной логикой и аргументацией, не оставляющей никаких шансов своим оппонентам в суде, сейчас никак не вписывался в схему происходящих событий. Он словно бежал за уходящим поездом, как отставший пассажир-растяпа.
Ночью дорогу сильно замело, но Тане удалось преодолеть заснеженные преграды, и теперь он ехал по ее следам. Судя по всему, она ушла из его дома часа два-три назад.
Вдруг впереди, не доезжая километра до основной трассы, Андрей обратил внимание на то, что колея ушла куда-то вправо, после чего снова вернулась на дорогу. Значит, Татьяна сворачивала для остановки. Андрей нажал на тормоз и внимательно посмотрел на снег. В сторону леса уходили следы, причем не просто следы.
Адвокат вышел из машины и присел на корточки. Он был готов спорить на что угодно, что в лес что-то волочили. Белов оглянулся по сторонам. «Поезжай дальше. Что с того, что она выходила из машины? И вообще, почему ты уверен, что это автомобиль Фидаровой? Это мог быть кто угодно!» – снова заговорил внутренний голос.
– Нет, – вслух сказал он, качая головой. – ЭТИ следы ведут от моего дома. А кроме Татьяны, сегодня тут никого не было.
Утопая в сугробах, мужчина побрел по следам. Что она могла тащить? Мешок с мусором? Старую «запаску»? Ни один из ответов не устраивал Андрея.
Вскоре он оказался в лесу. Ему показалось, что там было намного холодней. «И чего меня сюда занесло? – недоумевал адвокат, согревая дыханием покрасневшие пальцы рук. – «Может, она в туалет захотела…»
Нога его неожиданно провалилась в яму, и в ботинок тут же набился снег. Белов ругнулся, с соседнего дерева, ухнув, сорвалась крупная сова. Взмахивая крыльями, она улетела в чащу, напоминая о себе лишь снегом, опадающим с веток.
Андрей уже намеревался возвращаться, как неожиданно его взгляд остановился на большом сугробе, в котором виднелось что-то темное.
Что-то очень похожее на…
* * *
Некоторое время Елизавета Ивановна неподвижно сидела у окна, подперев голову руками. Смотреть особо было не на что – после вчерашней метели кругом все было белым от снега. Лишь вдалеке чернела узенькая полосочка леса.
«Нужно покормить Аллу, – вспомнила бабушка. – И вообще, взглянуть, как она там».
Она подогрела чаю, приготовила горячие бутерброды с сыром (Алла просто обожала их), достала из холодильника йогурт и, поставив все это на поднос, отправилась наверх.
Аккуратно поставив завтрак у дверей, Елизавета Ивановна прислушалась. Тихо. Она осторожно открыла дверь.
Девочка, полностью одетая, сидела к ней спиной, уставившись в окно.
– Алла? – робко позвала ее бабушка. Внучка не шелохнулась.
Елизавета Ивановна подняла поднос и прошла в комнату. Ставя завтрак на стол, она обратила внимание, что глаза ребенка закрыты. Алла дремала.
Старушка бросила взгляд на ее руки, вцепившиеся в стол, и ужаснулась. Некогда маленькие, нежные ручки с розовыми ладошками и аккуратными ноготками, которые она так любила гладить и прижимать к щеке, стали похожи на скрюченные куриные лапы – серовато-желтые, с роговыми ногтевыми пластинами.
– Боже, что же с тобой происходит, солнышко… – с болью в голосе зашептала Елизавета Ивановна.
Она наклонилась ближе к Алле и только сейчас заметила какое-то странное движение в волосах спящей внучки. Вначале ей почудилось, что волосы колышет ворвавшийся в комнату сквозняк, но его не могло быть, все окна и двери закрыты! И лишь потом, разглядев, у нее перехватило дыхание. Волосы Аллы были живые.
Каждый волосок на голове ее внучки плавно сокращался, синхронно с другими, словно сердечный такт. Распухшие и прозрачные у самых корней, они, подобно сотням и тысячам микронасосам, наполнялись густой темно-вишневой жидкостью, которая под каким-то немыслимым давлением быстро уходила в самые кончики волос, постепенно бледнея и обесцвечиваясь. Волосы будто выкачивали кровь из Аллы.
«Нет, это не кровь! – подумала Елизавета Ивановна, находясь в полуобморочном состоянии. Словно в подтверждение ее мыслей сквозь багрово‑красный цвет промелькнуло что-то грязно-желтое, потом белесое. – Это ее жизнь. Они высасывают из нее жизнь!»
Елизавета Ивановна закричала, диким и страшным криком, который больше походил на вой раненого животного.
