звон колоколов»? Под сукном?.. В корзинку бросили?..
К с а н а. О чем вы писали? Напомните…
Г р е н к и н а. Учителя Харитонова, из сорок второй, знаешь?
К с а н а. Нет.
Г р е н к и н а. Так вот, застукала я его за соблюдением религиозных обрядов… Было это на бывшую пасху… Прохожу по Школьному бульвару, а он из окна увидал меня и кричит: «Здравствуйте, не зайдете ли чайку попить?..» Ладно — захожу. За столом — семейка. На столе самовар, куличи, пасха и в вазе типа хрусталь — крашеные яйца… Ну, думаю… сегодня учитель куличами балуется, а завтра наших пионеров ко всенощной поведет? Не выйдет… Спрашиваю: «Где это вы, товарищ Харитонов, куличи святили?» А он говорит: «Они не священные и свободно продаются под названием «Весенний кекс» в госбулочной…» А насчет пасхи спрашиваю: «Небось сами делали?..» «Что вы, говорит, эту сырковую массу с цукатом на вес продают, попробуйте!..» «Спасибо, говорю, я сперва яичко…». Беру из вазы крашенку, а на ней золотой краской написано «Х. В.» Разумеешь? Ха Ве!.. Христос воскресе! Тут уж я закусила губу, делаю из себя дурочку и говорю: «Странно, что в нашу торговую сеть поступают яйца первой категории с церковно-религиозным штампом…» А он в смех. «Это, говорит, не Христос воскресе, а чистое совпадение… Это ребята бабке нашей сюрприз сделали — ее звать Харитонова Варвара, вот и выходит Х. В.». Он думал меня усыпить, только я ему во… (Показывает кукиш.) У Гренкиной бдительность и под гипнозом не спит… Разумеешь?
К с а н а. Разумею, Серафима Кузьминична.
Г р е н к и н а. Ты откуда мое отчество знаешь?
К с а н а. Знаю… Уж таков «наш брат корреспондент» — должен знать… Я даже знаю, как вы с хлебозавода ушли…
Г р е н к и н а. Так это я… по своему желанию.
К с а н а. Ну, зачем так скромно, — по желанию всего коллектива. Разумеете?.. Знаю, как вы заведовали прачечной…
Г р е н к и н а. Ты что, дочка, меня на пушку берешь, да? Расколоть меня хочешь? Так об меня два прокурора…
К с а н а. Знаю — зубы обломали… А вот третий… «расколол»…
Г р е н к и н а. Это кто ж такой?
К с а н а. Новый районный прокурор… Затребовал он все ваши так называемые «сигналы», ознакомился, проверил и сказал: «Злостная клеветница, придется привлечь, выслать из города…»
Г р е н к и н а. Ну, это мы еще посмотрим… Хм… Районный! Есть на районного областной, а на областного… генеральный!..
К с а н а. Все это есть, только… трудная это дорога, по прокурорам ходить…
Г р е н к и н а. Ничего… Потопаю.
К с а н а. Вот смотрю я на вас, Гренкина, и думаю — какая же у вас тяжкая, тревожная жизнь… Как это горько ходить волчицей среди людей… Вот вы возвели напраслину на учителя Харитонова, а ведь он о вашей пенсии хлопотал… Соседку свою оболгали, представили акушеркой, а ведь она медсестра… И когда вы, Серафима Кузьминична, заболели, она была подле вас, по ночам банки вам ставила…
Г р е н к и н а. Ты откуда все знаешь, откуда, говори…
К с а н а. Посмотрите в окно… Видите, большой дом напротив?
Г р е н к и н а. Ну, вижу…
К с а н а. Его строил тот, кого вы… обозвали валютчиком. Он по совместительству еще инженер-строитель, тоже ваш сосед, и когда у вас бывает туго с деньгами, вы стучитесь к нему и просите десяточку до пенсии… Он вам никогда не отказывает… Так за что же этих хороших, доверчивых людей вы обливаете грязью? За что?..
