Сначала у меня просто защипало кожу. Потом я почувствовал, как мои руки начинают неметь, словно от холода. Этот холод поднимался все выше, пока не заполнил мою голову… Лэттри повезло еще меньше, ведь он испачкался в пене с головы до ног. Через какое-то время мы уже не могли стоять на ногах и сели на землю. И тогда пришли они и забрали нас. Когда они понесли нас в гнездо, Лэттри все еще держал в руке нож, но он уже не мог им воспользоваться. В гнезде нас накормили какой-то красной штукой, похожей на желе. Знаешь небось, что это такое, малыш?
Я знал. Генри держал в кухне несколько банок такого желе. Иногда, закончив работу, он съедал немного, а потом долго сидел неподвижно, глядя в одну точку. Он ничего не говорил, но я все равно чувствовал исходившие от него довольство и покой, и однажды, когда Генри улетел со своим агентом, я пошел на кухню и открыл одну из банок. Внутри оказалось какое-то золотисто-красное вещество, плотное, как варенье, и очень красивое на вид, и я не удержался — взял немного на язык. Это было последним, что я запомнил. Когда я очнулся, то лежал в своей кровати, а Генри, склонившись надо мной, вытирал мне лоб влажной холодной салфеткой. Как мне потом сказали, я провалялся без сознания больше двух дней.
— Я пробовал его, — сказал я.
— Тогда ты знаешь, что оно способно сделать с человеком. Не могу сказать, сколько этой дряни они нам скормили, но когда мы наконец очухались, то были уже другими. Мы начали смотреть на вещи их глазами, видеть весь мир с их точки зрения. Как ты.
Я почувствовал, что краснею.
— Я не…
Но Джонсон не слушал.
— Мы ничего не могли с собой поделать. Это было словно влюбиться в кого-то без памяти. Для них мы были готовы на все. Готовы были даже пробежать сотню миль, чтобы купить им пару новых туфель.
— Джонсон бросил на меня острый взгляд. — Ты пришел, чтобы включить газ? — Да.
— Ничего не выйдет, малыш. — Он несколько раз моргнул, и я с изумлением увидел в его глазах слезы. — Я ведь правда думал, будто это я пишу. Этот новый роман… Он должен был показать всем, что я еще не… — Джонсон залпом допил все, что оставалось в бутылке, и швырнул ее за ограждение. — Могу дать тебе только один совет, малыш: сядь поудобнее и расслабься. Конец уже скоро.
Я потянулся к пульту, но Джонсон выхватил из-под туники пистолет и направил на меня.
— Я не могу позволить тебе сделать это, малыш.
— Неужели вы хотите умереть? Погибнуть вместе с кораблем?
— Я хочу только одного — чтобы эти ублюдки убрались из моей головы навсегда!
«Стелла» вздрогнула и резко накренилась. Стараясь сохранить равновесие, я сделал шаг вперед, врезался в Джонсона и — скорее случайно, чем намеренно — выбил у него из рук пистолет. Я ожидал сопротивления, но его не последовало. Джонсон плакал, плакал по-настоящему, и я обнял его за плечи.
— Джордж! Да перестаньте же… Выслушайте меня. Что бы ни случилось с вами во время войны, это было у вас в голове, когда вы писали «Восточный край луны». Вы создали свой роман, чтобы предупредить людей, и это получилось у вас просто блестяще. Что же изменилось теперь? Напишите еще один роман-предупреждение; я уверен — он очень, очень нужен!..
— Я слишком стар, малыш, — покачал головой Джонсон. — Мне уже не хватает сил, чтобы и дальше обманывать себя.
— Что ж, тогда я сделаю то, что могли бы сделать вы. — Я снова двинулся к контрольной панели, и на этот раз Джонсон не стал мне мешать. Вместо этого он сунул руку в карман и достал пригоршню шприц-тюбиков.
— Не спеши, малыш. Вот, возьми. Они тебе понадобятся. — И он протянул шприцы мне. Веки его трепетали, и я внезапно понял, что он борется со сном. Джонсон дышал усыпляющим газом все время, пока находился во внешнем корпусе. Странно, что средство так слабо подействовало на него. Очевидно, сыграл свою роль выпитый Джонсоном алкоголь.
Я хотел взять шприцы, но в этот момент яркий свет резанул меня по глазам.
— Они тебе не понадобятзя, Зобака-Поводырь!
Это был граф. Как и когда он появился на платформе, я не заметил. В объяснения он тоже пускаться не стал. Вместо этого Лэттри обвел лучом фонаря внутренние стены наружного корпуса. На большом расстоянии луч света сильно рассеивался и становился неярким и тусклым, но я все равно сумел разглядеть десятки, сотни летателей, которые, как летучие мыши, висели вниз головами на растяжках и шпангоутах и спали, плотно завернувшись в крылья. Лэттри чуть не с любовью провел по ним лучом, потом направил фонарь вниз. На трапах и распорках, где были подвешены генераторы поля, я увидел тела летателей, которые не удержались наверху и погибли. Смотреть на их изломанные, изуродованные тела мне было тяжело, и я отвел взгляд. Генри тоже выглядел так, когда погиб.
