Названный воин шевельнул ноздрями, но ничего не ответил. Однако тот, кто заговорил первым, сердито произнес:
— Кем бы ты ни был, проклят ты или нет, ты явно сошел с ума. Ты сражаешься вместе с неверным против своих!
— Я добиваюсь отмщения, — сказал Рапуунг. — Межань Куад. Куда она пошла?
— Мастера-формовщицу взяли, чтобы судить. Обвинение в ереси.
— Ее увозят из системы?
— Не знаю.
— Я не позволю ее забрать, пока она не признается, что оклеветала меня. Каждый, кто встанет на моем пути, покинет эту жизнь на крыльях крови!
— Мы остановим тебя, — сказал Толок Наап. — Но мы будем сражаться с тобой как с воином, которым ты когда-то был.
Он швырнул Рапуунгу свой змеежезл.
— Возьми. Не заставляй нас убивать безоружного.
— До сих пор я торжествовал без оружия, — заявил Рапуунг. — Если бы боги возненавидели меня, разве было бы так?
— У тебя этот джиидаи вместо змеежезла, — оскалился один из воинов. — Отложи его в сторону, и мы положим свое оружие. Тогда мы поглядим, как боги тебя любят.
Взбешенный Рапуунг повернулся к Энакину:
— Отойди, джиидаи.
— Рапуунг, у меня нет времени на игры. Тахирай…
— С объектом моего отмщения. Если мы упустим одну, мы упустим и другую. Я управлюсь быстро.
Энакин пристально посмотрел на Рапуунга и коротко кивнул. Он отступил назад и выключил свое оружие.
Восемдесят секунд спустя, перешагнув через трупы, Энакин искоса взглянул на Рапуунга.
— Для чего я тебе нужен? — спросил он. — Я начинаю забывать.
Они бежали рысью по коридору, бросая взгляды вправо-влево — опасались нападения из боковых проходов.
— Когда мы найдем Межань Куад, — сказал Рапуунг, — ты должен будешь отгонять смерть от моей спины, пока я не заставлю ее говорить. Вот зачем ты мне нужен.
— Это я могу.
— Поклянись. Поклянись этой Силой, которой ты поклоняешься. Отгоняй смерть от моей спины, пока Межань Куад не заговорит — не меньше времени и не больше.
— Клянусь, — отвечал Энакин. — Если до этого дойдет, то так и будет. Как скоро подойдут подкрепления?
— Скоро.
— Ладно. Значит, мы все делаем неправильно. Мы сейчас направляемся прямо в ловушку, которую они планируют.
— И мы пройдем по их телам.
— Ни один из нас не сделан из нейтрония, — заметил Энакин.
— Я больше не стану прятаться.
— Я не имел в виду — прятаться, — сказал Энакин. — Просто маленькая смена тактики.
— Объясни.
Вместо ответа Энакин поднял светомеч и прорезал дыру в низком потолке.
— Тебя подсадить? — спросил он.
Через несколько мгновений с крыши звездообразного комплекса Энакин и Вуа Рапуунг смотрели, как воины занимают позиции у выходов и входов первого этажа. Явин наполовину закатился, и сейчас было темнее, чем когда они всплыли в водосборнике, но Энакин знал, что скоро встанет солнце.
— Они быстро обнаружат, куда мы ушли, — сказал Рапуунг.
— Знаю. Мне не нужно много времени.
Энакин еще раз потянулся наружу с помощью Силы, пытаясь найти Тахирай. Она была рядом, но ее присутствие оставалось прерывистым, трудноосязаемым.
«Тахирай. Услышь меня. Я должен тебя найти».
Ее ответом был отказ.
«Тахирай. Ты знаешь меня. Ты мой лучший друг. Пожалуйста».
На этот раз он уловил слабое замешательство и что-то вроде шага в его сторону. На миг перед его глазами появилось изображение кораллов-прыгунов и более крупных йуужань-вонгских кораблей, названий которых он не знал.
— Ситово семя! — воскликнул Энакин. — Они сейчас сядут на корабль!
Рапуунг издал низкое горловое рычание.
— Нет, не сядут, — сказал он. — Сюда.
Они спрыгнули на землю между двумя лучами, достаточно далеко от любого входа, и проскользнули мимо наименее охраняемого выхода — очевидно, их никто не заметил. Еще сотня метров — и они у корабельного комплекса.
Как и его собрат, этот дамютек представлял собой распластанную звезду с входами и выходами на кончиках лучей. Но, в отличие от первого, этот имел крышу, его накрыли чем-то чужеродным, чтобы создать пространство для стоянки йуужань-вонгских кораблей. Тахирай и группа сопровождавших ее воинов поднимались по трапу — или языку, или чем бы это ни было — одного из более крупных кораблей. Около пятидесяти других йуужань-вонгов занимались разными делами в самом здании. Большинство из них выглядели как Опозоренные, хотя имелось и несколько интендантов. Со сдавленным воплем Энакин рванулся вперед, Рапуунг безмолвной тенью последовал за ним.
