нет, это рука дядюшки, это я понял ещё у статуи Николы.
– И пейзаж с луной тоже выполнен им… Я видела эту картину, только маслом… Но мельком… Он нарисовал ее аспирантом…
– Ту картина нельзя было вешать в доме, она людей, как выяснилось, превращает в лунатиков… Ну, я звоню Сергею и приглашаю… Если он, конечно, на месте…
И Серж оказался вовремяна месте, и с радостью принял неожиданное приглашение – увидеть рукотворное чудо, да и получить в подарок обещанные книги автора с дарственной подписью. Он быстро приехал с букетом цветов для мамы и с шампанским «Новый свет. Брют». И чаепитие удалось на славу.
– Такого торта «Наполеона» нигде и никогда не пробовал, хоть всю Европу объехал, – сказал Сергей, когда мама удалилась, оставив их двоих.
– Это наш фамильный торт, секрет мамы и бабушки Анастасии Николаевны… А теперь смотри ещё одно рукотворное чудо. Это дядюшкины портреты нашего прапрадеда, которого он срисовал из книжки стихов, а также Власьева и Пильняка. Писателя он рисовал по фото из книги земляка. А Власьева он рисовал еще подростком. Но перерисовал старый портрет краеведа, после возвращения с войны, будучи аспирантом в политехе.
– Фантастика… Твой дядька был классный рисовальщик.
– А теперь вглядись в дядюшкин рисунок карандашом под названием «Лунный амбар». Я поставлю чайник для продолжения чаепития с коньяком. А ты сосредоточься и расскажи о своих впечатлениях от созерцания. Здесь в карандаше отражено что-то глубинное, потаенное, многомерное… На меня сильно подействовало, когда я у статуи Николы рисунок рассматривал…
– В лунатика не превратился?..
– Это будет видно ночью, если луна полная проявится… Но волнение было налицо из-за вдохновения мига… До дрожи… Будоражит… Бодрит…
– Недаром ты на такой дорогой коньяк раскошелился…
– В точку, Серж, после моего вдохновения и этого двадцатилетнего «Наири» ты уже долго крепкий брандахлыст пить не будешь… Вглядись, сосредоточься, может быть, с помощью рисунка карандашом дяди раскроешь новые потаенные потенциальные возможности фотохудожника…
Александр нарочно подольше задержался на кухне, колдуя над чаем, прочими фруктовыми закусками под коньяк с маминым «Наполеоном». Когда он вернулся с фарфоровым сервизным чайником, полным заваренного душистого чая, Сергей взметнул умоляюще руки навстречу:
– Дай, старик, «луну» на время, или дари, как хочешь, век не забуду…
– Легко. Забирай. Смотри, лечись и вдохновляйся, я толчок получил…
– А если бы Волкова не опубликовала материалы из архива Власьева, если редакция не обратилась к родичам и горожанам насчет твоего прапрадеда-поэта?..
– С этого дня обращения все авторы будут ссылаться на историка-краеведа Власьева… Филимонов вряд ли выйдет на первый план… Дядюшку, столько сделавшего столько для года, как-то не славят за открытие филиала политеха в Можае, подзабывают… И мой порыв-прорыв забудут…
– Ты огорчен?
– Представь, не очень… Забудут на время, но всё же не навсегда, потому что удивительно явлено чудо от святого Николы, к тому же уникального Николы Можайского – с языческими природными корнями – без всякой личной корысти проводника глобальных божьих и локальных Николиных идей, потому что Бог высоко, а Никола близко… Пильняка Никола Можайский абсолютно не интересовал, ни в детстве можайской, ни в юности коломенской, ни в зрелости знаменитости переделкинской… Но ты же первым фишку срубил, когда зачитал мне уникальный отрывок, когда троцкист Аким видел, как музеевед Власьев подносил рюмки с водкой Голому Деревянному Человек… По повести «Красное дерево» подносил рюмки деревянному Христу, а ты сфантазировал, что подносил святому Николе с языческими корнями… Так что не скромничай, Серж, получи комплименты, от человека написавшего о этом природном феномене святыни христианской одну монографию и пишущего университетский учебник для старшеклассников, – ставь на скромность душевную и ее же порыв-прорыв…
– Почему? Потому что скромность украшает человека? Но для скромной души все равно требуется порыв и прорыв – и все это через близкого Богу и души человеческой?
– Потому что Никола с нами был, есть и будет всегда, когда мы порываемся и прорываемся вот такими порывными и прорывными, как сейчас – вот почему, Серега… Главное, прорваться идеей, изобретением, открытием. А признание современников – вторичное дело и даже третичное, если порыв и порыв осуществлялся корысти ради, для денег, славы, коврижек почетных званий.
– Ты намекаешь на мой титул «заслуженного деятеля»?
– Нет, брось, наоборот твой пример – другим наука. Он помог мне освободиться от лишних вериг, чтобы быть еще свободней, вольней духом, более независимым, чем ранее – для новых трудов души и прорывов. Я же вижу, как ты светишься от понимания «лунного шедевра» дяди, контакта с новым измерением чуда и радости души, с портретами подвижников, поставленных дядюшкой-аспирантом, когда он сам чуял кураж духа, веру в свои потаенные творческие для порыва и прорыва. И ты прорвись в своем деле, и еще: не забывай, что ты мне обещал достать копии допроса Пильняка с его признанием в шпионаже в пользу Японии и Германии. Детали важны и всегда воображение будируют, ибо дьявол всегда в деталях… Меня, в частности, интересует, зачем он Агранова, да и Пастернака оговорил…
– Понято и принято, старик, «бусделано», как любил говорить один сатирик, поклонник Пастернака и Пильняка… Бутыль «Наири» даришь?..
20. Покушение на убийство и убийство Сергея
После того чаепития у мамы с «Нири» и «Наполеоном» Александр больше не виделся с Сергеем, зато они много разговаривали по телефону по вечерам и даже ночам. Почему-то на него сильное впечатление произвело то, что дядюшкиной рукой были поставлены в ряд портреты земляков деда-поэта Филимонова, краеведа-музееведа Власьева и писателя Пильняка. Сергей удивлялся:
– Как Пильняк прекрасно вывел музееведа Власьева в сцене с Голым Человеком, подсмотренным троцкистом в «Красном дереве», но при всем желании не увидел я прообраза Власьева, будущего якобы «польского шпиона» в романе «Соляной амбар» автором, якобы «японским шпионом». У них разница в годах рождения семь лет, а год расстрела один 1938-й. Перелистал снова роман, не увидел можаича Власьева в романе, обрати внимание, всё время глядя на фирменную бутылку Арарат-Наири с частью недопитого коньяка, что ты мне презентовал…
– Так и не допил?
– В глаза закапываю и нюхаю, смотрю на луну карандашную и портреты и думаю о перекличке Наири с Лунным Амбаром и портретами троицы земляков… Старина ассирийских царей четырнадцатого века до нашей эры в названии «Наири», то есть «стран быстрых рек», Армении, Урарту, расположенных у истоков Тигра и Евфрата… Ведь ты на что-то намекнул – на прорастание старины в настоящее и будущее – не так ли?..
– Не без этого, Серж. Всё это взаимосвязано и в помощь тебе в твоем деле мастера
