Вернувшись недавно домой с веселой пирушки, – это было в ту ночь, вернее, в то утро, когда произошло убийство, – он застал орангутанга у себя в спальне. Оказалось, что пленник сломал перегородку в смежном чулане, куда его засадили для верности, чтобы не убежал. Вооружившись бритвой и намылившись по всем правилам, обезьяна сидела перед зеркалом и собиралась бриться в подражание хозяину, за которым не раз наблюдала в замочную скважину. Увидев опасное оружие в руках у свирепого хищника, и зная, что тот сумеет им распорядиться, матрос в первую минуту растерялся. Однако он привык справляться со своим узником и с помощью бича укрощал даже самые буйные вспышки его ярости. Сейчас он тоже схватился за бич. Заметив это, орангутанг кинулся к двери и вниз по лестнице, где было, по несчастью, открыто окно, – а там на улицу.
Француз в ужасе побежал за ним. Обезьяна, не бросая бритвы, то и дело останавливалась, корчила рожи своему преследователю и, подпустив совсем близко, снова от него убегала. Долго гнался он за ней. Было около трех часов утра, на улицах стояла мертвая тишина. В переулке позади улицы Морг внимание беглянки привлек свет, мерцавший в окне спальни мадам Л’Эспанэ, на пятом этаже ее дома. Подбежав ближе и увидев громоотвод, обезьяна с непостижимой быстротой вскарабкалась наверх, схватилась за открытый настежь ставень и с его помощью перемахнула на спинку кровати. Весь этот акробатический номер не потребовал и минуты. Оказавшись в комнате, обезьяна опять пинком распахнула ставень.
Матрос не знал, радоваться или горевать. Он вознадеялся вернуть беглянку, угодившую в ловушку, бежать она могла только по громоотводу, а тут ему легко было ее поймать. Но как бы она чего не натворила в доме! Последнее соображение перевесило и заставило его последовать за своей питомицей. Вскарабкаться по громоотводу не представляет труда, особенно для матроса, но поравнявшись с окном, которое приходилось слева, в отдалении, он вынужден был остановиться. Единственное, что он мог сделать, это, дотянувшись до ставня, заглянуть в окно. От ужаса он чуть не свалился вниз. В эту минуту и раздались душераздирающие крики, всполошившие обитателей улицы Морг. Мадам Л’Эспанэ и ее дочь, обе в ночных одеяниях, очевидно, разбирали бумаги в упомянутой железной укладке, выдвинутой на середину комнаты. Сундучок был раскрыт, его содержимое лежало на полу рядом. Обе женщины, должно быть, сидели спиной к окну и не сразу увидели ночного гостя. Судя по тому, что между его появлением и их криками прошло некоторое время, они, очевидно, решили, что ставнем хлопнул ветер.
Когда матрос заглянул в комнату, огромный орангутанг держал мадам Л’Эспанэ за волосы, распущенные по плечам (она расчесывала их на ночь), и, в подражание парикмахеру, поигрывал бритвой перед самым ее носом. Дочь лежала на полу без движения, в глубоком обмороке. Крики и сопротивление старухи, стоившие ей вырванных волос, изменили, быть может, и мирные поначалу намерения орангутанга, разбудив в нем ярость. Сильным взмахом мускулистой руки он чуть не снес ей голову. При виде крови гнев зверя перешел в неистовство. Глаза его пылали, как раскаленные угли. Скрежеща зубами, набросился он на девушку, вцепился ей страшными когтями в горло и душил, пока та не испустила дух. Озираясь в бешенстве, обезьяна увидела маячившее в глубине над изголовьем кровати помертвелое от ужаса лицо хозяина. Остервенение зверя, видимо не забывшего о грозном хлысте, мгновенно сменилось страхом. Чувствуя себя виноватым и боясь наказания, орангутанг, верно, решил скрыть свои кровавые проделки и панически заметался по комнате, ломая и опрокидывая мебель, сбрасывая с кровати подушки и одеяла. Наконец он схватил труп девушки и затолкал его в дымоход камина, где его потом обнаружили, а труп старухи не долго думая швырнул за окно.
Когда обезьяна со своей истерзанной ношей показалась в окне, матрос так и обмер и не столько спустился, сколько съехал вниз по громоотводу и бросился бежать домой, страшась последствий кровавой бойни и отложив до лучших времен попечение о дальнейшей судьбе своей питомицы. Испуганные восклицания потрясенного француза и злобное бормотание разъяренной твари и были теми голосами, которые слышали поднимавшиеся по лестнице люди.
Вот, пожалуй, и все. Еще до того, как взломали дверь, орангутанг, по-видимому, бежал из старухиной спальни по громоотводу. Должно быть, он и опустил за собой окно.
