Он поднял руку, сложив указательный и большой пальцы. Танук посмотрел куда-то поверх его головы. Сказал:
— Он показывает: все в порядке. Можно снять.
Женский голос над его головой произнес, как и раньше, тихо и спокойно:
— Не уверена, что все в порядке. Спрошу доктора. Доктор… Доктор, можно вас?
Увидел над собой мужское лицо. Молодое, не старше тридцати. Темная бородка, белая шапочка, надвинутая почти на брови. Доктор? Наверное. Больше просто некому.
Вглядевшись, доктор взял его руку. Подержав, сказал:
— Но ненадолго. Не больше пяти минут. Полежав, почувствовал: женские руки снимают маску. Как только руки убрали маску, спросил:
— Вы сестра?
Женское лицо после этого вопроса возникло не сразу. Когда же возникло, губы были строго сжаты. Глаза смотрели изучающе. Донеслось:
— Сестра. Видите меня?
— Вижу. Вместе со мной была ранена девушка. Наташа. Она здесь?
Некоторое время сестра смотрела на него с тем же изучающим выражением. Наконец он услышал:
— У вас пять минут. С вами должны поговорить ваши люди.
— Я не буду ни с кем говорить, пока не узнаю о девушке. — Сестра молчала, и он добавил: — Я ее жених.
Казалось, губы сестры разжимаются с огромным трудом.
— Здесь есть девушка. Раненая. Как ее зовут, не помню. Имя в карточке. — Услышал шуршание. — Написано: Наташа. Уланова. Она?
— Да. Она… плоха?
— Не знаю. Когда устанавливали аппарат, состояние… Состояние было средней тяжести. Все, раненый. Говорите с вашими людьми. Мне нужно промыть маску.
Лицо сестры исчезло. Вместо него возникло лицо Танука. Инуит протянул рацию:
— Сэр… С вами хочет поговорить мистер Макнэлли. Немедленно. Соединить?
— Сейчас… — Попытался взять рацию. Рука уцепилась за плоскую коробку, но удержать не смогла. Рацию перехватил Танук. — Танук… Объясните, что происходит… Куда мы летим?
— В Анкоридж.
— Зачем?
— Вас с Наташей нужно как можно скорей поместить в госпиталь. Уланова — в тюремную больницу.
— Он здесь?
— Здесь. — Добавил тихо: — Он плох.
— Плох? Серьезно ранен?
— Нет. С ним была истерика. После того как он увидел… что с Наташей. Пришлось давать успокоительное. И снотворное.
— А… — договорил он, лишь собравшись с духом, — а что с Наташей?
— Вы же слышали. От сестры.
— Куда она ранена?
— Не знаю. — Танук избегал его взгляда. — Знаю, она была вся в крови, когда я сидел рядом и ждал вертолета. Я пытался остановить кровь. Но не смог.
— Откуда шла кровь?
— Из… — Танук помолчал. — Из живота.
— Где сейчас Наташа?
— Рядом с вами.
Скосив глаза, ничего не увидел. Выдавил:
— Приподнимите.
— Врач меня убьет.
— Пусть убивает. Приподнимите.
Оглянувшись, Танук приподнял его голову. Наташа лежала в ярде от него, на носилках, в маске. Лицо выглядело неестественно бледным; было ясно, что она без сознания. Наверху висела капельница. Рядом с носилками медленно растягивалась и опадала гофрированная труба — точно такая же, как у него.
— Сэр… Мистер Макнэлли ждет, — сказал Танук. — Соединять?
— Соединяйте.
Инуит опустил его голову. Включив вызов, сказал в рацию:
— Мистер Макнэлли? Мистер Макнэлли, это Танук. Да… Да, мистер Макнэлли… Понял, мистер Макнэлли… Хорошо, даю… — Спросил: — Сэр, вы сможете держать рацию сами?
— Смогу. — Взяв рацию, понял: он в самом деле сможет.
— Если что, позовите. Я буду рядом.
Лицо Танука исчезло. Прижав рацию к уху, сказал:
— Алло… Алло, Крис?
— Да, Майк. — Голос Макнэлли звучал с интонациями, показывающими, что шеф полиции Фэрбенкса куда-то страшно торопится. — Здравствуйте, Майк. Передаю трубку. Слушайте.
Вместо голоса Макнэлли в трубке возник голос Дика Байера:
— Майк, не говори сейчас никаких слов, понял? Никаких, кроме «да» и «нет». Ты в вертолете. Понял меня?
— Д-да… — Он был так ошарашен, что слышит Дика, что выдавил это после некоторой паузы.
— Майк, знаю, тебя прилично задело. Но слова сожаления скажу потом. Потерпи. Вот что: зная тебя, надеюсь, ты там что-то нашел?
— Там?
— Майк… Только «да» и «нет». Оʼкей? Я имею в виду Грин-кемп. Нашел?
Подумал: это в характере Дика. Неизвестно откуда, но все знает.
— Майк? — сказал Дик. — Что молчишь? Нашел?
— Да.
