— Ты... — Я прикусываю его губу и соблазнительно вращаю бедрами. — Кончай... со мной... Малкольм, кончай со мной... — Беспомощный стон покидает меня, когда он толкается в меня.
Он скользит ладонями по моим рукам, а затем неожиданно переворачивает меня, поднимает на четвереньки и снова входит в меня.
— Так, — хрипит он, зажав мои волосы и погружаясь глубже, простонав мое имя в ухо.
Мой оргазм, который до этого отступал, кажется, начинается снова. Сент упивается мной; его толчки глубокие, быстрые, мощные и просто потрясающие. Его рот ощущается повсюду. Мокрый. Горячий. Неконтролируемый.
Его хватка становиться крепче. Его тело отчаянно нуждается во мне... нет, он отчаянно нуждается во мне.
Малкольм стонет и напрягается, тогда я снова кончаю, извиваясь под ним и чувствуя, как он прижимает меня ближе. Его руки стискивают меня, а губы жадно тянутся к моему уху.
Через несколько минут мы оба расслабляемся: я прижимаюсь к боку Малкольма, и его грудная клетка начинает дрожать.
Я слегка хмурюсь. Он что... хихикает?
Я в замешательстве поднимаю голову.
— Ты тоже маленький дьяволенок. — Его голос хриплый. Он прижимает меня немного ближе. Проводит большим пальцем по моей губе, а затем улыбается мне, как будто ему это нравится.
***
Следующий день мы снова проводим на «Игрушке». Мы едим, загораем, выпиваем немного вина и плещемся в воде. Теперь я могу законно похвастаться девочкам, что умею завязывать вишневый стебелек без рук.
ГЛАВА 24
Вишневый блюз
Я просыпаюсь в своей постели в воскресенье поздней ночью или, скорее, слишком рано в понедельник.
Сбитая с толку, выхожу в гостиную и нахожу ее пустой. Направляюсь в комнату Джины.
— Напомни мне не пить на яхте, — прошу Джину, хватаясь за голову и опираясь на дверной косяк. — Где Сент?
Джина стонет, затем слегка шевелится.
— Ты отрубилась, и он принес тебя сюда.
— Почему он не остался?
— Он немного побыл в твоей комнате, а потом ушел. Казалось, что скорее он проснется мертвый, чем ты.
— Когда он ушел?
— Час назад.
— Прости, что разбудила тебя. Полагаю, я еще в состоянии алкогольного опьянения. — Я прислоняюсь спиной к ее двери и вздыхаю. — Джина, мы так здорово провели время. Мы разговаривали... мы плавали... мы ели вишню... у нас был ужин. Я выпила всего два бокала вина. Два! Но не могу вспомнить остальное.
— Это все гребанный ветер и качка. Меня тоже от них вырубает.
Я стону и глубоко, глубоко сожалею о напитках, которые выпила.
— Закрой дверь, — бормочет она, когда я выхожу.
Вернувшись в комнату, я включаю лампу, беру телефон и набираю:
«Спасибо, что довез меня до дома».
Но не отправляю сообщение, решив ему позвонить и выяснить, спит ли он. Когда я слышу его голос, по телу разливается томление от чего-то еще — более сильного, чем алкоголь.
— Спасибо, что привез меня домой. Мне очень понравилось проводить с тобой время, — шепчу я.
— Мне тоже.
Я бросаю взгляд на часы: уже третий час ночи, мой голос звучит хриплым от выпивки и сна.
— Мне бы хотелось, чтобы ты остался на ночь.
— Когда это произойдет, боюсь, не хватит слов, чтобы описать все то, что я с тобой сделаю.
Тишина.
— Я так сильно хочу тебя, Грех... — Тишина. — Ты можешь делать со мной все, что захочешь, если пообещаешь повторять это снова и снова.
— Такое обещание я мог бы сдержать, — хрипло шепчет он.
— Я знаю, что ты не любишь давать обещаний и твое слово неоспоримо. Если бы ты остался, я бы позволила тебе поглотить себя. Однако, что-то пришлось бы оставить, сам понимаешь. Чтобы завтра, когда я протрезвею, ты мог рассказать мне, что со мной творил.
