Арсеньева выпрямилась, и глаза ее сверкнули гордостью. Она хотела что-то сказать, но осеклась, глотая слезы.
Неожиданно на пороге появилась Елена Петровна. К платью ее прилипли паутина и пыль, а руки были вытянуты, как у лакея, несущего поднос. В руках ее красовался небольшой старинный, обросший пылью сундучок, и Елена Петровна с радостью восклицала:
— Нашла! Нашла!
Она, оказывается, поднялась на чердак и там разыскала это хранилище фамильных документов и альбом с рисунками прадеда.
Все оживились и стали подробно рассматривать альбом. Сошлись на том, что художнику особенно удавались рисунки лошадей.
Тем временем солнце стало уже клониться к закату, старинные часы тикали и били, но время в кабинете Юрия Петровича остановилось.
Елена Петровна на месте долго не сидела, а все время то входила в комнату, то выходила, потом пригласила к столу. И вдруг все вспомнили, что с утра еще никто как следует не поел. Когда собирались завтракать, бабушка разложила на столе свое рукоделье, и ее не смели тревожить, потом ходили к бабушке Анне Васильевне, а затем разгорелся спор о портретах, о музыке и рисунках прадеда, — словом, до вечера так и не ели.
Арсеньева против воли была вовлечена в круговорот новых впечатлений. Размягченная добродушием хозяев, за обедом, когда подали жаркое из прекрасных жирных дупелей, она спросила:
— Мяса-то вам хватает?
Сестры ей объяснили, что Юрий Петрович балует домашних: прекрасный охотник, он приносит постоянно домой не только дичь и зайцев, но и медвежатину, а медвежьи окорока вкусней свиных. Вообще с приездом брата дома стало весело и хорошо. По вечерам читают вслух, ездят в гости, у них бывают соседи…
После обеда Арсеньева пожелала выпить чаю.
Смущенная Елена Петровна стеснительно спросила:
— Но, может быть, вам не понравится наш чай? Мы настаиваем листья земляники и пьем их с медом. Чаю и сахару не держим — очень дорого.
Миша тотчас же беспокойно зашептал Арсеньевой:
— Бабушка, подари им чаю и сахару, ты много ящиков купила!
Арсеньева благосклонно кивнула головой и велела Дарье, которая стояла за ее креслом, принести сахару и чаю из дорожного мешка.
Миша сердито заметил:
— Почему мало? На телеге сколько везем!
Арсеньева холодно ответила:
— Что ж, ночью воз распаковывать?
Мальчик тогда решил, что завтра дадут. Он успокоился и с интересом слушал рассказ Елены Петровны, откуда у них мед. Оказывается, Наталья Петровна научилась обращаться с ульями, как самый настоящий пчеляк, и запасала на зиму столько меда, что его хватало на целый год. Неверно говорят, что к женщинам пчелы не идут, — нет, у нее всегда роятся, и, пожалуй, ни у кого в округе столько пеньков не было.
Ульи стояли в фруктовом саду и возле липовой аллеи. Наталья Петровна надевала особые перчатки, окутывала себе голову туго накрахмаленной кисеей и сама вынимала соты. Воск она варила, добавляя овечье сало и еще какие-то примеси, и заливала формы — так она изготовляла свечи, а фитили вязала сама, выбирая для шнурков легко воспламеняющийся сорт ниток.
Арсеньева очень одобрила ее хозяйствование. Свечи, которые стояли на столе, тотчас же были осмотрены, и смущенная, но довольная похвалами Наталья Петровна вдруг воскликнула: «Чуть не забыла!» — вынула из буфета спрятанную про запас пачку цветных тонких елочных свечей и подарила их Мише; она, оказывается, приготовила ему к святкам этот подарок. Миша растрогался и крепко расцеловал свою молодую тетушку.
Александра Петровна тоже много помогала в хозяйстве, обшивая и себя и всех сестер, а в свободное время любила возиться в саду, наблюдая и ухаживая за яблонями и за кустами ягод. Ночью она успела сшить холщовую рубашку для Мишеньки с вышитым пояском, и Миша очень благодарил тетушку за ласку.
Елена Петровна была заметней сестер как по наружности, так и по характеру; очень общительная и жизнерадостная, она умела находить время и для занятий хозяйством и для чтения. Она любила людей и умела с ними поговорить и поладить. Во время болезни матери она заняла место хозяйки в доме, и все признавали ее старшей.
Она скромно сказала Арсеньевой:
— Конечно, вам кажется бедным наше житье, но в губернии много таких мелкопоместных, как мы… У нас есть друзья. Мы живем хорошо…
Но она вспомнила, что у ее брата с тещей весьма сложные и тяжелые взаимоотношения, и замолкла; потом снова, противореча себе, стала жаловаться, повторяя, что ей очень трудно вести хозяйство, потому что мало людей.
