Все движения резко прекратились, и одно из размытых лиц стало намного ближе к нему, превращаясь в то, что он наконец смог различить. Кэллоуэй.
Джона знал, что никому в Ривербенде не разрешат навредить ему, но инстинктивная реакция на эту женщину у Джона всегда была невольной. Он начал суетиться, и напрасность этого заставила его понять, что он связан, скорее всего привязан ремнями к каталке, что объясняло движение потолка.
Лицо Кэллоуэй наклонилось ближе к нему, и Джона наконец смог различить её черты. Она пыталась одобряюще улыбнуться, её тонкие губы растянулись, открывая неестественно белые зубы, как у легендарного Чеширского кота. Её белые волосы были зачёсаны в крепкий хвост, что растягивало и искажало черты её лица, и казалось, будто её бледная кожа натянута на скелет.
Джона содрогнулся. Он снова попытался спросить, что происходит, но его язык торчал во рту как разбухшая колбаса и словно приклеился к нёбу. Джона ничего не мог сделать, кроме как лежать и слушать.
— А, вот и ты, — сказала доктор Кэллоуэй. — Боюсь, ты потерял сознание, а когда пришёл в себя, стал истеричным и грубо отбивался. Нам пришлось тебя успокоить, ради твоей же безопасности, как и указано в твоём распоряжении. Наверное, ты всё ещё чувствуешь эффект седативных лекарств.
Боже. Он должен был изменить своё распоряжение, исключая всех докторов, кроме Драри. Он не думал, что Кэллоуэй нарушит полномочия — в конце концов, ей нужно было сохранять лицензию — но это не значило, что её волнуют интересы Джона. Он перевёл взгляд на её лицо и расширил глаза, пытаясь передать своё здравие, хоть и не мог говорить.
— Меня беспокоит твоя реакция на письмо от отца...
Джона тревожно вдохнул.
— Да, мы нашли письмо, когда ты рухнул. Боюсь, когнитивная терапия просто не оказывает на тебя желаемого эффекта, особенно, раз ты отказался дополнить её лекарствами. Я знаю, что насильное успокоение лекарствами — это последнее, чего ты хочешь, но в свете этого открытия насчёт твоего отца, что-то нужно предпринять, пока никто не пострадал. С твоего разрешения, я хотела бы попробовать новый курс лечения — электросудорожную терапию.
Джона думал над этим, пока Кэллоуэй с ожиданием наблюдала. Джона раздумывал над ЭСТ в субъективном смысле — скорее в перспективе «когда-нибудь», а не «сделать это прямо сейчас» — но если это сможет прояснить его голову без лекарств, то стоило попробовать. В словах стервы был смысл; что-то нужно было сделать. Он кивнул ей и прохрипел тихое «да».
Джона понял, что каталка остановилась. Но он по-прежнему видел плитку на потолке и прямоугольные светильники. Давление на его пояснице исчезло, и окружающий мир снова пошатнулся. Его переместили на другую поверхность, всё ещё в лежачем положении.
— Хорошо, доктор Арнольд, принесите метогекситал, пожалуйста.
Джона нахмурился, насколько мог, потому что не узнавал имя доктора. Он думал, что знает всех психиатров Ривербенда. Тёплое, покалывающее ощущение охватило его руку и распространилось по плечу и остальному телу. Его веки стали тяжёлыми. Наблюдая, как на его лицо опускается пластмассовая маска, Джона подумал одну последнюю краткую мысль — он забыл, что эта процедура делается под анестезией.
Реальность исчезла, и Джона снова улетел. Его веки потяжелели. Он не хотел этого. Сон был его чистилищем; это был острый край пытки. Лица таились в тенях его сознания — Ангус, мать, безглазые девушки, даже сам Джона из детства. Его внутреннее зрение содрогалось и гремело, и лица медленно разбивались, кусочки перемещались и складывались в плохую имитацию Пикассо. Затем, он стал видеть только темноту.
***
Когда очнулся, Джона снова был в своей комнате. Голые стены успокаивали его гудящий мозг. Он чувствовал себя странно и легко, но не отстранённо, как обычно. Просто легко. Он моргнул сухими глазами, с собравшейся в уголках корочкой, пока не сосредоточился на фигуре, сидящей в углу комнаты. Доктор Драри.
