Анна замерла с вилкой в руке, к еде она так и не притронулась.
Сандра молча слушала сына и вспоминала Розу. Да по какому праву она рот разевает, лучше бы за дочерью следила!
— Ну, — продолжил Алессио, — я видел ее у Альдо… Я не хотел говорить тебе, но, ей-богу, она была одета как потаскуха.
Ее лучшая подруга — потаскуха… Внутри у Анны все сжалось.
— Послушай меня… — Алессио налил себе в стакан кока-колу из большой бутылки, — она стала самой настоящей шлюхой!
Анна готова была убить брата.
— Значит, тебе про других интересно поговорить, да? — закричала она в бешенстве. — Что ты вечно лезешь не в свои дела? Лучше вот о чем подумай: две недели назад… когда же?… а, в позапрошлую субботу. Так вот, я видела папу на площади Конституции!
Сандра побледнела.
— Я его видела, — Анна вскочила из-за стола, — с бутылкой шампанского в руках! Занимайся своим дерьмом, а в чужое не лезь, урод, и про Франческу даже не заикайся.
Анна скрылась в комнате, бабахнув дверью. Ее Франческа, одетая как потаскуха… Не может этого быть! А Энрико — не человек, он только снаружи им кажется!
35
После смены, грязный настолько, что только детей пугать, Алессио отправился в душ.
Чтобы привести себя в божеский вид, ему приходилось оттираться чуть ли не пемзой. Затем в раздевалке, которая не ремонтировалась с семидесятых годов, он поливал себя дезодорантом, одевался и тщательно причесывался перед зеркалом в разводах.
Был май. В два часа пополудни градусник показывал за тридцать. Начался купальный сезон — почти все пляжи были очищены от водорослей, лежаки и зонтики готовы к прокату, арабы в бермудах уже надрывно кричали: «Кокосы, орехи, кокосы, орехи…», разнося свой товар.
Алессио проштамповал карточку, попрощался с вахтершей и, чтобы сократить путь к парковке, перемахнул через шлагбаум на въезде для грузовиков.
Он шел к своей машине и не замечал, что за ним идут. Заводской гул заглушал все звуки и уж тем более легкие шаги девушки на тонких каблучках.
Открыв дверцу своего отполированного до блеска «гольфа», Алессио закинул назад спортивную сумку.
— Пока, говнюк! — прокричали ему от соседней машины.
Ключи от «фольксвагена» завалились под сиденье, и ему пришлось нагнуться, чтобы отыскать их.
— Чего раком стал, педик, что ли? — ржали над ним приятели, и вдруг кто-то тихо сказал:
— Привет…
Алессио поднял глаза и разглядел ее через ветровое стекло. Одетая в строгий костюм, Элена сдержанно улыбалась.
Он почему-то сразу подумал, что на такой жуткой жаре в костюме ей несладко.
Потом выпрямился.
Потом почувствовал, что у него дрожат колени.
— Уделишь мне пять минут?
Он взглянул на нее с подозрением. Вообще-то они и раньше встречались на парковке, но она никогда не здоровалась. Как и он…
На ее лбу проступили капельки пота, тональный крем слегка потек у носа и рта. Но она была так же красива, даже еще красивее, чем раньше.
— Ты собираешься домой? У тебя дела? — Элена не дождалась, пока он ответит, и добавила: — Мне нужно поговорить с тобой, Але, это срочно.
Але. Как же приятно было снова услышать от нее свое имя в сокращенной версии, сказанное с нежностью.
— Ну, говори же.
— Может, отойдем?…
Они укрылись в узкой полоске тени у забора, на котором огромными буквами было написано: «АО „Луккини“». Элена с явным облегчением расстегнула пиджак, под которым оказалась полупрозрачная блузка. Сквозь ткань проступало кружево бюстгальтера, очерчивая знакомые формы. Алессио отвел взгляд.
— Речь идет об увольнениях, Але. Триста пятьдесят человек, которых мы были вынуждены отправить на интеграционное пособие, не будут приняты обратно. Кроме того, нам нужно уволить еще сотню человек… Русские, выкупившие акции, ставят нам очень жесткие условия. Они намереваются диверсифицировать продукцию, переместить часть производства на Восток, и значительную часть, надо сказать… Увы, мы не можем этому воспрепятствовать.
Говорить с ней о производстве и увольнениях было для него чем-то совершенно новым, и он был сильно удручен таким началом.
— Италия — дорогая страна. Ты и сам знаешь: стоимость оплаты труда, стоимость сырья и доставки…
— Ладно, ладно, — прервал ее Алессио, — а мне-то что?
Элена изменилась в лице.
— Тебя это касается в первую очередь! — строго сказала она и стала похожа на училку. — Если хочешь знать, я нарушила свой профессиональный долг, решив поговорить с тобой.
— Премного благодарен! — Он шутовски поклонился. — Профессиональный долг — это вам не хрен собачий!
Но Элена даже не улыбнулась.
— Алессио, — сказала она еще строже. — Сейчас речь идет о твоем будущем — не о моем, а исключительно о твоем. Мне надо знать, намерен ли ты оставаться с нами, в нашей компании…
«Прямо-таки в их компании», — подумал Алессио.
— Иначе говоря… Собираешься ли ты работать на «Луккини» до пенсии или хочешь найти место получше?
— А почему ты спрашиваешь?
— Потому что это важно. Потому что я занимаюсь кадрами, и от меня зависит, где ты окажешься. Это в моей компетенции — перенести твою фамилию из одного списка в другой. Are you understand me?
Черт, она еще и острит. Вот это начальница, парни! В ее компетенции… Да лучше бы она вышла замуж за того упыря из «Юникредита»!
— Ты думаешь, найдутся желающие по собственной воле из этой сказки смыться? — горько усмехнулся Алессио. — Ты-то, я вижу, неплохо устроилась в вашем paradise.
Элена проглотила обиду и продолжила:
— Твое имя стоит в списке на интеграционное пособие. Я хочу помочь тебе.
Интеграционное пособие…
— Давай начистоту, Элена. Я в одолжении не нуждаюсь.
Она нахмурилась:
— Ты обиделся? Если да, я прошу прощения. Я не хотела…
— Ну и что? Вместо меня ты впишешь другого придурка, только потому, что не знаешь его? А у него, может быть, дети есть!
Было ясно, что Алессио вне себя, и она не знала, как продолжить разговор.
— Я слышала про твоего отца, — вдруг вырвалось у нее. — Я в курсе, что ты теперь содержишь всю семью, и я подумала…
— Ах, ты подумала… Какого хрена ты там подумала? — взревел Алессио. — Не о чем думать, ясно тебе? Что ты вообще о себе возомнила, дура? Мой отец! — орал он как помешанный. — При чем тут мой отец? При чем?! Сука!
Элена прикрыла глаза. Как я могла сказать такое…
— Ты не понял, Алессио… — промямлила она. — Извини.
Лицо Алессио пылало, еще немного, и он бросится крушить все вокруг — да пусть увольняют!
Элена взяла его за обе руки сразу, как всегда делала прежде.
— Отвали, — огрызнулся он, пытаясь освободиться.
— Прости, Але… Я хотела лишь помочь тебе.
— На хрен мне твоя помощь сдалась! — выкрикнул он и развернулся, чтобы уйти.
Элена схватила его за локоть и сильно сжала пальцы.
— У тебя на этой должности крыша совсем съехала, — буркнул он, но все же остался стоять на месте.
— Але… — Элена прижалась к нему всем телом. Спиной он чувствовал ее щеки, грудь, живот. Оба застыли.
— То, что ты теперь начальница, не позволяет тебе обращаться с нами как с убогими. Ничего ты не понимаешь, ясно тебе?
Между ними была стена, которую теперь уже никогда не сломать, но у Алессио сладко заныло сердце.
— Але, прошу тебя, — произнесла она, и он повернулся к ней.
— Ты здорово изменилась, стала настоящей синьориной, леди…
— Але, прошу тебя… Мне трудно говорить… Я хотела как лучше и все напутала… Когда я увидела твое имя в этом списке, я испугалась, у меня сердце чуть не выпрыгнуло. И поверь, я совсем не беспокоюсь за свое высокое положение…
Высокое положение…
— Хорошо, Элена, — сказал Алессио. — Делай что хочешь, ты ведь у нас начальница. Счастливо, удачного дня! — Он зашагал к машине.
— Подожди! — Она пошла за ним. — Але, я не хочу так с тобой прощаться… Это невозможно, чтобы вот так все закончилось…
Алессио открыл дверцу и убедился, что телефон, оставленный на переднем сиденье, на месте.
— Могу я пригласить тебя на обед, Але? Пожалуйста, давай пообедаем вместе, посидим, поговорим…
Посидим, поговорим? Что это, социальная реклама? Строчка из глупой песни?
Элена умоляющим тоном продолжала что-то говорить, вся красная от досады и стыда.
— Это унизительно, когда пообедать приглашает женщина, — прорычал Алессио.
Пора заканчивать с этим театром. Он сел в машину, стараясь не смотреть Элене в глаза.
— Ну тогда ты меня пригласи! — прокричала она в закрывающееся окно. — Мы не поняли друг друга, Алессио, прошу тебя. Ты не можешь вот так уехать, так нельзя!