Арсеньева сурово перебила ее:
— Подкупить еще надо было! За эти годы как можно было наладить хозяйство, ежели бы заниматься делами имения!
Она кинула уничтожающий взгляд на Юрия Петровича, и тут сестры заговорили наперебой, оправдывая брата:
— Долги-то он платил? Долгов-то сколько!
Миша нахмурился и напомнил, что ему пора спать. Оставшись с бабушкой наедине, он расспрашивал ее:
— Почему тетя Наташа сама мед из ульев достает и сама свечи делает? Почему тетя Саша сама платье шьет, а не отдает в девичью?
Арсеньева, пренебрежительно улыбаясь, сказала, что тут и девичьей-то никакой нет, слуг в доме мало, а в комнатах повар, лакей и горничная — она же судомойка, а еще одна называется ключницей, но неизвестно, что делает, потому что запасов мало. А могли бы жить порядочно, ежели бы не финти-минти — водочка да закусочка, картишки, грех…
— А что такое грех?
— Ну, как бы сказать?.. Грех — это ежели человек неправду говорит или живет не по закону…
— А что такое закон?
Арсеньева, изнемогая от обилия вопросов, пообещала:
— Всего не объяснишь за один вечер. Завтра с утра расскажу. Спи, родной мой, господь с тобой!
Когда Миша заснул, Арсеньева под предлогом усталости и болезней решила не выходить к ужину и тоже улеглась в постель. Дарья помогала ей раздеваться. Арсеньева ее расспрашивала, что говорят люди. Дарья, многозначительно оглянувшись, зашептала, что Юрий Петрович часто ездит в Москву. Сестер он не обижает, живут все душа в душу — весельчаки! Поют, танцуют, играют в карты с соседями, когда выигрывают — в доме море разливанное, как нет ничего — сами ездят в гости к соседям, а Наталья Петровна чаще всех дом сторожит, за всем наблюдает, за больной матушкой ухаживает. Она работает допоздна, на ней все держится, потому голодные не сидят. Елена Петровна — вывеска дому, а Наталья Петровна — работница! Конечно, правду сказать, хозяйство идет кое-как. Александра Петровна любит домашнюю птицу, разводит цыплят, а гусей и уток летом выгоняют на прудок, там они плавают сами по себе и кормятся на лугу чем попало, так что тощие.
Арсеньева наслаждалась и издевалась:
— Птица божью травку ест, а зверь на охоте ловится — это немало!
На следующий день бабушка с внуком ходили по имению. Оно было запущено донельзя. Пустые поля поросли многолетней травой. Озимых было засеяно мало. В большом фруктовом саду яблони и груши дичали — их почти не подрезывали, не окапывали. Зато стояло множество ульев на виду. Огороды еще не все были вскопаны. Словом, вид поместья казался диким и заброшенным, и земля жаловалась на своих хозяев.
Зато, когда повели гостей в конюшню, Арсеньева поняла, на что идут денежки. Несколько породистых лошадей стояли, отлично ухоженные, в стойлах, отделанных лучше, чем помещичий дом. Два красавца коня — Голубчик и Васька — для верховой езды оказались бесподобными. Конюхи жили при них, смотрели за лошадьми и за псарней.
В большой избе суетилось великое множество собак. Все они лаяли, бегали, принюхивались. Увидев их, Миша пришел в восторг, но Арсеньева расстроилась, мысленно подсчитывая, сколько стоят эти никчемные собаки.
Юрий Петрович выступил на середину избы, подозвал и погладил свою любимую красавицу. Тут все псы метнулись к хозяину, подпрыгивая, облизывая его и виляя хвостами.
Отец и сын наслаждались этим зрелищем, но Арсеньева, презрительно выпятив губу и отряхивая юбку, схватила Мишу за руку и вывела его из избы. Их догнал Юрий Петрович и, показав Мише двух великолепных щенят — бронзовых сеттеров, просил у Арсеньевой разрешения подарить их сыну.
Взглянув на маленьких красавцев с мягкими длинными ушами, на которых волнистыми струйками отливала рыжеватая шелковая шерсть, Арсеньева оценила подарок и благосклонно его приняла. Щенята были вручены Андрею Соколову со строгим наказом их беречь и холить. И тут же Арсеньева, подмигнув Дарье, язвительно ей шепнула, что небось папенька не дарит сынку тысячную лошадку!.. Миша услыхал это замечание, вспыхнул, но промолчал.
Глава VII
Гувернер Жаке. Кузены. Как живут суслики?
Прощались долго и надрывно. Миша наказывал своей больной бабушке лечиться как следует и выздоравливать поскорей. Теток он обнимал, благодарил и в слезах просил отца приехать поскорее в Тарханы, чтобы опять побыть вместе.