Джона наклонил голову, отчего всё закружилось слишком сильно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Значит... ЭСТ, а?
Драри резко сел, будто дремал или задумался, и наклонился вперёд, опираясь локтями на колени.
— Да. Мне жаль, что я не был там рядом с тобой, но я полностью согласен с решением, которые приняли вы с доктором Кэллоуэй. Мы должны были прервать твои галлюцинации и маниакальные мысли.
— А я, ну, забуду, кто я и всё такое?
— Сомневаюсь. Эффективность электросудорожной терапии была доказана примерно в семидесяти пяти процентах случаев сильной депрессии и других расстройств настроения. Побочные эффекты в целом незначительные — головные боли, лёгкая туманность, временами замешательство или проблемы с осознанием новой информации. Есть лёгкий риск ретроградной амнезии, о которой ты говоришь, но ты не находишься в зоне высокого риска для этого. С этим мы разберёмся, если до этого дойдёт.
— Ты думаешь, это поможет?
— Ну... как ты себя чувствуешь?
Задумавшись, Джона проверил себя. Первым делом он заметил, что находится полностью в себе. Он не был обычным наблюдателем; он был привязан к своему телу. Это не было огромной переменой, но хоть что-то изменилось после лечения. Обычные призраки не показывали своих лиц, а приходили и уходили сквозь его жизнь как рабочие-мигранты.
— У меня болит голова, — всё, чем он поначалу поделился с доктором Драри.
— Это нормально, — сказал он. — Я выпишу тебе что-нибудь обезболивающее. Это совершенно нормально, если ты не заметишь никаких мгновенных перемен. Требуется несколько повторных процедур, чтобы начали проявляться улучшения. Первая процедура разрушает цикл твоего психоза, перезапускает мозг, выражаясь простым языком.
Джона кивнул, заинтригованный.
— Ты считаешь, что мне следует сделать это снова.
— Я считаю, что это может пойти на пользу кому-то в твоём состоянии, да. Учитывая, что ты рассказал мне о своём отце и о том, что произошло с тобой в детстве, я мог построить гипотезы о твоих сопутствующих диагнозах.
— И?
— Я уверен, что в результате серьёзной детской травмы у тебя развилось острое стрессовое расстройство, которое, в простой терминологии, является крайне агрессивной формой ПТСР. Цикличные психические припадки, которые с тобой происходят, когда ты дважды в ход сдаёшься в Ривербенд, являются результатом кратковременного психотического расстройства, вызванного острым стрессом.
Хмм. Джона думал, что наверняка сошёл с ума безвозвратно, но эти вещи звучали не так плохо. Казалось, будто они... поддаются лечению.
— Есть много результативных расстройств, которые определяют как симптомы, вроде твоей тревоги, агорафобии и ОКР (прим. обсессивно-компульсивнoе расстройство). Уверен, это решится само собой, когда мы разберёмся с основной проблемой. Ты не псих, ты не шизофреник, ты просто сильно травмирован и слишком долго жил без лечения.
— Ты уверен, что ЭСТ может помочь?
— Да, уверен. Ты будешь проходить через это пару раз в неделю, и мы будем производить переоценку каждые три недели или около того, чтобы увидеть твой прогресс. На самом деле, в паре с лёгкими лекарствами, ты можешь делать это амбулаторно, — доктор Драри многозначительно посмотрел на Джона. Этот взгляд говорил громко. Он кричал: «Трус».
— Док, ты же знаешь, как я отношусь к лекарствам.
— Знаю, и так как это подсознательная реакция на воспоминания о том, как отец накачал тебя наркотиком, это становится симптомом. Думаю, мы можем над этим поработать.
Джона замолчал. Так как ответа не предвиделось, доктор Драри заговорил снова.
— Хочешь знать, что я думаю?
— Наверное, нет, но я готов поспорить, что ты всё равно скажешь.
Драри улыбнулся.
— Оу, чёрт, ты был внимателен, — однако, этот момент не продлился. Его лицо быстро стало серьёзным. — Думаю, ты цепляешься за свои иллюзии. Ты кутаешься в них, как в безопасное одеяло. Может, подсознательно ты не хочешь стараться слишком сильно, чтобы от них избавиться, потому что тогда тебе придётся иметь дело с миром.
