В ту ночь я не спал, кажется, целую вечность. Ну, знаешь, как время тянется у детей, когда отчаянно чего-то ждешь. Мне казалось, что уже близится утро, а часы пробили всего лишь десять или одиннадцать. Пару раз я едва не задремал, но каждый раз просыпался. Словно кто-то тряс меня за плечо и говорил: «Не спи, Джад! Не спи!» Словно что-то хотело, чтобы я не заснул.
Луис удивленно приподнял брови, и Джад пожал плечами.
— Когда часы в коридоре пробили двенадцать, я сел на постели, полностью одетый. В окно светила луна. Потом пробило полпервого, потом — час, а Стэнни все не было. Я подумал, что этот чертов француз обо мне забыл, и уже хотел раздеваться и спать, но тут в окно вдруг ударились два камешка, причем так неслабо ударились, чуть его не разбили. На самом деле стекло все-таки треснуло в одном месте, но я это заметил лишь на следующее утро. А мама и вовсе заметила только зимой, но подумала, что стекло треснуло от мороза.
Я подлетел к окну и поднял его. Рама трещала и громыхала, казалось, на всю округу, ну, как это бывает, когда тебе десять лет и ты пытаешься потихоньку выбраться из дома посреди ночи…
Луис рассмеялся, хотя не помнил, чтобы у него хоть раз возникало желание сбежать из дома посреди ночи, когда ему было десять. Впрочем, он ни капельки не сомневался, что если бы ему захотелось потихоньку выбраться на улицу, окно, которое днем даже не скрипело, ночью и вправду загромыхало бы на всю округу.
— Я испугался, что родители услышат и решат, будто в дом лезут грабители, но когда мое бешеное сердцебиение чуть унялось, понял, что отец по-прежнему храпит в спальне внизу. Я глянул на улицу и увидел, что под домом стоит Стэнни Би и шатается, словно от сильного ветра, хотя ветра не было. Удивительно, как он вообще смог прийти, но, думаю, он был пьян уже до такой степени, когда просто не можешь спать, как сова с диареей, и тебе море по колено. Он увидел меня и заорал во весь голос, хотя сам, похоже, считал, что шепчет: «Ты сам спустишься, парень, или мне за тобой подняться?» «Тсс!» — шикнул я, до смерти перепугавшись, что отец сейчас проснется и попросту меня убьет. «Что ты там шепчешь?» — заорал Стэнни Би еще громче. Если бы спальня родителей выходила на ту сторону, я мог бы уже попрощаться с жизнью. Но они спали в той комнате, где сейчас спим мы с Нормой. С окнами на реку.
— Не сомневаюсь, что вы слетели вниз как ошпаренный, — сказал Луис. — А можно мне еще пива, Джад? — Он уже выпил больше обычного, но сегодня это было простительно. Сегодня это было почти обязательно.
— Пива можно. Ты знаешь, где оно стоит, — ответил Джад, закуривая очередную сигарету. Дождался, пока Луис сядет обратно за стол, и продолжил: — Я не решился спускаться по лестнице. Пришлось бы пройти мимо родительской спальни. Я вылез через окно, спустился по решетке для плюща. Было страшно, признаюсь честно. Но отца я боялся больше. Он бы точно меня прибил, если бы узнал, куда я собрался посреди ночи в компании Стэнни Би. — Джад затушил сигарету в пепельнице. — В общем, пошли мы на кладбище домашних животных, и Стэнни Би по дороге упал раз десять. Он был сильно пьян, и несло от него, как из помойки. Один раз он едва не напоролся на сук, когда падал, чуть горло себе не проткнул. Но он тащил с собой кирку и лопату. Когда мы пришли на кладбище, я подумал, что сейчас он отдаст мне лопату с киркой, а сам отрубится.
Но он, кажется, даже чуток протрезвел. Сказал, что мы пойдем дальше, за валежник, в глубь леса, где есть еще одно кладбище. Я посмотрел на Стэнни, который едва стоял на ногах, потом посмотрел на валежник и сказал: «Стэнни Би, вы на него не залезете. Вы шею свернете». А он ответил: «Ничего я себе не сверну, и ты ничего не свернешь. Я пройду в лучшем виде, а ты пронесешь своего пса». И он сказал правду. Он перешел через кучу валежника на удивление легко, даже не глядя под ноги, а я тащил Спота, хотя он весил фунтов тридцать пять, а я сам — около девяноста. Кстати, Луис, на следующий день после той ночи у меня все болело. Ты сам как себя чувствуешь после вчерашнего?
Луис ничего не сказал, только кивнул.
— Мы шли и шли, — продолжал Джад. — Мне казалось, что мы идем целую вечность. В те времена лес был совсем диким. Птицы кричали в ветвях, и ты даже не знал, что это за птицы такие. В чаще бродили звери. По большей части олени, но были и лоси, и медведи, и рыси. Я тащил Спота. Через какое-то время мне в голову пришла совершенно безумная мысль, что Стэнни Би превратился в индейца и уже совсем скоро он обернется ко мне, черноглазый и ухмыляющийся, лицо раскрашено этой вонючей краской, которую они делают из медвежьего жира, что в руках у него томагавк, острый камень, прикрученный к палке ремнями из сыромятной кожи, и он подскочит ко мне, схватит за волосы и снимет скальп. Стэнни уже не шатался и не падал, он шел вперед твердым шагом с высоко поднятой головой, и это лишь укрепляло мои подозрения. Но когда мы добрались до края Духовой топи и он обернулся ко мне, я увидел, что это все тот же Стэнни, а не шатался он потому, что был напуган до полусмерти. Так напуган, что аж протрезвел.
Он сказал мне то же самое, что я говорил тебе вчера вечером. Про гагар, про огни святого Эльма и чтобы я не обращал внимания на то, что увижу или услышу. И самое главное, сказал он, не отвечать, если с тобой кто-нибудь или что-нибудь заговорит. А потом мы пошли через болото. И я кое-что видел. Не скажу, что именно, но с тех пор я бывал там раз пять и больше не видел ничего подобного. И уже не увижу, Луис, потому что вчера был мой последний поход на микмакский могильник.
Ведь я же не верю во все эти сказки? — спросил себя Луис. Три пива очень способствуют беседе с самим собой. Я же не верю в эти россказни про старых французов, индейские кладбища, какого-то там вендиго и животных, которые воскресают из мертвых? Боже правый, кота всего-навсего оглушило — его ударила машина, и он отрубился. Ничего сверхъестественного в этом нет. А стариковские байки — они и есть стариковские байки.
Только он знал, что это никакие не байки, и три пива — или тридцать три — не отменяли это знание.
Во-первых, Черч был мертвым. Во-вторых, теперь он жив. И в-третьих, он изменился, с ним что-то не так. Что-то произошло. Джад показал ему это место в благодарность за то, что считал неоценимой услугой, но магия, обитавшая на старом микмакском кладбище, возможно, была не такой уж и доброй, и что-то в глазах Джада подсказывало Луису, что Джад это знал. Луис вспомнил, что вчера ему тоже не понравился взгляд старика. Вспомнил странное, едва ли не радостное возбуждение в его глазах. Вспомнил свою безумную мысль о том, что Джад повел его хоронить кота Элли в то конкретное место не совсем по своей воле.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
