вызванная ее пылкой привязанностью к Доминику, то ли настойчивое опасение, что теперь он контролирует нас обеих.
В школе начались экзамены в средних классах, и это поглощало большую часть моего времени. Письменные экзамены проходили в физкультурном зале, а устные – в театре. Ответственным за последние был назначен Скунс, и эта роль доставляла ему невероятное удовольствие. Он сам провожал каждого члена экзаменационной комиссии в одну из гримерных, где тот и должен был с глазу на глаз беседовать с экзаменуемым, пока остальные мальчики, соблюдая полное молчание, готовились в зале театра. Вопросы экзаменатора и ответы экзаменуемого обязательно записывались на кассету, а затем уже дома оценивались в соответствии с новыми правилами Министерства образования. Это была весьма трудоемкая работа, отнимавшая у меня немало времени, куда больше, чем проверка и оценка обычных письменных работ, так что я порой трудилась до поздней ночи, к великому неудовольствию Доминика.
– По-моему, мы собирались проводить с Эмили больше времени, – с упреком напоминал он мне.
– Я помню. Но потерпите, экзамены скоро кончатся. А сейчас мне совершенно некогда: я же должна выставить детям оценки.
– Двадцать минут на каждого – а сколько их там всего? Шестьдесят? Значит, двадцать часов каторжной работы, а потом тебе еще их письменные тесты проверять придется.
Он был, конечно, прав, и это еще больше действовало мне на нервы. Под тем предлогом, что он возглавляет экзаменационную комиссию, Скунс и большую часть тех записей, которые полагалось проверять ему самому, свалил на меня как на младшего члена комиссии. Я обнаружила, что такова обычная политика кафедры, и теперь разрывалась между желанием пожаловаться и пониманием того, что, если все-таки пожалуюсь, меня сочтут недовольной, слабой или не умеющей играть в команде. Вот и приходилось мириться с бесконечной дополнительной работой и пахать, прослушивая стопки кассет и с тайным удовлетворением замечая, что французский у Скунса далеко не такой беглый, как у меня. В результате, правда, Скунс выглядел довольным и разговаривал со мной почти добродушно. Синклер тоже выразил полное удовлетворение моей работой. Зато Ленорман очень мне сочувствовал. И только один Хиггс по-прежнему держался со мной отчужденно. Но я все-таки начинала чувствовать, что на кафедре меня как будто приняли.
И совершила ошибку, сказав об этом Доминику. Это было вечером в воскресенье, когда я наконец-то закончила проверять работы. Эмили уже легла спать, а мы смотрели по ТВ какую-то позднюю передачу и пили красное вино.
– Какое это имеет значение? – раздраженно откликнулся Дом. – Какая тебе разница, что именно они о тебе думают? Ведь ты все равно вряд ли и дальше будешь там работать.
– Этого я еще и сама пока не решила.
Он остро на меня глянул.
– Бекс, – сказал он, – ты весь уик-энд просидела взаперти, слушая эти гребаные кассеты. Ты едва пару слов Эмили сказала. Ты ходишь черт знает в чем, ты стала страшно нервной. Не возражай, я же вижу. В котором часу ты, например, вчера легла спать? В час? В два?
– Но ведь самое трудное уже позади. Теперь я могу и немного расслабиться.
Он скорчил рожу.
– Вот именно этого я и боюсь. Только не начинай расслабляться, Бекс. Не начинай чувствовать себя в этой школе слишком комфортно. Потому что следующее, что тебе придется узнать, это то, что все мы так или иначе играем в бридж с кем-то из выпускников Итона.
Я вынужденно улыбнулась:
– Пока что на это ничуть не похоже. А некоторые преподаватели тебе бы и самому наверняка понравились. Вот, например, Керри Маклауд – очень хороший человек…
– Ну, как же! Бывшая хиппи, которая ныне преподает искусство драмы! Ты что-то больно часто о ней упоминаешь. – Доминик рассмеялся, но это был какой-то неприятный смех, и я опять почувствовала легкое раздражение. На самом деле я упоминала Керри в разговорах с ним всего пару раз в самом начале триместра, так что он явно преувеличивал.
– Я бы не стала называть ее «бывшей хиппи», – с некоторым вызовом сказала я. – Она замечательная, и в ней нет ни грамма снобизма. Между прочим, мы могли бы в один из уик-эндов пригласить ее к нам на обед или просто вечерком, чтобы немного выпить. Тебе она очень понравится, она такая веселая…
– Нет. – Это прозвучало как-то неожиданно резко.
– Что ты имеешь в виду?
– Только то, что ее ты сюда никогда приглашать не будешь, – пояснил он столь же резко и холодно. – По-моему, я давно уже выразил свое отношение к этому заведению и ясно дал понять, что не заинтересован в общении ни с кем из тамошних сотрудников. Совершенно не заинтересован.
– Ах вот как… – Я вдруг почувствовала себя беспомощной, как ребенок, столкнувшийся с недоступным его пониманию гневом взрослого человека. Почти те же чувства возникли у меня и в мой самый первый день в школе, когда Скунс набросился на меня в раздевалке. На лице моем как бы само собой тут же возникло выражение некой замороженной вежливости, а взгляд стал странно извиняющимся – такой взгляд часто бывает у женщин, когда им сделают больно. Мужчинам дозволяется проявлять внешне даже самые негативные реакции, но хорошие девочки никогда не должны поднимать шум и тем более устраивать скандал, даже если у них есть на это полное право.
Заметив, как изменилось мое лицо, Дом моментально смягчился.
– Послушай, я не хотел тебя расстраивать, – сказал он. – Просто дело в том, что мы еще с Пасхи собираемся пригласить в гости мою семью, но ты каждый раз говоришь, что слишком устала, а у меня уже извинений не хватает…
– Выпить вечерком пару бокалов вина со своей коллегой – это вряд ли равноценно обеду на двенадцать персон, – сказала я. – Но ты прав: я действительно слишком устала. И намерена в ближайшее время немного отоспаться.
Он не остановил меня, когда я встала и ушла в спальню. Но позже, когда я потихоньку вылезла из постели, все еще страшно расстроенная и не в силах уснуть, я услышала, что Доминик опять разговаривает по телефону, но так тихо, что слов я разобрать не смогла.
Часть четвертая
Флегетон (огненная река)
Глава первая
Классическая школа для мальчиков «Король Генрих», 7 июля 1989 года
В последние дни летнего триместра преподавателям всегда нелегко. Никакой убаюкивающей рутины и заранее составленных планов; никаких наказаний; никаких домашних заданий. А ученики уже чувствуют впереди простор летних каникул, подобный нетронутому песку бескрайнего пляжа, залитого солнцем до самого горизонта. Старшеклассников уже давно отпустили на волю, поскольку экзамены они сдали, а средние и младшие классы с трудом удерживают в дисциплинарных рамках с помощью всевозможных экскурсий, спортивных соревнований и прочих отвлекающих моментов.
Поскольку у меня своего класса еще не было, мне не приходилось ни писать отчеты, ни заниматься административной работой, связанной с концом