* * *
«Я просто посмотрю, что это. Посмотрю и поеду дальше. Посмот…»
Андрей обмер. Из сугроба торчала маленькая рука с посиневшими, странно растопыренными пальцами. Он присел, и, теряя равновесие, едва не упал в снег. Но сомнений быть не могло. Это не была кукла или манекен. Рука принадлежала ребенку, возможно, подростку.
Белов нетвердой рукой сбросил с сугроба несколько горстей снега. Потом еще и еще. Пока его руки не наткнулись на что-то твердое, он дернулся назад как ужаленный.
«Там труп. Не копай больше, а звони в полицию. Или ты все еще надеешься, что под снегом кукла?!» – останавливал его внутренний голос. Адвокат понимал, что он должен покинуть это место, ведь погибшему уже ничем не поможешь, но какая-то неведомая сила удерживала его на месте, заставляя раскапывать увиденное.
Вскоре он очистил вторую руку, лицо и голову. Это был мальчик, лет семи-восьми. На шее – туго затянутая веревка. Судя по всему, удавка и явилась причиной смерти. Распахнутые глаза были похожи на два мутных стеклышка, они с наивным удивлением смотрели куда-то сквозь Андрея.
Белов отступил назад. Почему-то снова посмотрел на руки несчастного мальчика, и что-то показалось ему странным. Левая была сжата в кулак, а на правой пальцы странно болтались, и сама рука, точнее кисть, была чем-то выпачкана. Присмотревшись внимательнее, Белов понял, что пальцы сломаны.
«Она тоже была сжата в кулак, – подумал Андрей. – И ему их попросту сломали. Скорее всего, ломиком или «фомкой». Только зачем?»
– Возможно, чтобы забрать что-то такое, что могло бы уличить убийцу, – громко произнес Андрей.
Он поискал глазами вокруг сугроба и вскоре увидел крошечный предмет, тускло блеснувший в снежной белизне утреннего леса. Наклонившись, он поднял его, отказываясь верить своим глазам. Это был обрывок золотой цепочки, даже не обрывок, а несколько звеньев, но адвокат все равно узнал их и содрогнулся.
Такую же цепочку он недавно подарил Тане.
* * *
Не чувствуя ног, Елизавета Ивановна выбежала из комнаты. «Они сожрут ее. Волосы, эти проклятые волосы, они как дьявольские насосы, выпьют ее до последней капли!» – бились в ее голове мысли. Старуха влетела в свою комнату и, недолго думая, кинулась к комоду, где в верхнем ящике у нее хранились ножницы. Скорее…
Дыхание со свистом вырвалось из ее рта, язык трепетал, как тряпка на ветру, и она, пошатываясь, заковыляла обратно. Она срежет эти ненавистные волосы, иначе они убьют ее внучку. Это самое настоящее порождение зла.
Растрепанная и покрасневшая, Елизавета Ивановна появилась в дверях и тут же остановилась. Алла сидела и смотрела прямо на нее. Ее заспанные глаза с любопытством уставились на длинные ножницы в руках бабушки.
– Бабуля, привет, – как ни в чем не бывало улыбнулась она. – Что это у тебя?
Елизавета Ивановна не отрывала глаз от волос девочки, но не увидела никакого шевеления, все нормально.
Она сглотнула подступивший к горлу сухой комок:
– Алла… пока ты спала, я видела страшную вещь. Я должна избавить тебя от этого парика.
– Убери ножницы.
– Ты ничего не понимаешь! – закричала бабушка. Она шагнула вперед, держа перед собой ножницы на вытянутых руках, словно крест перед вылезшим из гроба вампиром.
– Если ты сделаешь еще шаг, я сделаю тебе больно, – спокойно сказала Алла. Она мазнула безразличным взглядом по расставленной на столе еде и бросила: – Я не хочу есть. Можешь забрать это. Мне нужно привести себя в порядок – у моей подруги сегодня день рождения.
Елизавета Ивановна устало прикрыла глаза, но в следующую секунду, открыв их, кинулась на Аллу. Она должна любой ценой уничтожить эти страшные волосы, которые капля за каплей отнимают жизнь Аллы!
В то же мгновение некая чудовищная сила приподняла старую женщину и с силой швырнула назад. Она сбила стоявший у кровати стул и больно ударилась спиной о стену. Локоть бабушки попал в семейную фотографию, послышался хруст стекла. Тело Елизаветы Ивановны грузно сползло на пол. Пальцы разжались, и ножницы, лязгнув, упали на пол.
Рот старухи беззвучно открывался и закрывался. Как крышка той шкатулки.
– Если ты попробуешь сделать что-то еще, эти ножницы окажутся у тебя во рту, – проворковала Алла. Она взлохматила волосы и засмеялась. – Уходи. Мне нужно переодеться.
Постанывая от жуткой боли, Елизавета Ивановна стала подниматься, и в этот момент внизу раздался звонок. Кто-то звонил в ворота.
