— Спасайся, Бонита, — пошутил я. — У нее нож.
Лошадь не двинулась с места, а я бросился бежать и взлетел по последнему пролету на верхнюю площадку, где неподвижно висел колокол. Донья Анна устремилась следом. Когда она догнала меня, я поднял руки вверх, как бы сдаваясь, и мы оба покатились со смеху. Однако после того как взору девушки открылся вид с вершины башни, она забыла нашу игру. Она медленно шла вдоль площадки, висящей прямо в небесах, словно приближалась к открытым воротам в само царствие небесное. Здесь, высоко над городом, и в самом деле казалось, как будто мы находимся гораздо ближе к Богу, чем к людям. Я глубоко вздохнул, посмотрел на необыкновенную красоту, окружавшую нас, и постарался унять сильно бьющееся сердце. Облокотившись о мраморные перила, мы любовались шпилями собора, причудливыми стенами Алкасара, башней Торре дель Оро, и рекой, в которой отражался узкий серп луны. По другую сторону была видна городская ратуша и за ней церковь Спасителя. Отсюда было можно даже разглядеть, как дворники задувают масляные фонари в женевском, немецком и французском кварталах, где живут ремесленники со всей Европы. Я протянул руку в направлении Кармоны и указал донье Анне на крышу ее гасиенды. Выражение восторга на ее лице сменилось печалью. Она посмотрела на нож, который все еще продолжала Сжимать в руке, коснулась большим пальцем его острого лезвия и, вспоминая события на ранчо, дотронулась им до своей шеи.
— Тогда вы проявили необыкновенную храбрость, — сказал я.
— Зачем вы приехали на мою гасиенду в ту ночь?
— Чтобы обольстить вас… Ну, и, возможно, поблагодарить вас за то, что вы спасли мою жизнь.
— В результате вы отплатили мне тем же.
— Мне было любопытно еще раз взглянуть на женщину, которая не испугалась человека в маске, свалившегося прямо в ее карету.
— А чего же вы добиваетесь сейчас?
— Сам не знаю…
Я поднял руки, чтобы коснуться ее лица, но потом остановился. Нежное тепло ее тела я ощущал даже на расстоянии.
— Вы абсолютно правы, задавая мне этот вопрос. Дело в том, что мне и самому не ведомы те мотивы, которые мною движут.
— Я никогда не выйду замуж за человека, который меня не любит. Что же касается маркиза, его пустое сердце вообще не способно любить.
— Тем не менее вас он любит. Тогда, в церкви, я пытался предупредить вас, потому что убедился собственными глазами, на что способен этот человек, чтобы завоевать вас. Именно он подослал бандитов на вашу гасиенду — чтобы напугать вас и тем самым вынудить покинуть свое уединение.
В ее глазах засветилось удивление.
— Все гораздо хуже, чем я думала. В глазах маркиза я такая же собственность, как наши земельные угодья, которые он заставил отца продать.
— Беда в том, что именно этому человеку я обязан своей жизнью… и вообще всем, что у меня есть.
Я придвинулся к ней, изнемогая от желания хотя бы один раз припасть к ее губам, и в этот момент почувствовал возле своего горла лезвие ножа.
— Я не похожа на других знатных дам, которых вам удавалось обольстить с легкостью. Мое разбитое сердце дорого вам обойдется.
— У вас такие же понятия о чести, как у вашего отца.
Я сжал ладонью лезвие ножа и снова наклонился, чтобы поцеловать ее. Она невольно отпрянула, и я почувствовал, как мою руку пронзила острая боль.
— Ах, Матерь Божья! — воскликнула она, увидев, как кровь струится из глубокого пореза на моей руке. — Надо скорее остановить кровотечение.
Без малейших колебаний она подняла подол своего платья и ножом отсекла полоску ткани от нижней юбки.
— Мне так жаль!
— Я сам виноват. Вы предупреждали меня, а я не послушался, — сказал я, наблюдая, как она бинтует мою руку.
— Я не хотела поранить вас. Это произошло случайно, — проговорила она.
— Я знаю. У меня бывали гораздо более глубокие рапы, нанесенные гораздо менее привлекательным противником.
Она вернула мне нож, и я спрятал его обратно в сапог.
— Вы так ловко справились с дверным замком… Вы еще и грабитель? Во всяком случае, вы очень похожи на грабителя.
Улыбаясь, она коснулась моей маски. Я совсем забыл, что она все еще у меня на лице.
Я отвернулся и отошел к другому краю площадки, размышляя над тем, надо ли рассказывать ей всю правду.
— Мне очень жаль… — сказала она, приблизившись ко мне.
— Нет… ничего. Просто до сих пор я никогда и ни одной женщине не рассказывал правды о себе.