Спустя некоторое время сам хозяин поймал его и за большие деньги продал в Gardine des Plantes *. Лебона сразу же освободили, как только мы с Дюпеном явились к префекту и обо всем ему рассказали (Дюпен не удержался и от кое-каких комментариев). При всей благосклонности к моему Другу, сей чинуша не скрыл своего разочарования по случаю такого конфуза и даже отпустил в наш адрес две-три шпильки насчет того, что не худо бы каждому заниматься своим делом.
– Пусть ворчит, – сказал мне потом Дюпен, не удостоивший префекта ответом. – Пусть утешается. Надо же человеку душу отвести. С меня довольно того, что я побил противника на его территории. Впрочем, напрасно наш префект удивляется, что загадка ему не далась. По правде сказать, он слишком хитер, чтобы смотреть в корень. Вся его наука сплошное верхоглядство. У нее одна лишь голова, без тела, как изображают богиню Лаверну, или в лучшем случае – голова и плечи, как у трески. Но что ни говори, он добрый малый; в особенности восхищает меня та ловкость, которая стяжала ему репутацию великого умника. Я говорю о его манере «de nier се qui est, et d'expliquer се qui n'est pas» *.
ТАЙНА МАРИ РОЖЕ
ПРОДОЛЖЕНИЕ «УБИЙСТВ НА УЛИЦЕ МОРГ»
При первой публикации «Мари Роже» нижеследующие подстрочные замечания были сочтены необязательными; но по истечении нескольких лет после трагедии, на которой основан этот рассказ, будет уместно включить их и заодно сказать несколько слов относительно общего замысла. Некая юная девица. Мери Сесили Роджерс, была убита в окрестностях Нью-Йорка, и, хотя ее гибель вызвала большую тревогу, которая долго не могла улечься, тайна этого убийства все еще оставалась неразгаданной к тому времени (ноябрь 1842 года), когда был написан и опубликован рассказ. Рассказывая в нем будто бы о судьбе некой парижской гризетки, автор буквально следовал основным фактам подлинного убийства Мери Роджерс, изменив лишь несущественные подробности. Таким образом, все рассуждения по поводу вымышленной истории вполне применимы к пояснению правды в подлинной, раскрытие истины относительно ее и было целью рассказа «Тайна Мари Роже» писалась вдали от места преступления, и все расследование дела было предпринято на основе лишь тех данных, которые можно было почерпнуть из газет. Поэтому многое из того, чем автор сумел бы воспользоваться по-своему, случись ему побывать на месте и ознакомиться с обстановкой лично, оказалось упущенным И тем не менее не будет нескромностью заметить, что, несмотря на это, показания двух лиц (одно из них соответствует мадам Делюк, выведенной в рассказе), данные в разное время много спустя после появления рассказа в печати, полностью подтвердили не только общие выводы, но и все без исключения подробности, на основании которых это заключение было выведено и которые были намечены в рассказе предположительно (Примеч авт.)
Es glebt eine Reihe idealishcr Begebenheiten, die der Wirkhchkeit parallel lauft Seller fallen sic zusammen Menschen und Zufalle modifizieren gewohnlich die idealische Begebenheit, so dass sie unvollkommen erscheint, und ihre Folgen gleichtalls unvollkommen sind So bei deg Reformation stall des Pro-testantismus kam das Lutherthum hervor.*
Мало кто, даже из самых невозмутимых мыслителей, не испытывал подчас безотчетно тревожной готовности поверить в сверхъестественные силы, пораженный совпадениями, кажущимися настолько странными, что ум не может признать их просто совпадениями. Справиться с таким настроением – ибо чисто логической последовательностью подобное впечатление отличается лишь в самой неполной мере – справиться с ним до конца, как правило, удается, только обратившись к учению о случайностях или, как оно точно именуется, – к счислению вероятностей. Счисление же это в сущности, – чистая математика; так, вопреки самой своей природе, точнейшая изо всех наук оказывается применимой к исследованию самых призрачных и неуловимых явлений в области духа.
То из ряда вон выходящее событие, подробности которого здесь будут рассказаны, следует рассматривать как первичную линию развития почти непостижимых совпадений, вторичную же, которая в итоге и развилась полностью, читатель найдет в недавнем убийстве Мери Сесили Роджерс, случившемся в Нью-Йорке.
***С год назад, когда я в рассказе «Убийство на улице Морг» попытался дать некоторые представления о необыкновенно оригинальном складе ума моего друга шевалье Ш. Огюста Дюпена, мне и в голову не приходило, что когда-нибудь я вернусь к той же теме. Я ставил своей целью обрисовать этот ум; замысел полностью удался, благодаря необычайному происшествию, давшему Дюпену случай проявить свои исключительные способности. Я мог бы привести и другие примеры, но ничего нового уже не сказал бы. Однако после недавних событий, развивавшихся столь неожиданно, возникает необходимость прибавить несколько новых черточек, которые и сами по себе стоят целого откровения. А за последнее время я наслышался столько небылиц, что отмалчиваться и дальше мне, некогда лично видевшему и слышавшему все, как было, просто не к лицу.