— Значит, я получил бы все, кроме твоих ушей? — Он явно поднес трубку очень близко и явно удивлен.
— Да! — счастливо говорю я.
— Я мог бы пожирать каждую частичку тебя своим ртом?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Каждую?! О боже, да.
— Не уверен, что смогу устоять перед твоими ушами, — он трагично вздыхает.
— Ладно, — охаю я. — Мои уши тоже твои.
— Уверена? Теперь я буду владеть всеми твоими чувствами.
— Уверена.
— Рейчел, я хочу, чтобы ты была открыта для меня.
— Договорились, Сент.
Я открыта!
— Договорились? — повторяет он, все еще забавляясь.
— Хм. Я в игре, Сент. Базы готовы.
— Проведешь со мной уик-энд после поездки к матери?
— С удовольствием. Все мои пять чувств. И буду готова к твоим дерзким планам.
— Я спрячу вино, — поддразнивает он.
— Малкольм! — Я смеюсь, а потом встревоженно: — Я что-то наплела?
— Ничего такого, чего бы ты не говорила раньше.
— Малкольм! Что я сказала, дурачок?
Он хихикает.
— Ничего, что я был бы не прочь услышать еще раз, Рейчел.
Когда мы вешаем трубки, я таращусь в потолок. О боже, неужели я призналась ему в любви? По пьяни? Почему я не могу сказать это как адекватный, храбрый человек, трезво глядя в глаза?
Я пытаюсь вспомнить и не могу. Просто не могу вспомнить, говорила ли я это.
Но если так... он хочет услышать это снова?
Я ведь могла нести и непристойности, что было бы ооочень непохоже на меня, и что-то такое, что Сент, вероятно, тоже хотел бы услышать.
Я вздыхаю, взбиваю подушку и выключаю лампу. Тут меня преследует и возбуждает глупая мысль о вишневом стебле и узлах.
ГЛАВА 25
Сент у меня дома
Сегодня вечером Сент встречается с моей мамой. Не могу сказать, кто больше взволнован: она или я.
Перед приходом к маме я заглядываю в аптеку за лекарствами для нее и в магазин, где покупаю свежих органических продуктов. Потом все аккуратно расставляю в аптечке и холодильнике. Пришло время помочь ей с приготовлениями к ужину. Я позаботилась о чистоте в доме, на стол поставила наши самые красивые тарелки, а в центр — красивую белую розу.
Мама в фартуке и с прочими прибамбасами деловито гремит на кухне.
Волнение витает в нашем доме.
С самого раннего подросткового возраста мама понимала, что я сосредоточена исключительно на своей карьере. Я никогда не мечтала о мальчиках, поэтому она так же не готова к тому, что я приведу домой мужчину, как и я, хотя я уверена — она надеялась, что однажды я найду «того самого».
Что ж.
Я нашла.
Черт, я нашла! И моя мать хочет встретиться с ним! А самое невероятное, что он тоже хочет познакомиться с моей мамой.
Удовлетворенно выдохнув, я бросаю последний взгляд на наш дом. Он выглядит безупречно чистым и уютным. Хотя, немного смущаясь, я понимаю, что дом моей матери — это своего рода моя святыня достижений: газетные статьи в рамочке, которые я писала для своей школьной газеты, первая колонка для «Эдж», благодарности от некоторых читателей.
— Я читала о нем только сегодня утром, — сообщает мама, выходя с кухни, чтобы убедиться в том, что дом готов к приему гостей. — Он кажется очень влиятельным. Очень красивым.
— Так и есть. А еще он умный. Целеустремленный.
Я похлопываю ее по руке и целую в щеку, а мама спрашивает:
— Он действительно придет?
— Нет, мам. Я просто удовольствия ради решила заставить нас прибираться.
Она улыбается одной из своих нежных материнских улыбок, и на этот раз уже она похлопывает меня по руке.
— Я рада, что он приедет, Рейчел, — заверяет она.
Мой желудок сжимается от этого, но я киваю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Я одновременно счастлива и вся на нервах из-за его прихода.
— Помнишь, ты обещала не засыпать его вопросами, мама?
— Разумеется! — возмущается она, направляясь обратно на кухню.
Боже. Пожалуйста, пусть они понравятся друг другу.