Я припомнил, как донья Анна сказала о том, что не желает жить во лжи. Видит Бог, я тоже этого не желал.
— Я и в самом деле был грабителем, — наконец признался я.
— Что могло заставить благородного идальго пасть столь низко? — удивленно воскликнула она.
— В ту пору я не был благородным идальго. Своим титулом, как и многим другим в жизни, я обязан маркизу.
— Стало быть, вы не принадлежите к знатному роду?
Я ощутил покалывание в затылке, и у меня вспотели ладони.
— Возможно, вы предпочтете верить в легенду, как это делают многие другие женщины.
— Истина всегда привлекает меня больше, чем любая, самая красивая легенда. Пожалуйста, скажите мне правду. Клянусь, она умрет вместе со мною.
— Вы и в самом деле хотите знать обо мне всю постыдную правду? — переспросил я, пытаясь предупредить ее и объяснить свою собственную неуверенность.
— Каждую постыдную подробность, — подтвердила она, улыбаясь и приподнимая брови от любопытства.
Я и сам чувствовал непреодолимое желание рассказать этой женщине все.
— Я признаюсь вам в том, в чем не признавался никому… даже маркизу… даже самому себе.
Она засмеялась своим удивительным смехом, который, поднимаясь ввысь, заставил звезды дрожать и мерцать в небе.
Когда я закончил свой печальный рассказ о детстве в монастыре, о сестре Терезе и о воровском братстве, она спросила:
— Вам удалось узнать, кем были ваши родители?
От внимания доньи Анны не могло ускользнуть, что я пропустил важную часть своей истории. И снова мне пришлось поведать ей то, чего не знала ни единая живая душа.
— В последний раз я отправился известить падре Мигеля, чтобы попрощаться с ним и сообщить о своем решении покинуть монастырь. После долгих колебаний он осмелился нарушить тайну исповеди и раскрыть мне тайну моего рождения. Преклонив колени и не сводя глаз с деревянной решетки исповедальни, я впитывал каждое слово тайной повести, которую он хранил так долго. Пятнадцатью годами раньше на том же самом месте молодая женщина, рыдая, призналась ему в том, что родила мальчика вне брака. Ей было не под силу вырастить и воспитать ребенка, и потому она подкинула младенца в монастырский амбар, надеясь, что монахини сделают это вместо нее, а Пресвятая Дева защитит его. Я спросил падре Мигеля, была ли знакома ему та женщина, и он ответил утвердительно.
— Кто же она? — с интересом спросила донья Анна.
— Она… Она проститутка по имени Серена.
— Она была еще жива? — Задавая свои вопросы, донья Анна волновалась ничуть не меньше, чем я во время той исповеди.
— Этого он точно не знал, но сказал, что, по слухам, она живет в Севилье. Я спросил его, не открыла ли мать имя моего отца, и он снова ответил утвердительно.
Давным-давно страстная проповедь падре Мигеля, в которой упоминалась история падшей Марии Магдалены, убедила Серену оставить свое ремесло. Сжимая в руках святой крест, она даже сообщила о своем желании уйти в монастырь. Однако осуществить это похвальное намерение ей помешало предложение руки и сердца, полученное от благородного господина по имени… дон Диего Тенорио.
— Дон Диего Тенорио? — переспросила донья Анна, услыхав одну из благороднейших фамилий в Севилье.
— Да. Однажды ночью он предложил ей стать его женой. Разумеется, он так на ней и не женился и бросил ее с ребенком на руках.
— Вы познакомились со своим отцом?
— Он не пожелал меня видеть и запретил пускать на порог. Однажды я улучил момент и бросился прямо под колеса его серебряной кареты, когда она выезжала из ворот особняка. Кучер вынужден был остановить лошадей, а стражник вытащил мушкет, но я отказался сдвинуться с места, пока не поговорю со своим отцом.
— Сообщите господину, что я его сын от Серены, проститутки из Кармоны! — крикнул я.
Однако он даже не соизволил приоткрыть дверцу кареты, чтобы поговорить со мной.
— Передайте ему, кто бы он ни был, что у сына проститутки много отцов.
Он язвительно рассмеялся, и его смех подхватили лакеи и стражники. Я вынужден был отступить в сторону, и карета проехала мимо, окатив меня грязью. Его дом был первым, который я ограбил, сделавшись вором.
Донья Анна грустно улыбнулась и попросила меня продолжать рассказ.
— Вам удалось найти свою мать?
— На этот раз я не торопился сообщать людям правду о своем рождении. Не каждому приятно вспоминать свое несчастливое прошлое. Я искал проститутку по имени Серена. Имя, к счастью, было редким, и, в конце концов, я нашел ее. Она оказалась женою того самого владельца таверны в Аренале, который на самом деле возглавлял воровскую банду.