— Что — в самом деле?
— Да.
— Важное?
— Да.
— Черт… — Молчание Дика напоминало предгрозовое затишье. — Что — в самом деле важное?
— Да.
— Ну и ну… Как же мы разберемся… Давай по буквам алфавита? Согласен?
— Да.
— Буква в начале алфавита?
— Нет.
— В конце?
— Нет.
Теперь уже молчание Дика напоминало обычную тупость. Наконец он сказал облегченно:
— Понял. В середине?
— Да.
— О, черт… Ладно. Тогда слушай меня внимательно. Перечисляю. — После этого Дик начал скучным голосом перечислять буквы, начиная с «кей». Дождавшись, пока он дойдет до «с»[4], Шутов сказал:
— Да.
— Эс… Эс… Эс… — Дик замолчал. — В самом деле эс?
Шутов ничего не ответил. После долгого молчания Дик выдавил:
— Но это же… это же… Ладно. Если «эс» — ты проверил?
Теперь Шутов знал: Дик все понял. Сказал:
— Да.
— И что… И что… Все там?
— Да.
— Просто делаешь из меня теленка. Нашел сегодня?
— Да.
— В доме?
Потрясающая осведомленность, подумал Шутов. Сил было уже мало. Вдохнув воздух, выдавил:
— Нет.
— Где-нибудь на местности? В тайге?
— Нет.
— Черт… В одном из срубов?
— Да.
— Надо было сразу догадаться. В дальнем от дома?
— Нет.
— В ближнем?
— Да… — Шутов вдруг осознал: единственное, что ему сейчас хочется — спать. Спать, спать, спать. Дик сказал что-то. Но он этого уже не слышал. Увидел нагнувшегося Танука. Почувствовал: тот вынимает из его руки рацию. В глазах начало темнеть.
Остального уже не помнил.
43
Несколько раз после этого он приходил в себя. Но ненадолго.
Его везли куда-то в микроавтобусе «Скорой помощи». Перекладывали на носилки. Переодевали. Снова везли на носилках. Везли по больничному коридору. В какой-то из моментов осознал: он лежит в операционной. На операционном столе. Над ним склоняется человек в зеленом халате. На подбородке человека — опущенная повязка. Улыбаясь, человек говорит:
— Извините меня, пожалуйста. Теперь. Извините.
Наверху вместо лица этого человека он видит другие лица. Нос и рот закрывает нечто упругое. Он ощущает запах эфира. Все.
В себя пришел в больничной палате. Открыв глаза, попытался понять, который час. Но понял лишь, что сейчас день — по свету, проникавшему сквозь щели опущенных жалюзи.
Он лежал на кровати. Наверху висела капельница. Маски и медленно сокращающейся гофрированной трубы не было. Прищурившись, смог прочесть надпись на двери туалета напротив: «Для гостей пользование туалетом категорически исключено».
Попытался повернуться. Не смог — мешала тугая повязка. Бинтами, как ему показалось сначала, было обмотано все тело. Ощупав себя под одеялом, понял: повязкой закрыты лишь грудь и левое плечо. Вспомнил: операционная, лицо врача, эфирная маска. Ему сделали операцию. Сейчас он отошел от наркоза. Слабость страшная. Непрерывно клонит в сон.
Полежав, сделал открытие: рядом с правой рукой лежит пульт с кнопкой. Вызов сестры. Хорошо, что есть вызов. Но стоит ли сейчас вызывать сестру, он не знает. Левая часть груди ноет, глубокий вдох вызывает резкую боль, но все это можно вытерпеть. Что же насчет сестры — она может понадобиться лишь для одного. Для того, чтобы помочь ему узнать, что с Наташей.
Минут через двадцать в палату вошла девушка в белом халате. После того как она поздоровалась и спросила, как он себя чувствует, он увидел: девушка хорошенькая. Кроме того, в ней как будто было что-то восточное. Улыбнувшись, девушка сказала:
— Я подниму шторы. Вы не против?
— Нет.
Подняв шторы, села рядом. Снова улыбнулась:
— Дадите руку? Я возьму у вас кровь. Я Элли.
Протянув руку, сказал:
— Вообще, Элли, который час? Промазав ваткой со спиртом руку на сгибе, затянула чуть выше локтя резиновый шнур.
— Одиннадцать утра. — Взяв шприц, освободила его от упаковки.
— Элли, а где я? Это что, больница?
— Это? — Улыбнувшись, ввела иглу в вену. — Это военный госпиталь. Госпиталь военно-воздушной базы в Элмендорфе. Анкоридж. А вы не знали? — Взяв кровь, прижала к ранке ватку. — Подержите немного. Как вы вообще себя чувствуете?
— Великолепно. — На самом деле его по-прежнему давила слабость. — Вы сестра?
— Ассистент. Позвать сестру?
— Не нужно, если вы мне поможете.
— В чем? Конечно, помогу. Но в чем?
— В том, что… — Помолчал. — Видите ли… Меня доставили сюда из Минтоукука. Вы знаете Минтоукук?