Когда до корабля оставалось двадцать метров, поднялся крик. Три воина, охранявшие трап, опустились на одно колено и метнули жуков-пули. Время замедлилось для Энакина, когда он зажег меч и приготовился отразить их.
Все три шмякнулись о яркий клинок и разлетелись по расходящимся дугам, точно угольки. Ни один из них не задел Энакина, но Рапуунг хрюкнул.
Впрочем, он не остановился. Как грозовой фронт, они смяли троих стражников и бросились наверх по посадочному трапу навстречу еще одному граду жуков-пуль.
На этот раз Энакин не был так удачлив. Одна из этих штуковин прошла сквозь его бедро, и он упал на одно колено, блокируя еще две, которые намеревались вскрыть его грудь в неприятных местах. Рапуунг взвыл, согнулся пополам и брякнулся о трап с глухим, смачным звуком.
Энакин с трудом поднялся на ноги.
— Стой, джиидаи, — произнес холодный голос.
Это был командир. Он стоял возле Тахирай, накинув свой змеежезл ей на шею. Его оставшиеся три воина столпились впереди.
— Тахирай! — сказал Энакин.
— Это не мое имя, — ответила Тахирай. — Я Риина Куад.
— Ты Тахирай, моя лучшая подруга, — сказал Энакин. — Что бы с тобой ни сделали, я знаю, что ты помнишь меня.
— Ты, должно быть, часть той лжи, которую ей внушили неверные, — сказала одна из формовщиц — та, что постарше. — Но не более того.
— Хватит, — бросил командир. — Это ни к чему. Ты, джиидаи. Если ты пришел спасти ее, то ты потерпел неудачу. Я убью ее на месте, если ты сделаешь еще шаг.
— Это и есть хваленая храбрость йуужань-вонгов? — спросил Энакин. — Прикрываешься заложницей?
— Ты не понял. Я знаю, кто ты. Ты Энакин Соло, брат Джесина Соло, которого так желает заполучить военачальник Цавонг Ла. Я хочу, чтобы ты сдался. Я хочу взять тебя живым. Если ты не подчинишься моему желанию — если ты сделаешь хотя бы шаг — тогда женщина умрет. После этого я обездвижу тебя, если смогу. Поскольку последний вариант может привести к твоей случайной смерти, я предпочитаю первый.
— Я займу ее место, — сказал Энакин. — По собственной воле. Но ты должен ее отпустить.
— Как нелепо, — заявил командир. — Ничего подобного я не сделаю. От твоего решения зависит, будет ли она жить или умрет, ничего больше. Она наша.
— Джиидаи, — каркнул Вуа Рапуунг, пошатываясь на нетвердых ногах. — Помни свою клятву!
Энакин с ужасом увидел, что Рапуунг зажимает одной рукой зияющую рану на животе.
Что делать? Командир убьет Тахирай. Энакин был в этом уверен, и в своем нынешнем состоянии он никак не мог этому помешать. Но если он сдасться, то подведет Вуа Рапуунга.
Но Рапуунг, вероятно, был при смерти. Какая теперь будет кому польза от восстановления его чести?
Энакин положил руку на Рапуунгу плечо.
— Я помню свою клятву, — сказал он. — Какая из них?
— Женщина с рукой о восьми пальцах.
Энакин опять повернулся к командиру:
— Ладно, но только одно условие, если хочешь получить меня живым. Это не будет стоить тебе ничего.
— Сомневаюсь. Говори.
— Прикажи мастеру по имени Межань Куад рассказать правду.
— О чем?
— О вопросе, который ей задаст Вуа Рапуунг.
— Я не вижу никакого «Вуа Рапуунга», — жестко сказал командир. — Лишь Опозоренного, который не знает своего места.
— Опозорен вовсе не я, — ответил Рапуунг. — Делай, что говорит неверный, и узнаешь правду.
— Нет смысла выслушивать всякие бредовые выдумки, — заявила Межань Куад. — Он сражается на стороне неверного джиидаи. Что еще должно быть сказано?
Позади них площадка постепенно заполнялась воинами и зеваками. Снизу кто-то закричал:
— Ты боишься правды, Межань Куад? Если он сумасшедший, то приказ говорить ничем тебе не повредит!
Энакин посмотрел через плечо и увидел воина, остановившего их в первый день — то был Хал Рапуунг, брат Вуа.
Его слова были встречены общим ропотом одобрения.
— Сколько из вас сражалось вместе с ним? — продолжал Хал. — Кто когда сомневался в отваге Вуа Рапуунга? Кто когда сомневался в том, что боги любят его?
— Однако Межань Куад права, — сухо сказал командир. — Из его поведения само собой понятно, что он сумасшедший. — он бросил взгляд на формовщицу. — Тем не менее, уличив Межань Куад в одном предательстве — предательстве ереси — я не вижу причин сомневаться, что она способна на другие.
Он повернулся к мастеру-формовщице:
