Несмотря на то что отец как мог пытался защитить его, Джон постоянно подвергался опасностям. В шесть лет он, гуляя с детским садом, наступил на осиное гнездо. Стоял теплый сентябрьский день, конец пчелиного сезона, когда эти насекомые становятся особенно опасны. Джон Мотт проезжал по городу, когда услышал жужжание. Все дети разбежались в разные стороны, а Джеймс оказался в центре гудящей воронки, под градом жалящих укусов.
Джон выскочил из машины и побежал к сыну, на ходу снимая куртку, чтобы прикрыть мальчика. Когда осиный рой рассеялся, Джеймс тихо прижался к отцу, хотя на нем было не меньше сотни укусов. В больнице, куда его привезли, он впал в кому. Родителям, которые долго ждали в приемной отделения «Скорой помощи», врач сказал, что их сын либо умрет от сильнейшей аллергической реакции, либо навсегда приобретет иммунитет к пчелиным укусам.
Джеймс вернулся домой через два дня, только волдыри на коже показывали, что он пережил. На родителей, однако, этот случай произвел глубокое впечатление. Его отец, Джон, стал таким строгим и требовательным, что у Джеймса не осталось другого выхода, кроме бунта. Луиза Мотт присоединилась к мужу и составила список правил поведения, которые сама же считала суровыми. Номером один в списке значилось требование «никогда не ходить в лес». Конечно, Джеймс не выполнял его. Он исчез в тот же день, когда мать вывесила свои правила на холодильнике. Луиза сбилась с ног, разыскивая его. Она прочесала сады — и те участки, которые засаживала, и тот старый сад, который она отдала во власть сорнякам и крапиве, бурно разросшимся до самого забора. Тут-то, в дальнем конце, и собралась стая койотов, а Джеймс находился рядом. Луиза подобрала большой камень и запустила в койотов. Она попала в одного, и стая разбежалась.
На следующий день Джон Мотт поехал к своей кузине Марте Старр и купил собаку. Марта разводила собак породы колли, а блэкуэлльские колли славились тем, что они могут устеречь кого угодно от кого угодно. Джон приехал домой со щенком, который спал, лежа у него на коленях. Джон не знал пощады, когда нужно было встать на защиту сына, он слишком хорошо знал, как опасен мир. Он не раз видел, какие угрозы таятся в глубине человеческой природы. Он видел людей, испорченных жизнью, охваченных страстями, которые однажды сделали неверный шаг, разрушив свою судьбу и судьбы тех, кого они любили. Ему приходилось слышать, как эти люди рыдают в тюремной камере, умоляют о прощении, зовут своих матерей и все как один мечтают вернуться в прошлое и начать жизнь сначала. Джон понимал, что есть мальчишки, которых нужно удерживать на краю, чтобы они не сорвались в пропасть. Возможно, они будут проклинать тебя, даже ненавидеть за это, но строгие меры необходимы, чтобы эти мальчишки прожили долго и успели стать мужчинами.
Джеймс назвал свою колли Коди — так звали собаку его дедушки, и общество Коди предпочитал любому другому. Окружающий мир по-прежнему влек его, и с годами Джеймс забирался все дальше, совершал все более смелые вылазки, нарушая запреты родителей и огорчая их. Скажи ему одно — он поступит в точности наоборот. Скажи «нельзя», и в глазах у него загорится азартный огонек. Если его запереть, он просто вылезет ночью через окно, и собака прыгнет за ним. Пойдет, куда ему заблагорассудится, в леса ли, по шоссе ли. Его находили и наказывали, но он снова принимался за свое. Он провалился в топь на болоте, где было так глубоко, что потребовалось пять человек из блэкуэлльской пожарной команды, чтобы вытащить его. Однажды зимой, когда внезапно разыгралась снежная буря, он бы насмерть замерз, если бы Коди не вывела его к заброшенной лисьей норе. Он так часто бывал на волосок от смерти, что начал задаваться вопросом: а рожден ли он для того, чтобы жить? Но если Джеймс готов был примириться со своей гибелью, то его отец явно нет. Джон не собирался сдавать свои позиции. Он забил гвоздями окно в спальне Джеймса и повесил на дверь замок. Это не помогло. Замки и гвозди не могли удержать его сына. Джеймс принял решение: если судьбы не избежать, то нужно получить как можно больше удовольствия от того небольшого срока, который ему отпущен.
К тому времени, когда Джеймс перешел в старшие классы, они с отцом давно перестали разговаривать. Если один входил в комнату, другой выходил. Отец по-прежнему наблюдал за ним, но на расстоянии. Это расстояние увеличивалось с каждым днем, и отец мог разглядеть только одно: как сын удаляется от него. Джеймс был уже шести футов ростом, красивый, сдержанный, грезящий о том, чтобы вырваться из Блэкуэлла. Девушки влюблялись в него одна за другой, а в последнем классе влюбился и он — в Бруки Линден. Бруки влюбилась первая. Однажды ночью, когда он вылез из окна, она поджидала его со счастливой улыбкой на лице. Она любила веселье, имела кучу братьев, опасности ее не пугали. И все равно Джеймс порвал с ней, когда разбил автомобиль матери. Бруки сидела рядом, и хотя он не против был рисковать собой, он не хотел подвергать риску кого-либо еще. Бруки не поняла его, когда он сказал, что он проклят, но тем не менее вслед ему послала не одно проклятие. Он не оглянулся, но слова жалили.
