Витя — счастье. Но он утомляет.
Приходит она домой, а там сидит Петя, сосед, и разглагольствует о внешней политике США. Где Витя этого Петю подцепил? В лифте? В пивной? Петя — неудачник и пьяница, и то, что Вите хочется слиться с народом, еще не повод тащить этого Петю на ее хорошенькую кухню.
Ну и друзья его. Даша, разумеется, всех их очень уважает — и электриков, и Костю Кинчева, и Шевчука, и даже муфтия, который раньше был православным священником, а еще раньше — наркоманом, который фактически этим самым наркоманом работал на полную ставку: разнюхивался с рок-звездами.
Но… Суть даже не в том, что муфтий-священник… еще он, кажется, между делом боксировал… личность не особенно приятная и чистоплотная, а в том, что они как соберутся, так только и слышишь:
— Даш, поставь чайник!
— Даш, принеси пепельницу!
— Даш, сделаешь бутерброды?!
После таких вечеринок ей казалось, что вот сейчас уйдет последний гость, и Витя запихнет ее в чулан — между пылесосом и моющими средствами.
Потому что все эти мужчины, хоть ты им смертью угрожай, хоть чип в череп вживляй, все равно будут считать, что женщина — это такая штука, которая красит волосы и переворачивает дорожную карту вверх ногами.
Их не переделаешь. Они… старые.
Даша, конечно, строго запретила собираться у нее. У Вити дома она вроде была гостем. Правда, после того, как ее попытались послать в магазин за пивом, она устроила скандал прямо у всех на глазах и даже выкинула стул из окна, но Витя курса не сменил.
Он даже набрался наглости и произнес сакраментальную фразу «Принимай меня таким, какой я есть», на что Даша погнала его из дома.
Вернулся он, конечно, не сразу, но все-таки вернулся.
Возможно, это та самая разница в поколениях. Разрыв.
Ну и еще… В общем, он не брил лобок. Не то чтобы для Даши это было делом принципа, просто ей давно не попадались такие мужчины, и в первый раз она начала громко и нервно смеяться. Замяли. Вскоре Даша стала намекать, что не грех прибегнуть к элементарным процедурам, но Витя уперся, как будто она просила его не волосы отрезать, а палец.
Тогда Даша отрастила волосы под мышками. Это было трудно, но стоило того — Витя неуверенно взял в руки триммер и удалился в ванную, где часа два кряхтел, сопел, не пускал ее в туалет, но вышел с таким лицом, словно ожидал, что вот сейчас его поразит кара божья — но нет, не дождался.
Правда, неделю он вел себя так, словно его вынудили совокупляться с собачкой, а потом отправили видео в Интернет, но самое ужасное случилось, когда он понял, что это надо делать регулярно.
Была ссора. С битьем вазы.
Витя грохнул вазу на пол, а потом еще и сплясал на останках.
Даша обещала отпустить кудри не только под мышками, но и на ногах, забросить маникюр и мыться не чаще раза в неделю.
Вите все это показалось неубедительным.
Тогда Даша и задумалась впервые, что у них никогда ничего не получится.
Это ведь основа основ — бритый лобок. И подмышки. Это вам не шуточки.
Она же не будет всю жизнь спать с орангутаном, который считает, что лучший мастер маникюра — собственные зубы?!
Как бы вот найти нечто среднее между Захаром и Витей?
Чтобы и не метро — извините — сексуал, но и не брутальный пахан?
Ха-ха.
Был у нее… Мирон.
Совершенно еврейский мужчина, внешности которого позавидовал бы Бениссио Дель Торо.
Мужественный красавец, который так за собой ухаживал, что и Мадонне не снилось, но он никогда об этом не говорил. Никаких вот этих, между мальчиком и девочкой: «Ой, Шисейдо — да-а… Биотерм — не-ет…»
Но Мирон женился на другой. И даже не на правоверной, что можно было бы проглотить, запив коктейлем «Ну, тут все понятно — традиции и прочая чушь». Женился на восемнадцатилетней барышне с Украины, которая уже через три года превратилась в сорокапятилетнюю тумбу с двумя детьми и замашками отставного прапорщика.
Но дело не в этом. Дело в Оксане.
Которая изобразила эту свою «популярную писательницу» стопроцентной сукой. Взбесившейся стервой, одержимой тщеславием и алчностью. Смешной образ, если не думать о том, что это она, Даша.
Ладно, пусть девочка повеселится.
Черт! Сколько раз Даша обещала себе не переживать из-за всех этих бумагомарак из желтой прессы, которые разве что только не пишут, что сами видели — у Дарьи Аксеновой член; из-за злобных пользователей ЖЖ, которые ничего о ней не знают, но на всякий случай сообщают, что, по их скромному мнению, Аксенова — дряблая, прыщавая и у нее дислексия?!
И после того, как проходит первая обида и рассасывается злость, понимаешь, что все эти уродцы делают на тебе деньги! Зарабатывают на том, что говорят о тебе мерзости — и получают за это зарплату! Пиндык!
Но Оксану-то она знала с детства… Вот что… противно.
А Оксана тем временем разошлась и представлялась всем как писательница. Она же пишет? Значит — писательница. Писательница, писательница, писательница… Это слово согревало, его можно было прижать к сердцу!
Она будет знаменитой. Честное слово. Кто, если не она?
У нее будет Захар, слава, деньги, она тоже построит дом и будет печатать на печатной машинке, а за домом будет озеро, и вечером над ним поднимется туман…
Захар с трудом запихнул Оксану в машину — она требовала ехать в Сергиев Посад, слушать колокольный звон, но Захар понимал — по дороге ее развезет и они только зря проездят сто километров.
Он валился с ног.
Но дома Оксана не успокоилась — ей хотелось любви. Захар спрятался в ванной, где сначала оттирал от себя Дашу, а потом ждал, когда же Оксана заснет.
Она не спала.
— Ты меня не хочешь? — спросила она и уставилась на него прозрачными от спиртного глазами.
Она была ему неприятна. Пьяная, потная, взлохмаченная.
Некоторые люди не умеют пить. Или же им это не дано. Ни куража, ни веселья — просто пьяные, слишком откровенные, слишком фамильярные…
— Оксан, у меня сил нет, — признался он. — Я вымотался.
— Давай я все сделаю сама, — Оксана села на кровати.
— Нет-нет! — отшатнулся Захар. — Не сегодня.
— Я поняла! — воскликнула Оксана. — Я тебе противна!
О’кей, это была пьяная истерика, но она ведь попала в точку, и Захар устыдился.
Это его любимая девушка.
И она хорошая. Красивая. Умница.
Она его очень любит — так, как никогда не полюбит никакая Даша.
Но вот вопрос: нужна ли ему ее любовь?
— Я… — Оксана встала и покачнулась. — В душ пойду…
Из ванной она вышла совсем сонная, рухнула рядом, и на Захара пахнуло гелем для душа. Ее запах. Он повернулся, обнял, всмотрелся в ее лицо. Она открыла глаза. Влажные от воды ресницы. Алые губы. Бархатистая кожа…
