и зѣвая. Замѣтивъ, что товарищи его спятъ, онъ поспѣшилъ прибавить шопотомъ:- помните, не Шотъ вашъ другъ, а Кадлинъ.
— Я ходила въ поле, набрала тамъ цвѣтовъ, а теперь дѣлаю изъ нихъ букеты, можетъ быть удастся за эти дни продать, отвѣтила Нелли. — Не хотите ли вы одинъ букетикъ въ подарокъ, разумѣется.
Кадлинъ хотѣлъ уже подняться съ своего мѣста, чтобы взять букетъ, но Нелли предупредила его и, подбѣжавъ, сама подала ему цвѣты. Лицо его просіяло — насколько, впрочемъ, можетъ сіять лицо у такого мизантропа, какъ Кадлинъ, — онъ самодовольно воткнулъ букетикъ въ петличку сюртука, посмотрѣлъ съ торжествующей улыбкой на спавшаго Шота и повторилъ, снова укладываясь на боковую:
— Томъ Кадлинъ — вашъ другъ, чортъ возьми.
Къ полудню всѣ приготовленія окончились, все приняло праздничный видъ. Фокусники, скоморохи и тому подобная братія, проработавши всю ночь, сбросили теперь свои грязныя блузы и кожаные штаны и замѣнили этотъ рабочій костюмъ щегольскимъ нарядомъ. Они вертѣлись передъ публикой въ шелковыхъ жилеткахъ, въ шляпахъ, украшенныхъ перьями. У палатокъ, гдѣ шла запрещенная, азартная игра, стояли гайдуки, наряженные въ великолѣпныя ливреи. Тутъ же терлись около публики шулера въ скромныхъ костюмахъ фермеровъ, заманивавшіе ее къ зеленому столу. Молодыя смуглыя цыганки, въ яркихъ платкахъ, выползли изъ своихъ шатровъ и надоѣдали всѣмъ и каждому, предлагая «погадать на счастье». Вслѣдъ за чревовѣщателями и ворожеями ходили блѣдныя, истощенныя женщины съ чахоточнымъ румянцемъ на щекахъ; онѣ заранѣе съ жадностью высчитывали, сколько грошей перепадетъ на ихъ долю. Болѣе сговорчивыхъ, послушныхъ дѣтей, вмѣстѣ со всякимъ хламомъ, удалили въ обозъ, строптивыя же и неугомонныя, неподдававшіяся никакимъ увѣщаніямъ, сновали между публикой и какимъ-то чудомъ выскакивали цѣлы и невредимы изъ-подъ колесъ проѣзжавшихъ экипажей, тянувшихся безконечной линіей вдоль ристалища, и даже изъ-подъ лошадиныхъ копытъ. Все выползло на свѣтъ Божій: и дрессированныя собаки, и ходульники, и великанъ съ крошечной компаньонкой; вездѣ визжали шарманки, вездѣ трещала музыка.
Задудѣлъ и Шотъ въ свою мѣдную трубу. Кадлинъ шелъ, какъ и всегда, сзади, съ театромъ на спинѣ. Онъ поминутно оглядывался на своихъ спутниковъ: что-то они отстали маленько. Дѣвочка несла въ рукахъ корзиночку съ цвѣтами. Иной разъ она остановится и застѣнчиво предложитъ букетъ дамамъ, проѣзжающимъ въ роскошномъ экипажѣ. Но увы! впередъ лѣзутъ нищіе съ протянутой рукой, разные проходимцы, цыганки, обѣщающія наворожить мужей, и бѣдную дѣвочку оттираютъ отъ экипажа. Иная дама, замѣтивъ ее въ толпѣ, ласково улыбается и покачаетъ головой, отказываясь отъ цвѣтовъ; другая толкнетъ своего кавалера, чтобы онъ взглянулъ на «прелестную дѣвочку», но ни одна не остановитъ своего экипажа, ни одна не поинтересуется узнать, почему у этой «прелестной» дѣвочки такой утомленный, истощенный видъ.
Только одна дама, повидимому, поняла, въ какомъ положеніи находилась Нелли. Она ѣхала въ коляскѣ съ двумя щегольски-одѣтыми молодыми людьми. Поровнявшись съ нашими странниками, молодые люди вышли изъ коляски и, не обращая вниманія на свою даму, стали о чемъ-то толковать и смѣяться. Здѣсь было много и другихъ дамъ, но всѣ онѣ почему-то спиной поворачивались къ той, что сидѣла въ коляскѣ, хотя въ то же время довольно благосклонно поглядывали на ея кавалеровъ. Дама, съ которой такъ безцеремонно обращались, отогнала отъ себя назойливыхъ цыганокъ, — отговариваясь тѣмъ, что ея судьба давно ужъ опредѣлилась, — подозвала Нелли, взяла у нея букетъ и, положивъ въ ея дрожавшую ручку серебряную монету, умоляла ее, ради самого Бога, бѣжать отсюда какъ можно скорѣе и никогда не показываться въ подобныхъ мѣстахъ,
Долго ходили они взадъ и впередъ вдоль длиннаго ряда экипажей, ни разу не взглянувъ на скачки. Уже зазвонили въ колокольчикъ, приглашая народъ очистить площадь, и они вмѣстѣ съ другими удалились къ обозу, отдохнули, а когда жара спала, опять вышли изъ своего угла. Полишинель успѣлъ дать нѣсколько представленій, а между тѣмъ не выбралось минутки, когда бы имъ можно было уйти незамѣтно отъ товарищей,
День клонился къ вечеру. Кадлинъ раскинулъ свой театръ въ самомъ удобномъ мѣстѣ. Обступившая его со всѣхъ сторонъ публика приходила въ восторгъ отъ шуточекъ Полишинеля. Нелли сидѣла съ дѣдушкой позади театра и размышляла о томъ, какъ странно, что такія благородныя животныя, какъ лошади, служатъ такой неблагородной цѣли: помогаютъ людяэдъ праздно и безполезно проводить время; вдругъ новый раскатъ смѣха, вызванный какимъ-то неожиданнымъ остроумнымъ намекомъ Полишинеля на настоящій праздникъ, заставилъ ее встрепенуться.
Она оглянулась вокругъ. Ужъ если бѣжать, такъ теперь: болѣе удобной минуты не представится. Всѣ заняты театромъ. Толпа ликуетъ. Полишинель пустилъ въ ходъ дубинку и, въ пылу расправы, немилосердно тузитъ всѣхъ, кто попадаетъ ему подъ руку. Кадлинъ тоже занятъ, онъ обозрѣваетъ публику. Замѣтивъ, что многіе уже полѣзли за деньгами въ карманы, онъ умиляется; его угрюмое лицо расплывается въ улыбкѣ. Или теперь, или никогда! Нелли хватаетъ дѣдушку за руку и увлекаетъ его за собой. Съ трудомъ пробираются они въ толпѣ, между палатками, экипажами, лошадьми и безъ оглядки идутъ впередъ. Опять зазвонили въ колокольчикъ. Когда они добрались до веревки, оцѣплявшей площадь, толпа уже расходилась. Имъ кричать вслѣдъ, чтобы они не смѣли нарушать установленнаго порядка, но они не обращаютъ вниманія, переступаютъ черезъ веревку и, спустившись съ пригорка, выходятъ въ открытое поле.
XX
Мы видѣли, что Китъ, потерявъ мѣсто, всѣми силами старался найти себѣ работу, чтобы хоть сколько нибудь помочь матери. Каждый день, возвращаясь домой, онъ вскидывалъ глаза на мезонинчикъ, который онъ такъ расхваливалъ Нелли, въ надеждѣ, что вотъ-вотъ она покажется у окна, и каждый разъ разочаровывался въ своихъ ожиданіяхъ, а на утро вставалъ съ новой надеждой, что они непремѣнно возвратятся и не откажутся принять его предложеніе, сдѣланное отъ чистаго сердца: поселятся на-время въ ихъ скромномъ домикѣ. А тутъ еще и Квильпъ сказалъ, что это навѣрно такъ и будетъ; онъ и вообразилъ себѣ, что желаніе его въ концѣ концовъ осуществится.
— Мама, мнѣ кажется, что они завтра пріѣдутъ, сказалъ онъ какъ-то, войдя въ комнату; онъ печально вздохнулъ и положилъ шапку на столъ. — Ужъ цѣлая недѣля прошла съ тѣхъ поръ, какъ они скрылись, пора бы имъ и возвратиться. Ты какъ думаешь, мама?
Мать покачала головой и напомнила сыну, что такъ-то онъ каждый день разсчитываетъ на ихъ возвращеніе, да все напрасно.
— Ну, что-жъ, это вѣрно, ты всегда говоришь резонно, мама. Да вѣдь недѣля большой срокъ; довольно они находились, а? Ты что на это скажешь, мама?
— Срокъ-то большой, что и говорить! а все-жъ таки, можетъ, они и совсѣмъ не вернутся, молвила мать.
Китъ чуть было не разсердился. Ему стало еще досаднѣе оттого, что онъ и самъ былъ такого же мнѣнія, да