— Они падают один за другим, — сообщил Лэттри. — О, как бы мне хотелозь, чтобы корабль продержалзя дозтаточно долго, тогда бы они разбилизь взе.
— Ах вот в чем дело! — воскликнул я. — Это были вы!.. Вы разослали пассажирам книгу Джонсона, вы организовали ее трансляцию по корабельной сети! Вы хотели погубить «Стеллу»!
— К зожалению, только так я мог зпазти звою родину, — ответил Лэттри.
— Но пассажиры…
— Танзиз для меня дороже! — выкрикнул маленький посол.
Тут я почувствовал, что и меня начинает клонить в сон. Должно быть, подействовал газ, и я инстинктивно потянулся к шприцам, которые Джонсон, даже уснув, продолжал протягивать мне, но Лэттри оказался проворнее. Он оттолкнул меня и ударил Джонсона по руке. Шприцы выпали. Решетчатый пол платформы, сделанный из толстых стальных прутьев, не мог их удержать, и шприцы провалились в пустоту под нами.
— Они управляли мною взю мою жизнь, — с горечью сказал Лэттри. — Я — глаза и уши Зети на Танзизе. Благодаря мне летатели знают о наз взе. Я пыталзя боротьзя, пыталзя даже покончить з зобой, но каждый раз они зпазали меня. Я знаю: летатели змеютзя надо мной, но они будут охранять и оберегать меня, что бы ни злучилозь. Это з их помощью я прожил долгую жизнь, добилзя узпеха, извезтнозти, злавы. На Танзизе меня зчитают зтойким патриотом, героем зопротивления, поэтому, когда Зеть предложила начать переговоры, меня избрали Чрезвычайным и Полномочным Позлом моей родной планеты.
Я прилетел на Древо и взтретилзя з предзтавителями Зети. На этот период я зловно забыл взе, что знал о летателях. Зтрашно подумать: взе это время я находилзя в контакте з Зетью и даже не подозревал об этом! Я зтаралзя принезти пользу звоему правительзтву, зтаралзя везти переговоры очень аккуратно, и в конце концов мне удалозь подпизать з Зетью предварительное зоглашение на очень благоприятных узловиях. А пока я вел переговоры, летатели зотнями грузилизь в этот корабль, и я помогал им… Я и преподобный Пеннебакер, который тоже находилзя под контролем Зети. Страшно подумать, что я зам организовал поражение моей родины!
Но незадолго до отлета я получил цилиндр хронопочты, отправленный з борта «Зтеллы», когда та уже находилазь в полете. Внутри лежали дизки с запизью книги Джорджа Джонзона и пизьмо от меня замого, в котором взе объязнялозь. Я пришел в ужаз и уничтожил чазть дизков, но незколько дезятков я узпел разозлать паззажирам. Вот как получилозь, что «Зтелла» зтартовала из Хейвена, незя на борту земена зобственной гибели.
Но Зеть взе еще контролировала меня. Это она зазтавила меня выкразть взе копии, какие я только змог обнаружить. Я даже предупредил экипаж, и зтюарды помогали мне. И мы почти преузпели, но помешал ты! — Лэттри ткнул меня в грудь пальцем. — Книга злишком зильно подейзтвовала на тебя; ты глубоко переживал каждый ее эпизод, и этого оказалось дозтаточно, чтобы разбаланзировать зтабилизирующее поле корабля. Тогда-то и началась болтанка, но находившимзя на борту летателям удалозь з помощью Зети узпокоить паззажиров. Это, однако, была трудная работа. Чем больше они зозредотачивализь на корабле, тем злабее контролировали меня, и в конце концов я зумел вырватьзя!
Чтобы озущезтвить мой план, мне пришлозь организовать команду Протея. Взе экземпляры книги Джонзона, которые я зумел конфизковать, я вложил в цилиндры и вновь разозлал паззажирам. Мне хотелозь, чтобы они еще больше изпугализь шторма, пережив его в романе. Как я и раззчитывал, поднялазь паника; она оказалазь назтолько зильной, что корабль едва не перевернулзя, и капитан Признер решил узыпить паззажиров газом. Я не мог этого допузтить и з помощью моей команды поднял мятеж. Мы отключили подачу газа в жилые отзеки и пузтили его в наружный корпуз. Летатели зазнули, и шторм началзя з новой зилой.
Летатели — и ты, Поводырь, это хорошо знаешь — умеют управлять зобзтвенным общественным интеллектом, но характер группового разума твоего народа для них — тайна за земью печатями. Они не понимают, почему в толпе люди изпытывают более зильный зтрах и зтановятзя зпозобны на любую агреззию. Как и ты, Поводырь, каждый человек зтремитзя вырватьзя из толпы, и в то же время избавитьзя от ее влияния, поэтому люди, когда они вмезте, впадают в панику, в коллективное помешательзтво, превращаязь как бы в единый организм. Зеть не зпозобна этого понять. Для летателей каждый индивид — одновременно и чазть общезтва. Это их езтезтвенное зозтояние, и поэтому они не борютзя против группы зебе подобных — напротив, они борютзя за нее! И они не змогли понять, почему шторм так бызтро дозтиг зтоль разрушительной зилы. Теперь они безпомощны, а я наконец избавлюзь от унизительного рабзтва!
