Вечером Мартьян встретил Глафиру в клубе и пошел с ней вместе мимо огородов.
- Получаешь новую машину? - спросил Мартьян.
- Ты ведь знаешь, а зачем-то спрашиваешь, - проговорила Глаша. Может быть, сердишься, что не тебе отдали? Так я могу и отказаться.
- Ну как тебе не стыдно, Глафира. Я рад и даже хотел проситься к тебе штурвальным.
- Я была бы тоже рада, только из этого ничего не выйдет, - ответила Глаша. - Об этом и думать не стоит.
- Мне и думать запрещено?
Мартьян долго готовился к такому разговору, но с первых же слов почувствовал в ее тоне решительный отказ.
- Ты можешь думать одно, а люди - другое.
- Какие люди? - настраиваясь все более воинственно, спросил он.
- Будто не знаешь? - Глаше очень трудно было отказать ему в просьбе, тем более что комбайн в Сибири оставил Мартьян, вернулся с Почетной грамотой за отличную уборку, и все механизаторы полагали, что новую машину получит он.
- А что я должен знать?
- Если мы станем вместе работать, то Варя и Агафья Нестеровна ощиплют меня наголо, да и тебя тоже, - проговорила наконец Глафира и, словно испугавшись своих слов, убыстрила шаг.
- Ах, вот оно что? Ну, мне на это наплевать.
- А мне нет. Извини, Мартьян, я тороплюсь домой.
- Не спеши. Я тоже туда, к вам иду, главного соколика хочу потрепать, пощипать у него перышки, - с задором сказал Мартьян.
Увидев его вместе со снохой, Соколов еще больше помрачнел. Он только что воевал с Дашей и заступившейся за дочь Анной Сергеевной и проиграл сражение. Михаил Лукьянович не знал еще, что руководство совхоза, не спросив даже его мнения, лишило его такого отличного штурвального, как Глафира. Сейчас он сидел на веранде и выправлял велосипедное колесо, кем-то опять искривленное.
Расспросив, как он отдыхал и лечился, Мартьян сообщил о новых наметках дирекции.
- Придется тебе, Миша, с Глафирой расстаться, - сказал Мартьян.
- Переманил, что ли? - с издевкой спросил Соколов.
- Не думал.
- Мне все твои думки известны. Пока я жив, этого не будет, - сумрачно и глухо проговорил Михаил Лукьянович.
- Плохо, я смотрю, тебя там подлечили, совсем нервный стад, подзадоривал его Мартьян. - Куражишься, друг?
- Не куражусь, а над тобой, дурачком, потешаюсь. - Соколов все больше и больше распалялся.
- Валяй! Иванушки-дурачки народ снисходительный. Меня, помню, в детстве спрашивали: "Кем ты хочешь, Мартьянушка, быть - летчиком или инженером?" А я им отвечал, бывало, на полном серьезе: "Иванушкой-дурачком". Почему? Да потому, что Иванушки всегда побеждали и на принцессах женились.
Вспомнив об этом, Мартьян усмехнулся горько и закурил сигарету.
- Наша Глафира тоже, полагаешь, вроде твоей сказочной принцессы? язвительно спросил Соколов.
- Возможно, - глубоко затягиваясь сигаретой и пожимая плечами, ответил Мартьян.
- Конечно, кусок лакомый, да только не к твоему столу, принц Голубенков. Ты вон и Варвару проворонил. Я ведь все знаю и вижу...
- У тебя золотая звездочка... А с высоты всегда дальше видно, Михаил Лукьянович, - сказал Мартьян.
- По-твоему, я звезду незаслуженно отхватил? - окончательно вскипел Соколов.
- Не спорю, комбайнер ты один из лучших. Давай же говорить откровенно, мы ведь друзья?
- Ишь куда гнешь? Хочешь ко мне в штурвальные, так и скажи.
- Не напрашиваюсь. Но вот к Глафире сейчас просился, не скрою...
- В полюбовники, что ли? - с оттенком злорадного удовольствия спросил Соколов. Неурядица с дочерью сделала его слишком сердитым и легко возбудимым. Да и печень все еще пошаливала.
За окном веранды, заросшей зеленой вязью разноцветных вьюнков, наплывал летний вечер, окрашивая притихший сад неярким розовым светом.
- Я смотрю, Михаил, курорт совсем тебя испортил. Начинаешь необдуманные слова произносить, - после неловкого молчания проговорил Мартьян.
- Это не там, а тут мне начали портить кровь... Едва расчухались с твоей Варварой и Чертыковцевым... Ну, как он без меня, опять шумел?
- Он не шумливый, а правильный парень. Кстати, они тут с Яном Альфредовичем нашу чайную расшуровали. Жуликов разоблачили и под суд отдали. Варвару краешком пристегнули, выговором отделалась. Какие-то накладные не глядя подписала... Чайной теперь не узнать, что твой "Метрополь", десятки блюд готовят. И я там столуюсь.
- Ишь, бобыли! А у меня вон Даша за вашего Федьку замуж собралась. От бабки сбежала...
