– Знаете, Станислав Григорьевич, я вполне доволен тем, чем занимаюсь в данный момент, и не собираюсь ничего менять!
– Жаль, жаль, – задумчиво пробормотал Демчинов.
– Вы не ответили на вопрос, – напомнил Захар.
– Вербовала ли «Живая вода» Сугривина, вы хотите знать? Что ж, вполне может быть. В мою задачу входила только, скажем так, исследовательская деятельность, а что уж там делали парни из «Живой воды», сами понимаете…
– Понимаю. Но вы следили за Сугривиным? Не только по просьбе ваших партнеров, но еще и потому, что его имя когда-то было связано с вашей дочерью, пусть и косвенно?
– Меня удивил тот факт, что, когда люди из «Живой воды» подкатывали к Ступке, уже в его бытность начфином «Пугачеффа», им не удалось его заинтересовать. Однако потом, когда в концерн пришел Сугривин, все изменилось.
– Ступка стал сговорчивее?
– Да. Каким-то непонятным способом Сугривину удалось его уломать, и это меня заинтриговало. Вот почему я решил последить и за Сугривиным.
– И были результаты?
– Да не особенно. Мне хотелось узнать, как Сугривин уговорил Ступку согласиться на предложение «Живой воды», но, к сожалению, не вышло. Зато я выяснил, что парень был гадом.
– Вот как?
– В том, что касалось женского пола, – особенно. У него, оказывается, уже третья жена, красавица, между прочим, а он все по бабам скакал, любовницу завел… Я и в прошлом его покопался – грязного белья у Сугривина столько, что ни одна прачечная не выстирает! Тот, кто его грохнул, определенно имел к нему большие претензии. Честно говоря, не удивляюсь – с таким-то образом жизни!
– Но вы не только из-за образа жизни его презирали, верно?
– Не люблю предателей. А Сугривин, что ни говори, таковым и являлся – да еще и по отношению к родственнику, собственному дядьке! Отморозком он был реальным, вот что я скажу.
– А кто занимался слежкой – ваша служба безопасности?
– Да. А что?
– Хотел попросить вас поделиться результатами расследования.
– Не вопрос. Что именно вас интересует?
– Все!
* * *
Несмотря на то, что всегда одевалась с особым тщанием для визитов в ИВС или тюрьмы, Регина понимала, что мужики, даже если провели за решеткой всего-то пару суток, при виде любой женщины «с воли» становятся похожи на голодных волков. Чего уж говорить, что женщина вроде Регины и вовсе могла снести крышу! Поэтому она позволила гражданину Умарову поесть себя глазами минуты три, ощущая неприятное покалывание на коже: кому понравится, когда незнакомый мужчина, к тому же еще и кандидат на очередную отсидку (следователь сообщил Регине, что Умаров неоднократно судим), буравит тебя жадным взглядом?
– Итак, – начала она, решив, что дала ему достаточно времени для обозрения ее «достоинств», – Усман Хаматович, я бы хотела побеседовать с вами насчет вашего признания в отношении Анжелики Вязьминой.
– Кого-кого? – переспросил он, не в силах оторвать плотоядного взгляда от ее груди, предусмотрительно затянутой в водолазку с закрытым воротом. Тем не менее, похоже, Умаров обладал достаточно живым воображением, чтобы дорисовать то, что скрывала плотная ткань. Слава богу, здесь нет Захара, а то сиделец наверняка уже катался бы по полу с переломанными пальцами!
– Девушки, на которую вы напали в подъезде.
– А-а, – протянул тот. – И че?
– Да ниче, – вмешался Сергеенко. – Мы же с тобой договорились – или нет? Будешь сотрудничать – подумаем об облегчении твоей дальнейшей доли. Нет – сядешь лет на двадцать «по совокупности»: имей в виду, Вязьмина практически мертва…
– Ладно-ладно! – поспешил прервать следователя арестант. – Что вы хотите знать? Я же все рассказал!
– А теперь – то же самое, только в подробностях, специально вот для этой милой дамы, о’кей?
Регина отметила про себя, что Умаров говорит практически без акцента. Это значит, что он провел в России долгое время.
– Короче, – вновь заговорил он, – девчонку мне сказали как следует пугануть.
– Не убить? – уточнила Регина.
– Не-а. У нее там с заказчиком какие-то «терки» были, и он хотел ее утихомирить.
– Тогда как же так получилось, что девушка в таком состоянии?
– А она оказалась сильной, стала вырываться… Пришлось ее придушить.
– Что потом?
– Потом? Ну, я подумал, что она… ну, все, короче… и убежал.
– А теперь будь очень внимателен, – снова встрял Сергеенко. – Кто «заказал» тебе Вязьмину?