Г р е н к и н а (после паузы, задумчиво). Черт меня знает… Втянулась я… Это вроде как водка… На одного напишешь, на другого, а там и пошло… Как с горки качусь, не могу сдержаться…
К с а н а. А надо, Гренкина, надо… Ну, осудят вас, лишат пенсии, вышлют в далекий чужой город, а ведь вы человек нездоровый…
Г р е н к и н а. Спондилез у меня…
К с а н а. Ну вот видите — вам теплый климат нужен… Может, собес в санаторий бы вас направил… Ведь кругом не враги, вам никто зла не желает, поймите… Вас поначалу и в прачечной уважали, а вы…
Г р е н к и н а. Постой-постой, дочка!.. Ты… ты душу мою взяла… и, как простыню, в стиральный бак бросила… С нее семь грязных ручьев течет, только… она отстирается, белее снега будет — вот увидишь… Я это дело брошу… Хочешь, расписку тебе дам?.. Протокол подпишу, хочешь?
К с а н а. Не надо. Я верю вашему слову… Больше того — я позвоню прокурору и попрошу его дела пока не возбуждать. Я… поручусь за вас…
Г р е н к и н а. Что ты, дочка? Ты ж меня не знаешь… Может, я какая последняя гадюка…
К с а н а. А теперь вы на себя клевещете, — зачем?.. Бросьте вы это мерзкое занятие…
Г р е н к и н а. Брошу, вот какую хочешь клятву с меня возьми… Честное пенсионерское, брошу!.. Только надо мне… дело найти… Без этого не могу, меланхолия берет такая…
К с а н а. И дело найдем… Зайдите ко мне в четверг, подумаем. А пока — до свидания.
Г р е н к и н а. Прошу тебя, дочка, ты… все мои сигналы собери и… кидай в корзинку… А то мне покоя не будет…
К с а н а. Не беспокойтесь — они давно уже там…
Г р е н к и н а. Вот и ладно!.. (Вынимает из авоськи помидоры и кладет на стол) На!.. Не побрезгуй, дочка, на рынке брала… Каждый как арбуз… Стало быть, в четверг заявиться?.. Ну… я по коням…
К с а н а. Стойте, Гренкина! Сейчас же заберите ваши помидоры.
Г р е н к и н а. Это ж… гостинец…
К с а н а. Вы не в гости пришли, а в редакцию…
Г р е н к и н а. А что… в редакции не закусывают?
К с а н а. Уберите помидоры.
Г р е н к и н а (укладывая помидоры в авоську). Дочка, ты моя дочка… Ежели бы прокуроры были такие, как ты, может, и жулики перевелись бы на свете… Эх, будь моя воля, выдала бы я тебя замуж — знаешь за кого?.. За космонавта!.. Вот честное пенсионерское…
К с а н а. До свидания, Гренкина.
Г р е н к и н а (распахнув дверь). Кто к самому главному? Пожалуйте!.. (Уходит.)
В приемную, тяжело дыша и опираясь на палку, входит К о ф м а н, старик небольшого роста. Его седые волосы взъерошены, в руках соломенная шляпа. Он чем-то взволнован. Остановился, поднял на лоб очки и пытливо вглядывается в сидящую за столом Ксану.
К о ф м а н. Вы… редактор?
К с а н а. Нет, сотрудник редакции… Вам нужен лично редактор?
К о ф м а н. Мне все равно… Надо, чтобы кто-нибудь остановил надвигающуюся подлость… Она движется, как танк, и… пока не поздно, надо открыть огонь! Вы слышите — о-гонь!.. (Закашлялся, палка выпадает из дрожащих рук.)
Ксана встает из-за стола, берет старика под руку, усаживает в кресло.
К с а н а. Успокойтесь… Выпейте воды… (Наливает из графина воду.) Когда отдохнете — расскажите все, что хотели… Я не тороплю вас…
К о ф м а н. Ничего… Это… это сейчас пройдет… Со мной это бывает… Моя фамилия — Кофман… Я… музыкант, но не обо мне речь. Я не пришел к вам жаловаться… В подобных случаях надо бороться, драться, да-да, драться, а не… жаловаться.
К с а н а. Я вас слушаю…
К о ф м а н. Когда на пути человека встречается обыкновенный подлец, это, конечно, плохо, но… не