- Да, я знаю, - засмеялся Мартьян. - Ну, а что это тебя так тревожит?
- Отец я аль нет? Колька тоже вон от птичниц не вылазит, какую-то им механизацию мастерит.
- Ну и что?
- А то, что внучонки-то не в инкубаторе выводятся.
- Не устережешь, Миша. Ты, честное слово, завел какой-то свой соколовский домострой. Всех опекаешь, всеми недоволен. Меня тоже лакомым куском упрекнул. Ну ладно, я тебе тоже ломтик отрежу по-братски. Глафира твоя тю-тю!..
- Ты меня брось разыгрывать! - Михаил Лукьянович даже вскочил.
- Да не бойся! Замуж не выходит. Получила новый комбайн, а я попросился к ней штурвальным. Не берет!
- Очень даже правильно делает. Говоришь, новый комбайн? - с тревожной растерянностью спросил он. Сухощавое лицо его угрюмо сморщилось.
Сумерки сгущались. На веранду с лейкой в руках вошла Глаша и начала поливать цветы. Мартьян поднялся и направился к двери.
- Ты куда? Оставайся ужинать. У меня гостинец, винцо кавказское.
- Спасибо. В жару не пью.
Мартьян сухо простился и вышел. Михаил и Глафира остались одни и напряженно молчали. Через раскрытое окно она частично слышала их разговор и решила поговорить с деверем откровенно. Его постоянная опека начинала угнетать Глашу.
- Тебя, выходит, поздравить надо, а ты помалкиваешь? - барабаня по стеклу пальцами, спросил Михаил.
- Не успела сказать.
- Подкусываешь ты меня очень крепко.
- Почему же, Михаил Лукьянович? - Глаша поставила в угол лейку и присела на стул.
- А потому. Мне нового человека приучать надо, а я только приехал, и уборка на носу... Я понимаю, и ты хочешь самостоятельности. Все это верно. В другое время я бы и возражать не стал. А сейчас ты меня сажаешь в калошу, да и сама...
- Договаривайте, коли начали.
- Тут и договаривать нечего. Нового агрегата ты почти не знаешь, можешь сорваться. Видела, какой нынче урожай? Пшеница стеной стоит. Такого хлеба даже старики не видывали.
- Машину я уже опробовала. Работает сказочно!
- Кто ж у тебя будет штурвальным?
- Директор еще не решил.
- Интересно все ж получается! Меня не дождались... Может, и мне штурвального наметили? - спросил Соколов.
- Да, был разговор. Вы вдвоем с Мартьяном можете гору свернуть, лучшего вам не найти, - сказала Глаша.
- А чего ж ты его к себе не взяла? Он ведь просился...
Глаша вспыхнула и закусила губу, словно испугавшись, что выскажет не то, что следует. Михаил Лукьянович был рассержен на сноху, и ему трудно было сдерживаться. Пытливо поглядывая на ее покрасневшее лицо, переспросил:
- Почему ж сама не взяла?
- Могла бы, конечно...
- Так в чем же дело?
- Как будто ты не знаешь... Одна тетка Агафья чего стоит, - в замешательстве, не зная, что ответить, невольно призналась Глаша. Отвернувшись, посмотрела в открытое окно на дремлющую зелень сада, где вечерний прохладный воздух густо наполнялся запахом зрелой клубники.
- Я-то кое-что знаю, да помалкиваю... - Соколов стряхнул с папиросы пепел в цветочную плошку, размышляя о том, как продолжить этот щекотливый и неприятный для обоих разговор. - Вот курить надо бы бросить, да разве тут бросишь...
- Вы что-то хотели мне сказать, Михаил Лукьянович? - осторожно спросила она.
- Сразу, сношенька, не скажешь. Ломаю голову, кого б тебе в помощники определить. Раз решилась стать самостоятельной - не хочу, чтобы ты сорвалась. - Соколов говорил совсем не то, что ему хотелось сказать.
- Я думаю с нашим Колей попробовать, - неуверенно проговорила Глаша.
- Мальчишку за штурвал? Тоже нашла механизатора! - Голос Соколова прозвучал вызывающе громко и насмешливо.
- Он же хорошо знает и любит машину, да и практика у него есть, возразила Глаша.
- Практика! Вы, может, нас с Мартьяном на соревнование вызовете?
- Возможно. А почему бы и нет? - Тон деверя не только сердил ее, но и до крайности изумлял. Раньше она как-то привыкла и мирилась с его непререкаемостью, а сейчас это уже было слишком.
- Валяйте! Мы вам вместо переходящего знамени Колькину портянку на агрегат пришпилим. Так и в условиях запишем.
- Ну и пожалуйста! - задетая его оскорбительной насмешкой, кратко ответила она.
- Нашла работягу! Он без меня, говорят, каждый день в футбол гонял да вон с птичницами на ферме цыплят выводил.
- Он там всю электропроводку сменил. А в прошлом году, когда я болела, разве не он меня заменил? Надо, отец, быть справедливым, а вы...
- Да, я отец, лучше знаю своего сына и с наждачком его продраю. Не защищай. Вон Дашка замуж собралась! Это что ж такое?
