Наконец Том выпустил ее из объятий:
— Так нас заживо сожрут. Пора в воду.
Лицо его буквально светилось в бликах странного, темно-зеленого предзакатного света. Запах — тот самый, которым она так долго бредила, смесь лимона с теплым запахом пота и дикой мяты — кружил в воздухе, дурманя ей голову.
— Тебя нужно по бутылкам разливать, — проговорила Сара.
— Рискнем? — улыбнулся Том, кивая на воду. Он скинул ботинки, толстые шерстяные носки, швырнул джинсы на землю и бросился в воду.
— Брр, — поежилась Сара, провожая его взглядом.
Вынырнув почти у противоположного берега, он замотал головой, приходя в себя, — вода была ледяной.
— Давай сюда!
Сара вильнула бедрами, так что платье соскользнуло к коленям. Она сняла его, бережно сложила рядом с беспорядочной кучей одежды, сброшенной Томом, затем аккуратно сняла часы и обручальное кольцо.
Том, как зачарованный, следил за каждым ее движением. Тело Анни давно уже стало для него привычным, но Сара… И до чего трогательно это затейливое сочетание полосок лондонской белизны с австралийским загаром.
— Давай скорее! — Он решительно поплыл к берегу.
Сара поняла, что Том намерен затащить ее в воду. Не дожидаясь, пока ее столкнут, она сложила руки лодочкой и нырнула, уже в прыжке сообразив, что так ныряют маленькие девочки, а не тридцатилетние женщины.
Она покрепче сжала губы, чтобы вода не попала в рот, — не хотелось выныривать, фыркая и отплевываясь.
— Классно ныряешь, — давясь от смеха, прокомментировал Том.
— Ага, «рыбкой» называется. Удивительно, что я еще не забыла, как это делается!
Пряди мокрых волос спадали Тому на лицо, и Саре опять показалось, что перед ней совсем другой человек. Два новых Тома за один день.
— Как же я тебя люблю! — воскликнула она, обнимая его за шею.
Стряхнув брызги с ресниц, Том притянул ее к себе и прошептал на ухо:
— Как же я тебе благодарен!
У него было ощущение, словно он пробудился от долгой спячки и только теперь начинает жить по-настоящему.
Они закружились в воде, осыпая друг друга поцелуями, то приближаясь, то отдаляясь и в то же время стараясь удержаться на поверхности, пока жужжание надоедливого комара не заставило Тома нырнуть.
— Ладно, — сказал он, — пора прятаться от этих тварей.
Том подплыл к противоположному берегу и одним прыжком выбрался из воды. Сара зачарованно следила за каждым его движением, затем, стряхнув с себя оцепенение, последовала за ним.
Какая же она юная, — думал Том, глядя на нее. А может, это Анни слишком старая. Рассердившись на себя за подобное сравнение, он досадливо дернул головой.
— Тут неподалеку есть шалаш на дереве, — сказал он.
— Правда?
— Он здесь уже сто лет.
— Правда?
— Знаешь, моя бы воля — всю жизнь нагишом бы ходил. И зачем только люди придумали одежду?
— Представляешь, каково это — голым в метро?
— Ты в Тасмании, не забыла? — Том поцеловал ее.
Вода и в самом деле была холодной, и сейчас они отогревались в объятиях друг друга. Сара чувствовала, как тепло разливается по телу.
Не выпуская друг друга из объятий, они направились в глубину леса. Через несколько минут перед ними предстал старый эвкалипт, в ветвях которого прямо над их головами прятался шалаш.
— Здорово, — с облегчением проговорила Сара, — и совсем не высоко.
Ей не хотелось казаться городской неженкой, но от мысли, что не придется карабкаться голой по здоровенному эвкалипту, стало значительно легче. В свое время кто-то устроил здесь отличное убежище, перекинув через коряжистые ветви пару широких досок и привязав веревочную лестницу из трех ступенек.
Том ловко забрался наверх, и через какое-то мгновение его улыбающаяся физиономия уже свешивалась из шалаша:
— Лезь сюда. Держись крепче за веревки.
Сара вскарабкалась по лестнице и рассмеялась:
— Вот теперь верю, что произошла от обезьяны.
— И заметь, — торжественно провозгласил Том, — никаких комаров!
Сара пригнулась и нырнула внутрь. С удивлением она обнаружила там фонарь, пару одеял и даже огарок свечи.
— Здесь что, кто-то живет? — забеспокоилась она.
— Нет, специально для нас оставили, — улыбнулся Том, нашарив спички и зажигая свечу.
На улице быстро темнело.
— Люблю сумерки, — сказал он, — цикады поют…
Сара встряхнула одеяла и расстелила на дощатом полу.
— Подушек нет, — посетовал Том, устраиваясь на одеяле и притягивая ее к себе. — Побудешь моей подушкой?
Она почувствовала прикосновение его мокрых волос, вспомнила, как когда-то млела над его мокрыми плавками, и вновь поразилась, что все это наяву. Но главное, что инициатива исходила от Тома, о чем она раньше и мечтать не смела. Шалаш, зажженная свеча — все это придумал он сам, и это было восхитительно.
Они жадно приникли друг к другу, рискуя опрокинуть свечу, пока наконец Том не нащупал ее одной рукой и не переставил поближе к выходу. Тела их были скользкими от воды, пота и поцелуев.
— Здесь точно никого? — переспросила Сара, когда они наконец оторвались друг от друга. Ей казалось, что они здесь уже целую вечность.
В ответ Том легонько куснул ее за плечо, и без того искусанное комарами, и не успела она подумать, что никогда еще не любила такого неразговорчивого и странного человека, как он оглушительно проорал ее имя, так что ей показалось, будто вот-вот обвалится крыша.
— Боже, — спохватилась Сара. — Мои часы! Я их забыла на берегу.
«И обручальное кольцо», — невольно вспомнила она.
Сонным движением Том откинул волосы со лба. Странно — они были все еще мокрыми, а ощущение такое, словно прошло уже сто лет…
— А я не ношу часов.
— Как думаешь, сколько сейчас времени? Он зевнул и поцеловал ее в лоб.
— Вкус воды еще остался? — спросила она.
— Нет. Но нам пора по домам.
— Не хочу, — сказала она. — Хочу здесь жить.
— Скоро свеча догорит, — предупредил Том. Высунув голову из шалаша, он взглянул на Венеру, сияющую на звездном небе.
— Мы сюда еще когда-нибудь вернемся? Том уже спускался. Он покачал головой:
— Никогда.
— Что?! — Сара подползла на четвереньках к выходу и взглянула на него сверху.
— Никогда. Это как поэзия. Один волшебный миг.
«Главное, чтобы наша любовь не оказалась одним волшебным мигом», — подумала Сара. Но Том снова, как Тарзан, прокричал ее имя прямо в звездное небо, и все ее сомнения развеялись.
Глава девятнадцать
Когда Том подъехал к дому, время близилось к десяти.
