о полку Игореве», я вышел на улицу. Отяжелевшее солнце уже спускалось на купы деревьев и нагретые крыши, с железной дороги донесся гудок поезда, гулко раздавшийся в вечерней тишине.
Задача, ради которой я приехал в Ростов, была выполнена, с чистой совестью можно было возвращаться в Ярославль. И я уже хотел идти в сторону вокзала, как вдруг увидел на углу улицы, в тени дерева, кудлатого высокого мужчину в зеленой рубашке. Поймав мой взгляд, он тут же отвернулся, будто что-то высматривая в конце улицы.
Это был тот самый человек, которого я заметил, когда направлялся к Анне Николаевне!
Теперь y меня уже не оставалось никаких сомнений, что за мной действительно следят. Но кому это потребовалось? Золину, решившему таким образом выйти на Пташникова?
Сначала это предположение показалось мне единственно возможным, но тут же меня взяло сомнение: а стал бы Золин прибегать к такому хлопотливому способу, чтобы найти краеведа? Не другое ли тут? Не разговор ли с Наташей, которая могла передать его Старику, стал причиной того, что за мной стали следить? Если Старик и Самойлин – одно лицо, то он, узнав от Наташи о моих подозрениях, вполне мог нанять человека и отправить его за мной в Ростов. Но зачем? Чтобы выяснить, с кем я буду встречаться, или причина серьезней? Уж не решили ли меня устранить?
Хотя это предположение выглядело совершенно неправдоподобным и я тут же отбросил его, но в какое-то мгновение почувствовал себя так неприятно, словно в меня нацелились и вот-вот раздастся выстрел.
«Что делать? – мучительно думал я, закуривая сигарету и поглядывая в сторону Кудлатого. – Если пойду на вокзал, он тут же может зайти к Анне Николаевне и под каким-нибудь благовидным предлогом выведать у нее, зачем я приезжал, а потом узнать, кто скрывается в моих очерках под именем Краеведа, о чем Анне Николаевне было прекрасно известно.
Как поступить в этой ситуации? Вернуться и предупредить Анну Николаевну, чтобы она молчала, если Кудлатый явится к ней? Но кто его знает, к чему он прибегнет для выяснения того, что ему было поручено? Нет, надо обязательно увести его от этого дома, иначе не будет мне покоя».
И я решительно повернул от вокзала в противоположную сторону, к Спасо-Яковлевскому монастырю. Пройдя метров сто, обернулся. Кудлатый следовал за мной как привязанный. Это подняло мое настроение – уловка удалась. Кроме того, рассудил я, полученные от Анны Николаевны сведения необходимо было здесь же, в Ростове, привести в порядок, иначе просто запутаюсь в них. И, стараясь не думать о «хвосте», я прибавил шаг.
Спасо-Яковлевский монастырь, как до этого сообщила мне Анна Николаевна, образовался в результате слияния стоявших рядом Княгинина монастыря, основанного Марьей Черниговской, и Яковлевского, заложенного в конце четырнадцатого века при ростовском епископе Иакове. Казалось, монастырь специально так близко прижался к самому берегу озера Неро, чтобы отразиться в его спокойной зеркальной глади своими стенами и башнями. Сохранившиеся на территории монастыря соборы возвели позднее – при деятельном митрополите-строителе Ионе Сысоевиче и углубленном в церковную книжность митрополите-писателе Дмитрии Ростовском. Везло Ростову Великому на высших священнослужителей – как правило, это были люди незаурядные, с талантливой «особинкой».
С московской дороги к монастырю спускалась кривая широкая улица. Через открытые ворота в монастырской стене я прошел к Зачатьевскому храму, возле которого, по словам Анны Николаевны, был похоронен Дмитрий Ростовский. Представились пышные похороны митрополита, на которые пожаловала даже царица, вспомнил о положенных в гроб черновиках. И только сейчас, в этом тихом монастыре на окраине Ростова, мне подумалось, что у странного предсмертного наказа Дмитрия, возможно, было очень простое объяснение: его творчество выходило за жесткие рамки церковных догм, не всеми своими мыслями он мог поделиться с современниками, потому и взял самые сокровенные записи с собой в могилу. Вспомнился спектакль Московского камерного театра «Ростовское действо», поставленный по «Комедии на Рождество» Дмитрия Ростовского. Он был автором текста и музыки, в свое время комедия вызвала огромное количество подражаний, была проникнута верой в мир, добро и справедливость. Имела большой успех и современная постановка; заложенные в комедии идеи не устарели, творчество Дмитрия Ростовского продолжало служить людям. По сути дела, здесь, в Ростове, Дмитрий начал работу, которую в Ярославле продолжил Федор Волков и завершил созданием первого русского театра.
Рядом с Зачатьевским храмом возвышался Дмитриевский собор. Сюда просвещенный граф Шереметев – муж знаменитой Параши Жемчуговой – намеревался перенести обретенные мощи Дмитрия Ростовского, но этому неожиданно воспротивились монахи.
Я сделал несколько шагов и оказался у церкви Спаса на Песках бывшего Княгинина монастыря, основанного первой русской женщиной-летописцем Марьей Черниговской. Велика русская земля, но в Ростове замечательным деятелям ее истории было тесно. Где-то здесь, в темной келье, одетая в черные монашеские одеяния, создавала летописные рассказы-некрологи по убитым татарами русским князьям княгиня Марья. Возможно, здесь перелистывала она страницы «Слова о полку Игореве», сочувственно скорбела над плачем Ярославны и скупо улыбалась, читая о возвращении князя Игоря из плена, переживая радость его молодой жены. Сама княгиня Марья не дождалась этого счастья, так хоть чужой радостью согреть на время, на мгновение озябшую одинокую душу.
Я свернул к берегу, сел на большой серый камень у самой воды. Светлая гладь озера представлялась волшебным зеркалом, в котором можно было разглядеть далекое прошлое Ростова. Пристально всматриваясь в него, я словно пытался увидеть князя-книжника Константина.
Любил князь этот город на берегу озера Неро: когда умирающий Всеволод предложил ему, старшему сыну, сесть на великое княжение во Владимире, отказался Константин от такой высокой чести, предпочел остаться в Ростове. После смерти Всеволода начался раздор между его сыновьями, приведший их к Липицкой битве. Выступили против Константина его брат Юрий, которому достался стольный град Владимир, и Ярослав, княживший в Переславле. Если верить летописцу, сам Константин в битве не участвовал, воинская доблесть его союзника – новгородского князя Мстислава Удалого – помогла ему выиграть эту битву. А сам Константин, по словам летописца, остановил своего коня и горько плакал, как «поидоша сынове на отца, а отцы на дети, брат на брата, рабы на господину, а господин на рабы». Подобно автору «Слова о полку Игореве» он мог догадываться, к чему приведет русских людей княжеская междоусобица.
Не хотел Константин садиться на великое княжение во Владимире, а пришлось, чтобы прекратить раздор между братьями, чтобы не лилась русская кровь под ударами русских мечей. Юрий и Ярослав повинились, великодушный Константин простил их. Целым обозом драгоценностей и книг откупился хитрый Ярослав – знал, чем угодить брату-книжнику.
Примерно в то