После этого он еще отчаяннее стал испытывать судьбу. Плавал в Угорьной реке во время весеннего паводка, карабкался в горы в медвежий сезон, никогда не уклонялся от драки в баре Джека Строу. Он считал, что, если смерть охотится за ним, он должен смотреть ей прямо в глаза. После окончания школы он решил отправиться в Нью-Йорк. Он хотел уехать как можно дальше от Блэкуэлла и желательно туда, где опасностей хоть отбавляй. Покидая город, он притормозил возле полицейского участка. Собака сидела рядом с ним.
— Что ты хочешь от меня услышать? — спросил Джон Мотт, когда Джеймс сообщил ему, что уезжает, не имея ни цели, ни плана. — Чтобы я пожелал тебе счастливого пути и удачи?
— Я не верю в удачу, — ответил Джеймс. — Удача не про меня.
В Нью-Йорке он устроился санитаром, через год после обучения стал работать фельдшером «Скорой помощи». Каждый раз, сидя на заднем сиденье машины «Скорой помощи», он вспоминал о тех случаях, когда висел на волосок от гибели. Он стал серьезным и практичным человеком, но эта сумасшедшая жилка сохранялась в глубине души. Он испытывал влечение к гибельной опасности и потребность в адреналине. Честно говоря, он и жил-то ради этих моментов. После того как ему удавалось спасти человека, он ощущал сильнейший прилив жизни и счастья, и ему требовалось опрокинуть три, а то и четыре кружки пива, чтобы успокоиться. В такие ночи он даже не пытался уснуть, а шел гулять по улицам. Он любил Нью-Йорк, ему нравился неповторимый ритм этого города, нравилось идти в окружении людей и в то же время сохранять одиночество. По выходным он ходил вместе с Коди в Центральный парк, где они с удовольствием проводили время. Вдруг в центре города ему вспоминалась гора Хайтоп. Солнце просвечивало сквозь деревья совсем как в Блэкуэлле. Свет был прозрачным, с лимонным оттенком, а в поваленных деревьях вили ульи осы. Джеймс присаживался на корточки и вслушивался в их жужжанье и тогда забывал обо всех несчастьях, о крови, страданиях и смерти, свидетелем которых он был.
Джон Мотт заболел весной, когда стояла влажная погода и зеленели деревья. Сердечный приступ случился внезапно и оказался очень сильным, слишком сильным, чтобы врачи могли справиться с его последствиями. Среди ночи у Джеймса раздался звонок. Джеймс сообразил, что уже три года не был дома. Сам удивился, как это вышло. Время летело очень быстро, обманывая его. Взглянув на Коди, он увидел, что собака стала совсем старой. Мать Джеймса несколько раз приезжала в Нью-Йорк, но отец не любил большие города, а может, он так и не научился прощаться.
На девяносто первом шоссе Джеймс превысил скорость, такой страх охватил его, когда он пересекал границу Массачусетса. В Блэкуэлле он сразу поехал в больницу. Был уже вечер. Он забыл, какие обволакивающие, темные ночи в Блэкуэлле. Он удивился, какой маленькой, оказывается, была местная больница по сравнению с теми, в которых он работал в Нью-Йорке. Он оставил собаку на улице и вошел внутрь. Джон Мотт спал. Ничего не оставалось, только ждать. Джеймс подошел к окну. Он чувствовал себя большим и нелепым. Он привык действовать, а не стоять неподвижно. Пожалуй, он мог бы подумать, что отец выглядит как незнакомец, но не подумал. Джон Мотт открыл глаза. Он улыбнулся, увидев Джеймса, и снова закрыл глаза.
Когда утром пришла Луиза, Джеймс сидел у постели отца на стуле с высокой спинкой. Они вместе дежурили возле Джона Мотта всю неделю и находились рядом с ним, когда он умирал. То, что он так и не простился с отцом, мучило Джеймса невыносимо. Он хотел напиться, убежать, броситься с обрыва в Угорьную реку, но ничего этого не сделал. Он просто вышел из больницы на улицу, покормил Коди и пошел выгулять ее среди деревьев рядом с автостоянкой. В это время отец и умер. Когда Джеймс вернулся в палату, Джон Мотт был уже мертв. Мать сказала: «Он любил тебя больше всех на свете», но от этих слов стало еще тяжелее. Джеймс все-таки пошел и напился в тот вечер в баре Джека Строу. На лице у него было такое выражение, что все старались держаться подальше. Его старая подружка, Бруки Линден, сидела в баре с компанией друзей. Она подошла и сказала, что слышала о смерти Джона Мотта и очень сожалеет. Джон Мотт когда-то задержал ее младшего брата, который подростком занимался мелкими кражами, о чем Джеймс никакого понятия не имел.