– Мужик один.
– Ясно, что не конь – как этот мужик выглядел?
– Этот? – Не дожидаясь подробного описания, Регина выложила на стол снимок Кузьмина, сделанный телефоном во время похорон Сугривина.
Умаров вгляделся и покачал головой.
– Не-а, – сказал он. – Тот был высокий и мордастый, а этот худой…
– Как вот этот? – На этот раз Регина показала арестанту фото самого Сугривина из Интернета.
– Точно, он! – обрадовался тот. – Только тут он моложе.
Естественно, ведь Мамочка выудила снимок из «Одноклассников», а там покойному от силы лет тридцать.
– Ну, так как? – спросил Умаров, переводя взгляд с фотографии на следователя.
– В смысле?
– Как насчет меня – ну, помощь следствию, смягчение наказания?
– Сделаю все, что от меня зависит, – неопределенно пожал плечами Сергеенко. – Но ты ведь понимаешь, что я – не судья, да?
Они вместе со следователем вышли из ИВС на улицу. Регина с удовольствием вдохнула уже вовсю пахнущий весной воздух. Она ненавидела посещать подобные заведения, но, к несчастью, это являлось неотъемлемой частью ее работы. Регина предпочитала зал суда: там она чувствовал себя на своем месте, точно зная, что говорить и что делать.
– Вам это помогло? – услышала она вопрос Сергеенко.
– Что? А, да, разумеется! Спасибо.
– Жаль, что заказчик мертв, – вздохнул следователь. – По крайней мере, отец девушки мог почувствовать хоть какое-то удовлетворение!
– Зато теперь мы уверены, что в случившемся с Анжеликой виновен Сугривин.
– И что это изменит?
– Пока не знаю, но я обязательно буду держать вас в курсе.
– Вы уже обедали?
Сергеенко задал вопрос после довольно долгой паузы, во время которой Регина уже собиралась с ним распрощаться. Определенно эти слова дались ему с трудом, и он явно боялся услышать отказ. Она не хотела тратить время, да и давать надежду на развитие отношений женатому человеку, с которым вовсе не намеревалась заводить романа, не желала, однако, с другой стороны, требовалось его хоть как-то отблагодарить. Поэтому Регина сказала:
– У вас есть предложения?
* * *
– Ну, похоже, ты можешь съезжать! – заявил Захар, едва Устинья вошла в офис. Помимо него, там больше никого не оказалось.
– В смысле? – встревожилась она. – Регина…
– Регина тебя «отмазала»: теперь у них другой подозреваемый. Он, вернее, она, скорее всего, и пойдет под суд. Значит, ты можешь спокойно снимать квартиру и ждать, пока Регина разрулит для тебя ситуацию с компенсацией за вынужденный прогул.
– Неужели… все? – пробормотала Устинья, опускаясь на ближайший стул.
– Можешь не сомневаться!
– А кого арестовали?
– Троицкую.
– Мать Анжелики?
– Да. И не арестовали, а пока только задержали, но косвенных доказательств хватает. Во-первых, ее машина на стоянке, где грохнули Сугривина…
– Но ведь она уехала задолго до того, как это случилось! – перебила девушка.
– Да, но ведь зачем-то она туда приезжала, верно? Артур пытался с ней поговорить, но она отказалась – с чего бы, если ей нечего скрывать? Кроме того, Вязьмин, у которого действительно имелся мотив разобраться с Сугривиным, понятия не имел о его проблемах с Анжеликой, а вот мамаша, наоборот, была в курсе. Ты на ее месте не захотела бы отомстить?
– Да, но спустя столько времени… Почему тогда она не убила его сразу после случившегося?
– Может, не знала, что он замешан.
– А как узнала?
– Следователь разберется. Главное – для нас все закончилось, а остальное тебя не касается! Ты рада или как, девица? – нахмурился Захар, не понимая реакции Устиньи.
– Да рада, конечно, только…
Как объяснить, что невозможно радоваться, пока остается столько вопросов? Во-первых, если Троицкая виновна в убийстве, то ее можно только пожалеть – любая мать поступила бы так же, чем бы это ни грозило. Во-вторых, ее задержание – лишь временная мера: что, если она ни при чем? Тогда ее отпустят и снова возьмутся за Устинью? Нет, наверное, до самого суда она не сможет чувствовать себя в безопасности!
– Это не потому, что тебе ее жалко? – спросил Захар. – Не забывай, что Троицкая бросила дочь, устраивая личную жизнь – вряд ли можно сказать, что она была Анжелике хорошей матерью. Не мне судить, но, возможно, баба решила наконец-таки совершить поступок, дабы оправдать свое отсутствие в жизни дочери, пока та была здорова? Благородно, но несколько поздновато!
